На грани фантастики - Пётр Гаврилин Страница 14

— Ну, Вовка вырывать начал. Мы начали толкаться, потом подрались. А очки-то упали. Я и наступил. И раздавил.

Отец с ужасом смотрел на свои очки, без которых уже не сможет жить нормальной жизнью, а главное кормить семью. Мальчики начали всхлипывать.

— Я так понимаю, мы сейчас пойдём в «Оптику» и закажем новые очки? — сдавленно произнёс он. — А?

— Ч-чего? — женщина не поняла, сходит ли муж с ума или в критической ситуации ему вздумалось шутить.

— Где мы возьмем новые чёртовы очки? — зарычал мужчина и в гневе вскочил, хватая ближайшую палку.

Дети, испугавшись физического наказания, которого они до этого не знали, бросились врассыпную. Он же сделал три резких прыжка, остановился, отбросил палку в сторону и затрясся то ли в мелких рыданиях, то ли в бессильном гневе.

Подошла жена и положила руку на плечо:

— Не отчаивайся. Я и дети станем твоими глазами. Ну и через оставшуюся линзу ты по-прежнему сможешь поглядывать за нами. Вспомни, этот экземпляр был почти вечным. До Дня очки у тебя дольше двух лет не служили.

Он резко обернулся и посмотрел на неё полным отчаяния взглядом:

— А как мы будем жить, когда у нас от того мира не останется ни-че-го? Ведь этот день рано или поздно настанет…

БИОФИЗИК

I

Следователь — капитан Антон Степанов — уставился в иллюминатор самолёта. Он безразлично смотрел на подрагивающее крыло, бескрайнюю ослепительно белую вату облаков под ним, пронзительную лазурь неба, какая бывает только на высоте… Смотрел, но ничего этого не видел, ибо в голове крутилась только одна мысль: «Почему?» Этот вопрос монотонно пульсировал где-то в мозгу, не особо требуя ответа на него, так как всё сознание было подавлено тупой болью.

Между тем, если б Антон мог бы взять себя в руки, он вполне бы рассудительно обрисовал себе причины того, почему позавчера вечером его жена объявила, что подаёт на развод, собрала свои вещи и перебралась в комнату взрослой дочери. В их маленьком городе переезжать ей было некуда.

Капитан и сам не раз задумывался о том, что за тринадцать лет брака между ними исчез всяческий интерес друг к другу. Их уже не увлекали взаимные новые идеи или хобби, в постели всё было предсказуемо и скучно, а разговоры свелись к обсуждению бытовых проблем, лаконичному и по делу. Вызванное данным положением перманентное недовольство друг другом периодически перерастало в незначительные ссоры. Даже ссориться было тоже как-то скучно, а делить по сути уже нечего. У каждого своя жизнь.

Очевидно, что такой семейный корабль не может похвастать крепостью, а значит, имеет все шансы погибнуть даже от небольшого шторма. И самой частой причиной такой непогоды является измена. Или даже просто маленькая интрижка на стороне.

Но всё же даже изъеденные временем чувства при разрыве причиняют боль и ощущение чёрной пустоты, похожее на то, которое возникает при прощании на похоронах…

С этой болью следователь Антон Степанов и летел в командировку в одну из колоний Пермского края, чтобы пролить свет на дело о совершении серийных убийств в НИИ биоакустических технологий имени академика Добровского.

Убиты било уже семь сотрудниц института, но маньяк не оставил ни единой улики. Вся мужская половина коллектива попала на карандаш следствию, неистовавшему в ощущении собственной беспомощности. Женскую же половину после работы стали встречать отцы, мужья или братья.

Весь город судачил о нечеловеческой жестокости и фантастической неуловимости преступника. Мистического ужаса добавляло то, что двадцать с лишним лет назад этот НИИ потрясли убийства с практически идентичным почерком; тогда злодей был пойман, приговорен к высшей мере, но, как говорила людская молва, до расстрела не дожил, так как был безжалостно убит зэками в камере.

На самом деле люди ошибались. Приговорённому к смерти маньяку повезло дожить до моратория на смертную казнь, и теперь он отбывал пожизненное заключение в одиночной камере.

К нему-то на встречу и летел Степанов.

II

В небольшой комнатке с маленьким зарешёченным окном под самым потолком стояли стол и два стула, прикреплённые к полу. На одном стуле сидел следователь Степанов и с интересом смотрел на старика, устроившегося напротив него.

Зэк был щуплого телосложения — тюремная роба висела на нём как на вешалке. Руки, лежавшие на столе, с годами будто высохли и покрылись бороздами жилок и вен. Старик был небрит и не очень опрятен. Как узнал Степанов из его дела, ему уже шёл восьмой десяток.

Капитан смотрел на руки заключённого и думал о том, как они брали нож и наносили увечья молодым женщинам, не оставляя им ни малейшего шанса на жизнь. А может быть, и не наносили…

Если убийца, которого он ищет сейчас, и тот маньяк двадцатилетней давности — одно и то же лицо (а такую версию высказал начальник Степанова майор Головин), то этот пойманный в окровавленной одежде с орудием преступления в руках старик зачем-то оговорил себя, покрыв настоящего убийцу. Впрочем, основной версией следствия пока оставалось появление маньяка-подражателя.

Молчание несколько затянулось, когда, наконец определившись со стратегией предстоящего разговора, Степанов заявил:

— Я знаю, что вы не убийца.

Старик вздрогнул и исподлобья посмотрел на него и, встретив прямой, уверенный в своей правоте взгляд, сказал глухим голосом:

— Кто вам об этом сказал?

— Обыкновенный здравый смысл. Вы сидите в тюрьме, а убийства возобновились. Видимо тот, чьи грехи вы взяли на себя, нарушил условия договора между вами и принялся за старое.

Старик задал несколько вопросов о происходящих убийствах, попутно попытавшись узнать о судьбе некоторых своих бывших коллег по институту, которые, судя по всему, были ему близки. Про неизвестных ему «Иван Петровичей» Степанов ничего не сказал, так как понятия о них не имел, а вот про убийства дозировано дал информацию, внимательно наблюдая за реакциями старика. А тот мрачнел с каждым словом. Наконец, сказал:

— Я сейчас вам всё расскажу, но вы должны пообещать мне выполнить одну мою просьбу, которую я озвучу в конце.

— Обещаю, если это законно и в моих силах, — ответил Степанов.

— Понимаете, я биофизик, — начал заключённый. — Всю жизнь в институте Добровского проработал, больше тридцати лет. И кандидатскую, и докторскую там защитил. Я был настоящим учёным. В последние два-три десятилетия советской власти появились псевдоучёные-карьеристы, которые заботило получение званий и благ, а не наука. Они не гнушались ни подлогом результатов исследований, ни откровенным плагиатом, ни выбором тематик, которые настоящей науке неинтересны.

Так вот, чтобы вы понимали, я был самым настоящим учёным, выполнившим огромное количество экспериментов и получившим потрясающие