Илья Жердяев - Присутствие № 6/15 или Корпорация сновидений Страница 14

Но и эта, не самая запоминающаяся в моей жизни, ночь подошла к своему завершению. Предчувствие того, что совсем скоро мы прикоснемся к тому, что в прошлом году было с таким сожалением по необходимости оставлено, будоражило разум и бросало в легкую дрожь нетерпения поскорее отправиться в путь. Ровно в шесть утра Татьяна уже пригласила меня с Антоном за стол: «Овсянка, сэр!». Как и предыдущие дни нашего отпуска на завтрак меня с сыном ждали полные тарелки мюслей с тропическими плодами. Самой тяжелой была самая первая тарелка почти неделю тому назад. Ее я и помнил как самую противную и непонятную. Чуть попозже, с каждой новой порцией чувство неприятия отступило, а вместо него появилось вначале безразличие, а еще позже уже некоторое желание питаться этой, без сомнения, здоровой пищей.

Вначале под очередную сказку «О мертвецах» (и это в шесть утра!) свою порцию съел Антон. Изучив содержимое своей тарелки, я предложил ее вначале Татьяне. Жена вежливо отказалась, сославшись на то, что она худеет и даже такое низкокалорийное блюдо ей будет во вред. Я вздохнул и отправил первую ложку в рот, в левую его половину. То, что еще вчера утром мне казалось верхом наслаждения, превратилось в следующее мгновение в ужас! При первом же стискивании челюсти, предварительно расплющенные и распаренные кипятком овсяные хлопья взорвались дикой болью! От неожиданности и боли оголенных нервов я с силой захлопнул глаза. На звук моего сдавленного стона из комнаты выглянула Татьяна. Мне удалось скрыть от неё этот приступ боли. Не в силах разжать парализованную болевым выстрелом челюсть, я медленно проглотил содержимое первой ложки. И прислушался: резко появившаяся боль медленно отступала. Еще через мгновение на ее месте осталось лишь слабое ноющее напоминание. «У меня же двадцать лет не болели зубы! А в этом месте вообще никогда! Вот это новость!».

– Танечка, мы уже готовы! – отрапортовал я жене, отодвигая только начатую тарелку и вытирая крупные капли выступившего от боли пота со лба.

– Сейчас я только шорты доглажу! – весело отозвалась из комнаты жена.

Когда она увидела оставшуюся наполненной тарелку, ее удивлению не было конца.

– Что-то не хочется сегодня… Вкусно! Честное слово, вкусно! Особенно изюм, бананы и папайя! – перечислял я вслух все известные на эту минуту ингредиенты этого дорого и с таким редким по красоте названием блюда.

– Ну, погоди у меня! Через час есть будешь просить, а я ничего не куплю! – пригрозила немного обиженная моя любимая повариха.

Я, с приложенным к только что болевшему месту языком, промолчал.

Татьяна все убрала со стола, накрыла вымытые тарелки чистеньким кухонным полотенцем и мы по ее команде, наконец, тронулись. Спускаясь последним, я почему-то оглянулся назад, запомнив как расположены наши кухонные вещи на столе. Их, кастрюлек, чашек, коробочек и еще чего-то, было совсем немного. Пользуясь тем, что мы были одни на этаже, Татьяна все наше поставила в центре стола, точно посередине, аккуратным островком на его бескрайней поверхности.

Яков открывал ворота, выпуская наш автомобиль, с выражением обиды на лице. Понимая, что мы ничего предосудительного не делаем, его кислую мину я списал на вероятную вчерашнюю передозировку сухим вином. Татьяна согласилась с моим предположением, заметив, что «весу в нем килограммов пятьдесят, все таки, будет».

Выезжаем из Морского медленно. На удивление, я хорошо запомнил дорогу и ни разу не поддался на советы моего штурмана «повернуть именно тут», что ранее не единожды отбрасывало нас в путешествиях по времени назад и в поисках правильного направления.

Когда проезжаем мимо дикого пляжа, на котором мы так долго задержались ночью несколько дней тому назад, протягиваю руку и нежно щипаю жену выше колена. Она отвечает затуманенным лаской взглядом. Мы молчим, наслаждаясь тем, что мы сейчас имеем. Говорить ни о чем совершенно не хочется. Даже Антон сидит, не издавая ни звука, и все время рассматривает что-то за окном. В этом месте нашего неблизкого пути вслух замечаю об полном отсутствии в ландшафте, окружающем, ставший на короткое время нашим, поселок, деревьев и, даже, кустарников на склонах гор. В подтверждении моих выводов, Татьяна показывает, что и в атласе автомобильных дорог в этом месте отсутствуют условные значки наличия зеленых насаждений. Это обстоятельство некоторой ущербности места нашего отдыха огорчает и делает наше стремление побыстрее добраться до настоящих райских кущей, еще более неодолимым.

