Принцесса где-то там (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич Страница 19

– Как ты в целом, Боб?

– Нормально, – сказала я. – Как-то так, день за днем. Такие дела.

– Как Джон и Лиззи? Давно была у них последний раз?

– Гостила пару дней этим летом, – сказала я. – У них все нормально. Ждут внуков.

– А ты…

– Похоже, внуки задерживаются, – сказала я. – Мы с Дереком расстались.

– Это такой блондинчик?

– Это такой брюнетик, – сказала я. – Блондинчика звали Пол.

Мы помолчали.

Папа не особо интересовался моей личной жизнью, за что я ему была очень благодарна.

– Как только стемнело, на районе ошивался упырь, – сказал он без всякой связи с предыдущим разговором.

– Уверена, что ко мне это никакого отношения не имеет, – сказала я.

– Тебе виднее.

– Надеюсь, ты ничего с ним не сделал? – вампиры такие же граждане этой страны, как и прочие существа, и пока они не нарушают закон, мне они абсолютно неинтересны.

Но папа вырос в других местах, там, где к кровососущим не принято проявлять особой толерантности.

– Просто спугнул.

– И как ты его спугнул?

– Вот так, – папа скорчил страшную, по его мнению, гримасу. – Бу!

– К нам утром не поступит заявление о неопознанной горстке пепла? – уточнила я.

– Разве что у него случится инфаркт, – сказал папа. – Но это вряд ли. Он был совсем еще молодой.

– Э…

– Для упыря, – уточнил папа. – Сто-сто двадцать лет, на первый взгляд. Я не особо присматривался.

Вообще-то, считается, что в своем внешнем облике вампир застревает в момент обращения, если, конечно, он таким не родился сразу, поэтому определять их реальный возраст на глаз – дело неблагодарное. Но я не сомневалась, что папа знает, о чем говорит.

– Ну и черт с ним, – сказала я.

– Черт с ним, – согласился папа.

Мама на его месте уже бежала бы в церковь за святой водой, развешивала на стенах распятия и закупала чеснок в оптовых количествах. А папа Джон наверняка проверил бы, есть ли у него в наличии серебряные пули.

У меня, кстати, в наличии серебряные пули имелись, но папа Бэзил даже не стал об этом спрашивать. Кто-то может решить, что папа Бэзил – законченный пофигист, но я предпочитаю думать, что он верит в меня и мои способности о себе позаботиться.

В тот день, когда он привел меня домой из штата Мэн (обратный путь не занял много времени, мы словно шагнули с одной улицы на другую) заплаканная мама обняла меня, вручила тарелку с сэндвичами, кружку с горячим какао и отправила наверх. Поскольку папа Джон еще не вернулся из своей деловой поездки, мама с дядей Бэзилом заперлись вдвоем в его кабинете и принялись выяснять отношения на повышенных тонах.

Точнее, кричала в основном одна мама, а он тихо оправдывался в ответ. Я попыталась подслушивать, но не слишком удачно, потому что у меня получалось уловить только половину реплик. Кажется, мама утверждала, что это он во всем виноват, а дядя Бэзил говорил, что это не так.

– Это твоя вина! Если бы ты не влез в нашу семью, ничего этого бы не случилось, чертов ты сукин сын!

– Мы этого не знаем, Лиззи.

– Мы знаем! Тебе с самого начала не стоило лезть в ее жизнь! Когда ты ее бросил, это, наверное, было лучшим твоим поступком в жизни, лучшим, что ты мог для нее сделать, так какого черта ты снова тут появился?

– Я же не знал… – тут неразборчиво.

– Ты пытался сделать все правильно, обставить все красиво, и посмотри, чем все закончилось! Я чуть не потеряла мою девочку!

– Нашу девочку.

– Нет! Ты больше не имеешь к ней никакого отношения! Убирайся! Я не хочу больше видеть тебя в своем доме!

