Скабинея - Надежда Храмушина Страница 15

На квартирных дверях не было ни одного номера. Мы логически рассудили, что если три квартиры на площадке, значит средняя и является второй. И мы не ошиблись. Постучав пару раз, Сакатов толкнул дверь и она приветливо распахнулась. Из глубины квартиры раздался кашель, а потом вопрос:

— Семён, ты?

Коридор в квартире был узкий, тёмный и тесный. Стены были выкрашены в тёмно-зелёный цвет, а половину пространства занимала вешалка с навешанной, в несколько слоёв, верхней одеждой хозяина квартиры. Пахло гречневой кашей. Сакатов сделал пару шагов и заглянул в комнату:

— Фёдор Павлович Рябов? Очень приятно. Наконец-то мы до вас добрались. Извините, что так долго, но сами понимаете, государственные дела. Сакатов Алексей Александрович, старший научный сотрудник Всероссийского научно-исследовательского института охраны окружающей среды.

Я прошептала:

— Карьера пошла стремительно вверх! Поздравляю.

Он повернулся ко мне, схватил за руку, и потянул за собой в комнату.

— А это моя помощница, стажёр Ольга Ивановна.

Фёдор Павлович был невысокий и плотный старичок, приятной наружности, с седой шевелюрой, которая украсила бы любого мужчину любого возраста. На носу у него были надеты очки с толстыми стёклами. Он стоял в майке и спортивных штанах, с оттянутыми далеко от его ног коленками. Он потянулся к спинке стула и начал натягивать футболку.

— Вы из больницы? Или насчёт пенсии?

— Да нет, мы из природоохранной организации. Мы хотели бы узнать у вас о последних ваших рабочих днях перед закрытием шахты. Не было ли каких заболеваний у работников шахты тогда, не обваливалась ли она? — Сакатов без приглашения уселся на один из стульев возле круглого стола. — Ольга Ивановна, садитесь, я думаю, разговор будет длинным.

Я села, Фёдор Павлович тоже сел, а после уставился на Сакатова. Некоторое время мы сидели молча, потом Сакатов снова повторил свою просьбу. Фёдор Павлович задумался.

— Так нас рассчитали и всё. — Выдал он.

— А почему? Из-за чего закрыли шахту?

— Не знаю. Закрыли и всё. Кто нам что скажет!

— А вы кем работали?

— Горномонтажником. Или крепи́льщиком, по-простому. Монтировал и крепил горные выработки.

— А что вы там добывали?

— Аметисты. Это место ещё в восемнадцатом веке было открыто. Да трудное оно. Запасы по самым крупным жилам на глубине пятидесяти метров, где-то всего триста пятьдесят килограмм. Не интересное оно раньше было. В других местах столько может весить одна только друза, а тут говорили, что столько во всей жиле. А потом стало вдруг интересно, управление шахты построили, оборудование завезли, два дома для шахтёрских семей поставили. Вот так мы тут оказались.

— А сами аметисты чистые?

— Да, качество высокое. И цвет необычный, редкий. Таких жил нигде больше нет. Порода там гранитно-гнейсовая, с ней аккуратно надо работать. Коридоры выдолбили хорошие, мы укрепили их, только сырые они были, но стабильные.

— Значит аметист. — Сакатов задумался, потом сказал мне — Оля, аметист не простой камень. Именно аметисты крепили к одеждам первосвященников Древней Иудеи, а потом и римский Папа одаривал кольцом с аметистом каждого, кто получал кардинальский чин. И в России высокопоставленные священнослужители украшали им свою одежду. Камень богов.

— Камень богов? Но он не является каким-то суперредким. Обычный камень.

— Обычный-то обычный. Да я вспоминаю греческую легенду. Там одну нимфу богиня Артемида превратила в белый камень, а Дионис опрокинул на неё бокал вина, после этого камень стал фиолетовый. У греков только одна легенда посвящена камню. Именно аметисту. И они считали, что аметист защищает владельца от отравления. Чистый камень. Фёдор Павлович, а что говорили ваши инженера тогда, когда закрыли шахту, что всё добыли, и порода пустая?

— Говорю тебе, ничего не говорили. Сегодня мы ещё работали, а завтра пришли утром к управлению, а нам говорят, всё, закрыли шахту, вам пособия выплатят.

— А что между собой вы думали? Наверняка версии какие-то у вас были? — Не унимался Сакатов.

— Да какие там версии! — Горько вздохнул Фёдор Павлович, видимо вспомнив те дни — Куда ехать-то? Мне тут квартиру дали, а в городе мы в общежитии жили. А у нас уже сын был. Вот и устроились оба с супругой на железную дорогу. И здесь остались. Кроме нас тут ещё Мишка с женой, два брата Коркины, да Валера остались с семьями. Остальным было куда уехать.

— Так что же вы сами думали по этому поводу?

— Ничего не думал. Коркин старший сказал, что слышал, что там вроде какие-то газы начали выходить. Да только мы не знали ни про какие газы, и газоанализаторы молчали. Врали, наверное.

— И ничего вы сами подозрительного не видели и не слышали?

— Господи, да ничего! Всё было нормально. Четыре года работали. Только один несчастный случай у нас и был за всё время.

— Ну вот, а говорите, что всё нормально! — Укоризненно посмотрел на Фёдора Павловича Сакатов — Расскажите об этом.

— Да что там говорить. Был у нас проходчик, Виктор, э-э, фамилию забыл. Так этот Виктор упал прямо в забое. И умер.

— И всё? А что с ним случилось до того, как он упал?

— Никто не понял, возрастом был ещё не старым, около тридцати, как и нам всем, ни на что не жаловался. К нему другой проходчик подбежал, когда увидел, что Виктор упал, а тот уже мёртвый лежит. И лицо всё обожжено. А там огня у нас нет. И жары тоже.

— Лицо обожжено? А он на работу не с обожженным лицом пришёл?

— Нет, конечно. Нас же врач осматривала перед каждой сменой, его бы не пустили. А тут у него лицо всё красное, и в волдырях.

— А длина штрека какая?

— Штольня, у нас была штольня, шестьсот десять метров.

— А зачем тогда у вас там стоит клеть? Если у вас коридор имеет выход на дневную поверхность?

— А это уже после нас завезли, когда шахту прикрыли. И периметр сразу огородили. Мы даже не знали, что там творится, пока много лет не прошло. Вот тогда кто-то нам и сказал, что там ещё шахтный ствол появился. Мы ещё удивились, зачем это, шахту ведь закрыли.

— А какова глубина ствола?

— Всего метров пятнадцать. Не понятно, зачем он там, до жилы не дошёл.

— Да, интересно бы туда заглянуть. Жаль только, что всё закрыто. А никто из ваших, случайно, не работал сторожем на шахте после её закрытия?

— Друг мой Семён работал. Пять лет работал.

— Прекрасно. А с ним можно поговорить?

— А чё нельзя-то, конечно можно. Сейчас я ему позвоню.

Фёдор Павлович пододвинул очки повыше, взял со стола телефон, и набрал номер.