Легко, в дневном свете узнаю место, где так, с напылением некоторой таинственности, от которой за несколько прошедших дней не осталось и следа, увидел ночью лису. Что-то хочу сказать по этому поводу и случайно цепляю зубом то место на челюсти, которое испортило болью сегодняшнее утро. От сильной боли вначале ярко искрит всеми цветами радуги, а затем темнеет в глазах. Чтобы удержать автомобиль на узкой и извилистой ленте шоссе резко жму на тормоза. Слышу, как Антон с визгом срывается со своего места и втыкается всем своим телом в спинку моего сидения. Ничего не понимающая в причинах такой резкой остановки Татьяна начинает меня ругать. Жестами и, не разжимая рта, даю ей понять, что у меня разболелся зуб. Одновременно от боли бьюсь лбом о рулевое колесо. Шум моих ужимок значительный, отчего Татьяна начинает меня жалеть и удерживать, поглаживая по спине и голове. Она ведь не знает, что «баранка» только с виду такая твердая. Постепенно боль утихает. Но не до конца, как утром. В голове остается острая, раздирающая боль. Тяжело вздыхаю и продолжаю движение.

Без сожаления проскакиваем на максимально возможной скорости, расталкивая в буквальном смысле наглых пешеходов автомобилем, Рыбачье. Вот за несколькими поворотами вверх от поселка и красно-белый столб маяка.

– Мы сюда в девяносто пятом ходили на прогулки, – вспоминаю я приятные моей памяти события шестилетней давности.

– А куда вы еще ходили гулять? – интересуется Татьяна.

– Еще? Еще мы ходили на местное кладбище… И знаешь, что удивительно?

Казалось, здесь в курортной зоне, куда приезжает бесчисленное количество людей поправить свое здоровье, местное население должно быть совершенно здоровым и, по крайней мере, жить значительное количество лет. Каково же наше было удивление, когда, вчитываясь в надписи на надгробных памятниках, без труда было установлено, что люди здесь живут очень и очень недолго. В среднем, если я верно запомнил наши подсчеты, сорок девять – пятьдесят три года. Представляешь! Как ты думаешь, почему?

– Жизнь у них всех здесь, несмотря на кажущееся благополучие, суровая… И труд, наверняка, каторжный. Сколько Гуля говорила нам, она в смену под палящим солнцем должна кустов винограда подвязать? Четыреста? А ты сможешь? Еще и при таком питании! А солнечная радиация!? Вот, они и мрут, как мухи преждевременно… А мы считаем, что здесь курорт! Смотря для кого…

– Может, ты Таня и права… Мы тогда тоже так определились с причинами непродолжительной жизни, так сказать, аборигенов…

Дорога за маяком еще привлекала наше внимание только до Алушты. Вырвавшись на Ялтинскую трассу, где каждый поворот и перекресток знаком до отношений на «ты», врубаем на всю громкость магнитолу. Голос сына Хулио Иглесиаса до спазм в груди и до самых слез напоминает нам прошлогодние здесь поездки! Так было нам здорово тогда! Ничуть не менее, чем сейчас! Только в этом году нам не предстоит так тщательно избороздить ялтинские окрестности. Что-то мне подсказывает это…

Медведь-гора, Никита с ботаническим садом, Массандра, в которой столько перепито, сама Ялта, поворот на Ай-Петри, Ливадия, по нижней дороге к Ореанде, Гаспра с нашим прошлогодним «Кичкине»…

Снижаю скорость и все свое внимание устремляю в это место. Мое стремление уловить хоть что ни будь из нашего прошлогоднего счастья безуспешно. Пансионат встречает нас полным безлюдьем. Даже на скамье, где постоянно сидел охранник, сегодня никого нет. Развалины ремонтируемого здания и через год остались развалинами. Также сквозь свечи кипарисов видна крыша княжьего дворца-столовой. Прошедший год не принес в эту точку на карте никаких изменений. То же самое и с позапрошлогодним нашим пристанищем в этом месте – пансионатом «Парус». Его покоробленная временем и ржавчиной вывеска на крыше начинает, честное слово, уже раздражать! От всего увиденного возникает мысль о том, как же мы этих неприятных моментов не замечали ранее. А что в этом странного? Мы тогда были, просто, опьянены своим счастьем! И все вокруг нам казалось самым прекрасным на свете…

Ласточкино гнездо в этот раз для нас только через окна проносящегося мимо автомобиля и, наконец, вот она Алупка! Какими словами возможно выразить те чувства, которые меня охватывают, видя всю эту красоту спустя ровно год! Правильно! Нет таких слов! И не появиться таковым никогда! Невозможно словами описать ту щемящую любовь и нежность, гордость и себялюбие, уверенность в своих силах, клокочущее стремление притронуться ко всему этому руками, телом и душой, просто запомнить и взять навсегда с собой при виде этих гор, сосен, неба и, скрывающегося за бесчисленными поворотами, притягивающего более, чем огромный магнит влечет к себе самый маленький гвоздик, Моря.