Константин Соловьёв - "Нантская история" Страница 14

Глядя, как отец Гидеон в его чистой черной сутане, лишенной и малейшей пылинки, спокойно уминает из железной миски разваренную рыбину, Бальдульф только шевелил губами. Кажется, лишь церковный сан едока не давал ему размашисто перекреститься.

— Превосходная треска, — сказал отец Гидеон, подбирая пальцем остатки, — И сварена умело. Знаете, однажды нам на позицию целый месяц ничего кроме сухой трески не завозили. На завтрак — сухая треска с водой, и на ужин — треска с водой, а на обед — огонь да свинец. Ох мы там ее костерили, на чем свет стоит. Так богохульничали, что сам Святой Петр, должно быть, вниз посматривал. Думал, после этого видеть ее в жизни не смогу, проклятую. А нет, аппетит ничуть не подорвал, как видите. Почувствовал запах — и сразу вспомнилось.

Для меня это прозвучало тарабарщиной, но Бальдульф даже в лице переменился, по крайней мере нездоровая бледность в его лице растворилась без остатка.

— Святой отец! — ахнул он, — Да вы, никак, из нашего брата?

Отец Гидеон подмигнул ему.

— Вторая Конфланская сотня, магнус-принцепс Его Императорского Величества, к вашим услугам. За долгую беспорочную службу награжден двумя серебряными крестами на грудь и зарядом шрапнели в живот.

— Реннская кампания? Семьдесят второй?

— Так точно, — священник шутливо козырнул, — Неужели и вы воевали в тех же краях?

— А как же! Мы стояли в обороне Жосселина!

— Тогда мы вряд ли с вами встречались там. Наша сотня прикрывала отступление на Майенн.

— Я слышал, вы дали жару недоноскам!

— Слабо сказано. Когда мы громили их под Фужером, в Бретонии матери оплакивали своих еще не родившихся сыновей! А вы где служили, позвольте осведомиться?

— Шестая Нантская! — Бальдульф треснул себя в грудь, — Нас еще называли Шестая Нантская Бронеголовая. Ох, не одному гробокопателю задал я работы в то время, уж можете мне поверить, святой отец!

— Охотно верю. И уже жалею, что мы не были знакомы прежде. Уверен, нам есть, что рассказать друг другу.

Кажется, разговор мог затянуться.

— Ваша беседа очень мила, — сказала я, — Но, быть может, вы объясните мне, чем вызван поток столь заразительного старческого гоготания?

— Охотно, — отец Гидеон ничуть не утратил благого расположения духа, — Как выяснилось, у нас с Бальдульфом много общего. Впрочем, боюсь, что эти подробности будут интересны только старикам вроде нас, вам же они ничего не скажут.

— Да уж конечно! — отозвалась я, — Вы же говорите про кампанию семьдесят второго года, известную как Собачья Бойня или Второй Реннский Поход. Ту самую, по результатам которой Бретонская марка прекратила свое и так затянувшееся существование, а Его Сиятельство господин маркграф Авгульф был столь разочарован произошедшим, что не нашел ничего лучше, чем дополнить содержимым своего черепа собственный герб на стене в парадном зале?

— Вы… Неплохо подкованы в истории, — сказал отец Гидеон, — Ламберт сказал мне, что вы весьма сведущая особа, но я все равно приятно удивлен.

— Ламберт?

— Господин капитан Юго-Восточной башни. Мне пришлось разговаривать с ним вчера и сегодня. По поводу одного дела, которое, думаю, уже вам известно.

Ламберт. Можно было догадаться.

«Можно было догадаться, что не худо бы держать свой проклятый язык за зубами! — прикрикнула я мысленно на себя, — Хотя бы в тех случаях, когда он подставляет твою тощую шею!».

И Бальдульф тоже хорош. Говорил, что клерикалы с сеньорами не снюхаются, а гляди — не прошло и дня, как господин капитан уже разболтал все, что знал.

— О, не сердитесь на него, — отец Гидеон трактовал мое молчание по-своему. И, в общем, был недалек от истины. Приятно иметь дело с человеком, который понимает тебя без слов. Но не очень приятно, если это церковник, — Он не говорил ничего предосудительного, напротив, восхищался смелостью ваших суждений и проницательностью. Более того, это все выпытал у него я, он лишь случайно упомянул ваше имя в разговоре. Кстати, по поводу имени, под каким именем вас крестили?

— Ни под каким.

— Позвольте… — его брови поплыли вверх.

— Я не крещена, святой отец.

Приятно было увидеть на его мягком и гладком, как промасленный блин, лице удивление. Пожалуй, даже граничащее с испугом.

— Вы не воцерковлены? — надо отдать ему должное, он справился со своими чувствами быстро.

— Как видите. Можете посмотреть на мое предплечье, там нет метки.

Отец Гидеон уставился на мою руку, точно впервые ее заметил. Будь у меня возможность, я бы помахала ему. Но у меня была возможность лишь наблюдать за его реакцией, и пока мне этого было довольно.

— И в самом деле… Подумать только! Извините, я никак не ожидал. Ламберт не говорил, и я даже мысли не мог допустить, что… Так как получилось, что вы не крещены?

— Сложная история.

— Я бы выслушал вас, дочь моя.

— Вы не поняли, она сложная для меня, а не для вас. По крайней мере достаточно сложная чтобы у меня не возникло желания ее пересказать. Да, я не крещена.

Отец Гидеон заволновался, поправил очки своими тонкими ловкими пальцами с аккуратно подстриженными ногтями.

— Если вы… Если вы желаете, я могу провести обряд прямо здесь. Послать за экзорцистом[7], это займет несколько минут. Таинство миропомазания — одно из важнейших в нашей жизни, и мне очень прискорбно, что оно вас не коснулось, дочь моя.

— Спасибо, я вполне довольна своим теперешним положением, — сказала я, — Между крещенным бревном и некрещеным бревном разница не очень-то существенна.

— Не говорите так! — с жаром сказал он, — Крещение — это путь во врата нашей души. Некрещеный человек не может познать Царство Божие!

— Там подобралось довольно скучное общество, насколько я могу судить. Даже вина выпить не с кем. Нет, святой отец, пожалуй я отклоню ваше любезное предложение. Кроме того, мне всегда нравился жаркий климат. А наверху, должно быть, сплошные сквозняки. У меня есть приглашение позаманчивее.

— Ваш скепсис огорчает меня, дочь моя.

— Тогда советую привыкнуть к нему.

— И вы не хотите спасти свою душу?

— Боюсь, ее уже поздно спасать, святой отец. Видите ли, она у меня тоже парализована, как и тело.

— Никогда не поздно спасти душу, даже на пороге смерти!

— Но я не собираюсь умирать, как минимум на этой неделе. Наверно, я повременю до последнего момента.

— Слушайте… — если он сперва и растерялся, то быстро взял себя в руки. Вновь сделался спокоен, благожелателен и мягок, — Если вам безразлично Царствие Небесное, подумайте хотя бы о себе. Если вы не крещены, ни один священник не может вам помочь в чем бы то ни было. Вы не можете исповедаться…