Илья Жердяев - Присутствие № 6/15 или Корпорация сновидений Страница 13

Мои слушатели, включая и детей, еще некоторое время хранили полную тишину. Затем Гуля не выдержала и зааплодировала. Ещё через мгновение на её губах застыл немой укор, наверняка, в адрес своего спутника жизни. Догадавшись об этих движениях в душе малознакомой мне женщины, я уже начал жалеть о такой своей, вызывающе-нескромной в проявлении личных качеств, инициативе.

Татьяна, наоборот, с гордостью смотрела на наших новых знакомых, будучи в совершенной уверенности, что им нечем будет ответить на моё откровение. Приготовленный только что Яковом куриный шашлык, а хозяйкой салат из маринованного репчатого лука на нашем столе, были лишь тихим шепотом с их стороны в нашу…

– Мы восемь лет, как переехали сюда…, – рассказывает, изменяя тему.

Нашего незамысловатого разговора Гуля. – Мы раньше жили в Нижне-Баканской… Недалеко от Новороссийска, может слышали?

– А как же! – восклицаю я. – Там же адъютант его превосходительства поезд с танками под откос в Гражданскую пускал!

– …Когда родители Яшины стали болеть мы и решили перебираться…

Так тяжело в начале было, ни кола ни двора… Одно время, даже денег на молоко для грудной Зерки не было!

Девочка в порыве нежности прижалась к своей маме.

– …Она у нас счастливая! – в ответ обнимает мать свою дочь. – Сразу после рождения она беспрерывно плакала до шести месяцев… Кому мы ее только не показывали! Сколько врачей и профессоров было – столько и мнений… Пока однажды о нашей беде одна знахарка не услышала. Мы ей все рассказали и она сказала нам, чтобы мы привезли к ней Зеру. Представляете, а у нее были врожденные вывихи обеих ножек! Так бабушка за пять минут все вставила! Зера впервые за долгие месяцы сразу успокоилась и уснула!

– Шесть месяцев… Вам повезло, если бы еще немного – осталась бы инвалидом, – поделилась своими мыслями Татьяна.

– Да, мы знаем еще одну семью, где вовремя не установили правильно диагноз… Мучаются, бедные с ребеночком… Яша как узнал, что дочка родилась, то так обиделся…

– Да, очень! Даже в роддом ехать не хотел! А потом свыкся и сказал, что будет рожать до первого мальчика! – откровенничал Яков.

…Жареную на углях курицу запивали прошлогодним сухим вином. Оно было совершенно не крепким, поэтому частили. Наши дети были рядом и как могли помогали нам расправиться с горой приготовленного мяса и измельченных овощей. Даже наш Антон, глядя на аппетит хозяйских ребят, уминал какой-то там по счету кусок! Но, как говориться, всему приходит конец. Кончилось и вино за этим столом. Было уже поздно и мы решили расходиться. Вставая из-за стола, я сообщил захмелевшему Якову о том, что мы завтра уезжаем на целый день на прогулку в Ялту и еще дальше. Это сообщение привело Якова в небольшое замешательство, по выражению его глаз я понял, что он не верит моим словам и считает, что нам у него не понравилось и мы решили найти себе место получше.

– Я же говорил уже, – заплетающимся языком ответил отец двоих детей, – что лучше места вы нигде не найдете…

Когда мы втроем, распрощавшись и пожелав спокойной ночи в первом часу ночи поднимались по лестнице к себе на второй этаж, мой слух уловил брошенное Яковом, наверное, самому себе под нос: «…И безопаснее… Я же говорил уже об этом…».

Я четко расслышал эти слова, но к кому именно они были обращены, я так и не захотел тогда разобраться…

