Василий Шахов - Тень Уробороса. Эпоха лицедеев Страница 16

Джоконда замерла. Она тоже поняла все.

— Так вы…

Они сверлили друг друга глазами. Наконец скулы бывшего послушника слегка порозовели, и он смущенно потупился.

— Вы эмпат… — прошептала девушка. — Я подозревала пси-способности, но эмпатию… У нас ведь даже среди ведущих врачей всего восемнадцать эмпатов на все Содружество… Но… «синт»… Это какая-то ошибка… нелепица…

Пожалуй, Риккардо Калиостро немало отдал бы за то, чтобы увидеть начальницу «Черных эльфов» в такой растерянности. Потому что было это явлением столь же редким, как пролетающая через Солнечную систему комета Галлея.

Для самой Джоконды все обстояло куда хуже, чем можно себе представить. С трудом протискиваясь в его сознание, она слишком уж раскрыла свое. И Элинор наверняка узнал ее самую сокровенную тайну. В его пасмурно-серых глазах девушка тут же нашла подтверждение своим страхам. Теперь он, презренный «синт», арестант, преступник, которого ждет либо камера в Карцере, либо уничтожение (как вышедшего из строя полуробота), знает о том, что Джоконда Бароччи, пси-агент и лидер группы «Черных эльфов», лучшая, любимейшая ученица Фредерика Лоутона-Калиостро, что она…

— Извините… — «эльфийка» вскочила и покинула изолятор.

Элинор запустил пятерню в растрепанные волосы, спутывая их еще сильнее, а потом скорчился на стуле.

В этот момент он и почувствовал нависшую над Диком опасность. Это было еще хуже, чем во время эпизода перестрелки на катере. Пока перевоплощенный в Фаину Калиостро и Полина Буш-Яновская отбивались от террористов посреди Моря Ожидания на Колумбе, запертый в изоляторе фаустянин метался и умолял охрану принести ему вещи. Те вещи, которые у него отняли при аресте.

Наконец, не выдержав, юноша упал на колени, а затем и вовсе потерял сознание. Когда его увидел конвой, не слишком, впрочем, утруждавший себя наблюдением за арестантом, рубашка Элинора на боку пропиталась кровью — в точности как в первый день задержания. Врач, вызванный из Лаборатории, снова обнаружил у него на ребрах глубокую рану, будто нанесенную каким-то очень острым оружием. Рана выглядела в точности такой же, какой была три месяца назад. Будто разошлась на месте шрама…

Все это случилось за три недели до визита синьорины Бароччи в изолятор ВПРУ.

Чуть позже Джоконда поймет, что этих двух людей, Дика и Зила, как ни парадоксально, объединила «харизма», посланная капитаном и отраженная бывшим послушником. Отныне Калиостро — через боль, через мучения — иногда мог присоединяться к сознанию Элинора. А Элинор, в свою очередь — к сознанию Калиостро.

Когда девушка вернулась в камеру, Зил уже собрался и выглядел спокойным.

— Мне нужно кое-что из моих вещей, госпожа Бароччи, — он осторожно взял кисть «эльфийки» в одну руку и накрыл ее ладонью другой.

Джоконда не пыталась вырваться и даже не возмутилась некорректным действиям арестанта. Она знала, что шантажировать ее этот человек не будет. Ни грубо, ни завуалированно, по принципу «ты — мне, я — тебе». Да и в его безобидности она была уверена. Дело тут в другом: девушка поняла, чего именно он добивается.

— Расскажите мне, — попросила Бароччи.

И Элинор рассказал.

В тот же вечер по распоряжению майора КРО фаустянину были выданы изъятые у него при аресте личные вещи…

…Зил вынырнул из омута отражений и воспоминаний в день сегодняшний. Капитан Калиостро, кажется, о чем-то спрашивал его. Юноша вопросительно посмотрел на него, на Джоконду и снова на него, словно ожидая подсказки.

— Ты слышал, о чем я спросил тебя? — после долгой паузы осведомился Дик и коснулся пальцами дребезжащего виска. — Нет, ты меня не слышал…

В его тоне сквозило раздражение: капитан чувствовал себя все хуже.

— Каким образом… Ты слушаешь?.. Каким образом ты смог позавчера ночью покинуть запертый, охраняемый надежной системой и дежурными ВО, изолятор? И не только покинуть, но и беспрепятственно вернуться! А также что ты делал в это время на другом полушарии Земли и ты ли это был? Отвечай сразу!

Джоконда внимательно посмотрела на Зила.

Вместо ответа Элинор стал расстегивать браслет наручных часов, которые в числе прочих вещей ему выдали позавчера после ухода Бароччи. Вэошник настороженно дернулся к нему, но «эльфийка» сделала знак не приближаться, и конвоир с видом оскорбленного в лучших чувствах пса замер на месте.

— В том городе… на другом полушарии… был я, — юноша наконец-то освободил запястье от часов. — А выйти из камеры и вернуться обратно я смог вот так…

Слегка подкинув часы в ладони, Элинор протянул их Дику.

КОЛЛАПС (2 часть)

1. Рапорт Деггенштайна

Эсеф, город Орвилл, резиденция посла Антареса, август 1001 года.

Над Орвиллом, столицей единственного государства на единственном материке, вот-вот разразится гроза — явление на солнечном Эсефе довольно редкое.

В одной из комнат большого дома дипломата Максимилиана Антареса сейчас было немногим спокойнее: тревога тяжелым прессом давила на троих собравшихся в кабинете посла.

Писательница Сэндэл Мерле подтачивала пилочкой свои безупречные ногти, слегка при этом гримасничая и сама того не замечая. На ее коленях возилась крошечная обезьянка. Шевеля тяжелыми надбровьями и помаргивая, примат суетливо запихивал что-то в свою пасть, быстро пережевывал и с человеческой неуютной внимательностью рассматривал то Эмму, то Максимилиана.

За окном утробно заворчало. Первый раскат далекого грома…

Порыв ветра взлохматил густые кроны парковых деревьев.

Высокая, дородная Эмма Даун-Лаунгвальд прохаживалась из стороны в сторону. Не обращая внимания на пустой участок голограммы, готовой для приема информации, глава «Подсолнуха» ныряла сквозь бесплотное изображение и выныривала вновь. Лишь время от времени она бросала сердитые взгляды в сторону Сэндэл, увлеченной своим маникюром. Но спросить Антареса, для чего он позволил находиться здесь своей жене-тупице, Эмма посчитала ниже своего достоинства.

Сам посол также не являлся сейчас образцом безмятежности. Хоть Антарес и восседал за своим внушительным столом, размеры которого только подчеркивали тщедушность фигуры хозяина, нога его слегка подрагивала, будто кончик хвоста у раздраженной кошки.

— Дорогой, видимо, связи не будет еще долго! — наконец прервала молчание писательница, и обезьянка закрутила головой. — Пожалуй, мне лучше уйти.

— Нет, сиди на месте! — приказал Антарес.

Тон его был резок.