Последняя жертва - Дарья Сергеевна Кутузова Страница 16

Подойдя ближе, Брам заметил приделанную к столбу чашу, грубо выдолбленную в куске крепкого камня и украшенную вырезанным орнаментом из кривых спиралей. Рядом со столбом стоял холщовый мешок с чем-то дурно пахнущим внутри.

Здесь не было опоздавших — все приходили в одно и то же время, молча окружая странный жертвенник и дожидаясь чего-то. Выглядело это жутко: толпа странных людей в одинаковых одеждах и с одинаковым выражением благоговения на лицах. Женщины распустили волосы, сняв ненужные платки, мужчины сверкали небритыми подбородками, дети больше не держались за юбки матерей, становясь в круг наряду со взрослыми, не считая совсем малышей, которых родители брали на руки.

Все в последний раз переглянулись и кивнули друг другу. Из круга вышел крепкий мужчина с длинными русыми волосами, почти достающими до локтей и мелкой бородкой, сверкающей в свете взошедшей луны.

— Это Дроф, — незаметно шепнул стоящий рядом с Виктором Финн. — Он начинает ритуал, так как его поля не уродились в этом году.

Виктор кивнул и вперил взгляд в мужчину, который подошел к столбу и опустился на колени, склонив голову. Кто-то из круга подал ему лопату, и Дроф, не вставая с колен, принялся копать яму у основания жертвенника. Когда она имела уже приличную глубину, он отложил лопату и потянулся к мешку, опуская в него руку и доставая что-то темное. Приглядевшись, Виктор пошатнулся — это было человеческое сердце! Дроф опустил его в яму и засыпал землей, что-то шепча себе под нос. Вокруг начали раздаваться странные звуки, и Брам сначала даже не понял, что эти звуки исходят от людей вокруг. Эти звуки напоминали протяжные стоны, которые звучали вразнобой и сливались в ужасную какофонию звуков.

Наконец Дроф встал с колен, и вокруг стало в разы тише. Все одновременно замолчали, из-за чего у Виктора зазвенело в ушах, резко оказавшихся в тишине. Он огляделся, внимательно всматриваясь в чужие лица. Они все имели крайне одухотворенный вид, в их чертах читалось абсолютное блаженство, а руки были прижаты к сердцу. Слева стоял Финн, почтенно склонивший голову и изредка облизывавший пересохшие губы.

Уже темнело, и было сложнее наблюдать за происходящим, но вдруг к жертвеннику подошла высокая плотная женщина. Ее медные волосы опускались до лопаток, глаза практически горели зеленым пламенем, а уже немолодое лицо выражало полное погружение в процесс.

— Гера, — пояснил Финн, не поднимая головы. — У нее в этом году самый богатый урожай, поэтому ей достается самая важная часть ритуала.

Гере подали длинную уже горящую спичку, которую она поднесла к чаше жертвенника. Та мгновенно вспыхнула, и пламя объяло ее полностью: видимо, чашу заранее облили чем-то горючим. Огонь разгорался все ярче, разгоняя сумерки и обдавая жаром даже самые дальние ряды людей. Пламя было ровным, и ни одно дуновение ветра не посмело его коснуться.

Женщина подошла к тому же мешку и сунула в него обе руки, поднимая на свет пламени остатки того, что там находилось. И тут до Виктора начало доходить, что все это были внутренности того самого парня, что давеча нашли в лесу. То, что сейчас доставала Гера оказалось кишками, и, не умещаясь в ее руках, они спускались до земли, вызывая у неподготовленного зрителя дрожь. Брам судорожно сглотнул и подался ближе, стараясь как можно внимательнее все рассмотреть. Как жаль, что у него сейчас не было с собой блокнота — живые эмоции передавались лучше всего в моменте. А может ну его, этого убийцу? Тут без раскрытия преступлений получится отменный материал. Да и кто вообще даст гарантию, что именно это поможет журналисту? Он даже не мог утверждать точно, что этот парень не был в действительности растерзан дикими зверями. Но задержаться определенно стоило…

Однако минутный порыв благоразумия мгновенно схлынул, стоило только Гере опустить внутренности в горящую чашу. Раздались хлопающие звуки и по полю понесся ни с чем не сравнимый противный запах. Но эта вонь вдруг начала казать приятной. Она будто проникала в мозг и задевала там особые чувствительные участки, о существовании которых Виктор даже не подозревал. И все разумные доводы испарились сами собой. Люди вокруг начали качаться на месте и подвывать, и Виктор не заметил, как начал делать то же самое. Вскоре все пространство заполнили невыносимо громкие звуки, среди которых встречались и смех, и плач, и разрывающий горло и душу крик.

Когда человеческие внутренности полностью догорели, превратившись в пепел, люди по очереди начали подходить к жертвеннику, опуская руку в раскаленную чашу и развевая пепел по ветру, при этом продолжая издавать неистовые звуки, разрывающие барабанные перепонки. Виктор остался стоять на месте, очарованный открывшимся перед ним зрелищем.

— Принимай нашу жертву, Великий Вент! — раздался чей-то крик, и, внимая ему, люди еще сильнее распалились, впадая во что-то сродни экстазу.

Молодые девушки и парни, прежде на бегу сыплющие горстями прах, попадали на колени, склонившись к земле и цепляясь руками за пожухлую траву. Женщины с плачущими детьми на руках воздели свое чадо к небу, также опускаясь на колени. Старики качались из стороны в сторону, обхватив руками жертвенный столб. Справа кучка мужчин стояли в обнимку, опустив головы вниз. Только по звукам, доносящимся от них, Виктор понял, что они рыдали практически навзрыд. Финн, стоявший все это время рядом, куда-то исчез, и взгляд журналиста выхватил его темную макушку чуть поодаль. Парень истерически хохотал, раздирая на себе платье и расчесывая кожу на груди до крови.

Все смешалось перед глазами Виктора, и, чувствуя, что не может пошевелиться, он ощутил на своих щеках мокрые дорожки слез, быстро стекающие под одежду. Он вдруг понял, зачем этим людям нужна вера.

Ты тоже всего лишь жертва

Эдвард и Линдси дружили практически с детства, хоть и виделись не так часто, как им самим того хотелось бы. Девушка периодически приезжала в Дорен к любимой бабушке, что доживала там свои последние годы, и Эд всегда ждал свою подругу с нетерпением. Казалось бы, как такой нелюдимый и в принципе достаточно зажатый парень мог по доброй воле и на постоянной основе общаться с кем-либо помимо заумных книжек, которые стопками лежали у него на полках? Но, на самом деле, именно эта странная любовь