Наш подъем после первой ночи на новом месте был стремительным! Правильно будет сказать, что мы с Татьяной так сильно ждали этого утра не только потому, что мы очень стремились на приятную во всех отношениях автопрогулку. Обостренная радость рассвета была умножена еще и тем, с чем нам предстояло, наконец, расстаться. Это была духота в комнате, которую даже не смогли до самого утра уменьшить ни на один градус открытые и постоянно хлопающие на ветру окна. Эта одуряющая жара при полном отсутствии свежего воздуха была, впрочем, только на втором месте. А на первом… Ну, ладно! Поведаю… Мы так и не смогли найти тот способ, каким можно было испытать радость супружеской близости. Наша комната к этому совершенно не располагала! Я извиняюсь перед своей женой за свою откровенность, но в единственном в нашем жилище и таком узком проходе между кроватями я не помещался даже в позе «я, стоя – сзади». Вот так… О том, чтобы для этого взобраться нам двоим для этого сверху на кровать – не могло быть и речи! В таком положении мы, освещенные фонарем во дворе, сразу становились видны всему, открывающемуся из нашего окна поселку Морскому. Двигать кровати в столь поздний час тоже было проблематичным, ведь под нами отдыхали немцы. Во избежание международного скандала мы сразу отбросили эту идею, как нереальную. Ну, а для того, чтобы улечься вдвоем на одной из самодельных Яшиных очень узких кроватей, у нас с Татьяной еще не было свидетельств об окончании циркового училища. К тому же, высокая температура окружающего воздуха влекла за собой повышенное потоотделение. Особенно, при соприкосновении наших тел… Как я тогда вспоминал бодрствующего еще Якова за его беспримерную экономность и простоту! В те минуты под еле сдерживаемый Татьяной смех, я поклялся спросить у этого хозяина, как у нормального мужчины, что он думает по этому поводу.

Но и эта, не самая запоминающаяся в моей жизни, ночь подошла к своему завершению. Предчувствие того, что совсем скоро мы прикоснемся к тому, что в прошлом году было с таким сожалением по необходимости оставлено, будоражило разум и бросало в легкую дрожь нетерпения поскорее отправиться в путь. Ровно в шесть утра Татьяна уже пригласила меня с Антоном за стол: «Овсянка, сэр!». Как и предыдущие дни нашего отпуска на завтрак меня с сыном ждали полные тарелки мюслей с тропическими плодами. Самой тяжелой была самая первая тарелка почти неделю тому назад. Ее я и помнил как самую противную и непонятную. Чуть попозже, с каждой новой порцией чувство неприятия отступило, а вместо него появилось вначале безразличие, а еще позже уже некоторое желание питаться этой, без сомнения, здоровой пищей.

Вначале под очередную сказку «О мертвецах» (и это в шесть утра!) свою порцию съел Антон. Изучив содержимое своей тарелки, я предложил ее вначале Татьяне. Жена вежливо отказалась, сославшись на то, что она худеет и даже такое низкокалорийное блюдо ей будет во вред. Я вздохнул и отправил первую ложку в рот, в левую его половину. То, что еще вчера утром мне казалось верхом наслаждения, превратилось в следующее мгновение в ужас! При первом же стискивании челюсти, предварительно расплющенные и распаренные кипятком овсяные хлопья взорвались дикой болью! От неожиданности и боли оголенных нервов я с силой захлопнул глаза. На звук моего сдавленного стона из комнаты выглянула Татьяна. Мне удалось скрыть от неё этот приступ боли. Не в силах разжать парализованную болевым выстрелом челюсть, я медленно проглотил содержимое первой ложки. И прислушался: резко появившаяся боль медленно отступала. Еще через мгновение на ее месте осталось лишь слабое ноющее напоминание. «У меня же двадцать лет не болели зубы! А в этом месте вообще никогда! Вот это новость!».

– Танечка, мы уже готовы! – отрапортовал я жене, отодвигая только начатую тарелку и вытирая крупные капли выступившего от боли пота со лба.

– Сейчас я только шорты доглажу! – весело отозвалась из комнаты жена.

Когда она увидела оставшуюся наполненной тарелку, ее удивлению не было конца.

– Что-то не хочется сегодня… Вкусно! Честное слово, вкусно! Особенно изюм, бананы и папайя! – перечислял я вслух все известные на эту минуту ингредиенты этого дорого и с таким редким по красоте названием блюда.

– Ну, погоди у меня! Через час есть будешь просить, а я ничего не куплю! – пригрозила немного обиженная моя любимая повариха.

Я, с приложенным к только что болевшему месту языком, промолчал.

Татьяна все убрала со стола, накрыла вымытые тарелки чистеньким кухонным полотенцем и мы по ее команде, наконец, тронулись. Спускаясь последним, я почему-то оглянулся назад, запомнив как расположены наши кухонные вещи на столе. Их, кастрюлек, чашек, коробочек и еще чего-то, было совсем немного. Пользуясь тем, что мы были одни на этаже, Татьяна все наше поставила в центре стола, точно посередине, аккуратным островком на его бескрайней поверхности.

Яков открывал ворота, выпуская наш автомобиль, с выражением обиды на лице. Понимая, что мы ничего предосудительного не делаем, его кислую мину я списал на вероятную вчерашнюю передозировку сухим вином. Татьяна согласилась с моим предположением, заметив, что «весу в нем килограммов пятьдесят, все таки, будет».