– Я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь, Лиззи…

Я тоже не понимала, в чем его вина. По моему глубокому убеждению, виноват в произошедшем был только Пеннивайз – Клоун из Ада, а папа Бэзил вообще герой и молодец, убил чудовище и спас мне жизнь, а может быть, и не только ее. Ведь Пеннивайз заманил меня в ловушку, Пеннивайз пытался затащить меня под землю и сделать меня частью своей чудовищной канализационной коллекции…

Мне тогда было двенадцать лет, голова разрывалась от противоречивой информации, вдобавок, меня трясло от пережитого, и многого я тогда просто не понимала…

Как бы там ни было, с того дня папа Бэзил стал приезжать к нам в гости гораздо реже, а Дороти, оказавшаяся детским психологом, практикующим в соседнем городке (а своего детского психолога у нас не было), стала в нашем доме чуть ли не завсегдатаем. Родители еще пару недель не выпускали меня из дома, даже на крыльцо или на задний двор, было много разговоров и с мамой, и с Дороти, и с вернувшимся из командировки папой Джоном, а потом жизнь потихоньку начала налаживаться и возвращаться в прежнее русло.

Дети, кстати, пропадать перестали.

А потом, когда все уже, казалось бы, успокоилось, ко мне пришли кошмары.

Папа откусил «пепперони» и запил его глотком чая.

– Не лучшая пицца, что я пробовал в жизни, – заметил он.

– Знаю. Зато горячая.

– Это да.

– Надеюсь, у тебя не начнется вьетнамских флешбеков по этому поводу, – сказала я. – Дескать, когда-то в молодости ты со своими безбашенными друзьями…

– Нет, – успокоил он меня. – Это всего лишь пицца.

– Я всегда рада тебя видеть, – сказала я. – Но сегодня ты выбрал не самое удачное время для визита. Я после работы, холодильник пуст, день был тяжелый и все такое.

– Я тебя надолго не задержу, – сказал он. – Просто хотел проверить, что с тобой все в порядке.

– Проверил?

– Вроде бы, – сказал он. – Будь аккуратна, Боб. Что-то назревает, я чувствую это в воздухе.

Я повела носом и не почувствовала ничего, кроме запаха пиццы.

– Ты понимаешь, что я имею в виду, – он улыбнулся.

К сожалению, я понимала.

Когда ты… ну, кто-то вроде моего отца, и уже довольно давно, некоторые вещи ты учишься чуять заранее. Может быть, это просто основанная на богатом житейском опыте интуиция, а может, как-то по-другому работает.

Я в себе подобных навыков еще не выработала.

– Неприятности?

– Скорее всего.

– Только для меня или…

– Скорее, что-то более глобальное.

– Мы справимся, – сказала я. Город переживает локальные катастрофы чуть ли не каждый год, а иногда и два раза в год.

Мы к этому уже привыкли.

– Надеюсь, – сказал он. – Штука в том, что некоторые дела требуют моего отъезда…

– Разве ты не все время там? – удивилась я. – В смысле, в отъезде.

– Очень далеко, – сказал он. – И время там течет не так, как здесь…

– То есть, мы можем долго не увидеться?

– Не исключено, – вздохнул он. – А может быть, ты даже и не заметишь моего отсутствия.

– То есть, опять эта чертова неопределенность, – сказала я. – Все, как обычно.

– Не все как обычно, – сказал он. – Оттуда… я могу не услышать твой зов.

– Буду иметь в виду, – сказала я.

– Ты меня не позовешь, – сказал он.

– Я уже большая девочка, – сказала я. – И научилась решать свои проблемы сама.

А еще мне и того раза хватило. Два года кошмаров и депрессии, которую никакими медикаментами не удавалось побороть.

Хотя, конечно, это и не его вина. Не он же натравил на меня Пеннивайза.

– Ладно, – он доел пиццу и допил чай.

Все это время мы провели в неловком молчании.

– Ладно, – повторил он. – Я уже пойду, Боб.

– Хорошо, – сказала я.

– Будь осторожна, дочь.

– И ты тоже, папа.

– Я тебя люблю, ты же знаешь.

– Конечно. И я тебя.

Он вышел в прихожую и исчез, даже не притронувшись к входной двери.

Понятия не имею, как он это делает.

До двенадцати лет все вокруг звали меня Бобби, но после того, как это имя использовал Пеннивайз, меня начинало трясти всякий раз, как я его слышала. Для Роберты я была слишком молода, да я и сейчас слишком молода для Роберты, поэтому осталось не так уж много вариантов.

Когда мне будет уже за тридцать, наверное, придет время и для Роберты, а потом, когда я стану еще старше, меня будут называть просто Бертой. А если я таки разожрусь до девяноста килограммов – никто ведь точно не знает своей генетики, и я в том числе – то меня будут называть Большой Бертой.