Приговоренные к приключениям - Вадим Викторович Шарапов Страница 19

В это время мужчина в цилиндре оглянулся через плечо и посмотрел прямо на меня, будто прочитав мои мысли. Взгляд у него оказался холодный и очень цепкий. Но потом мужик улыбнулся, коротким движением сбил цилиндр совсем на затылок, так что стало совершенно непонятно — как он там держится — и снова забарабанил по клавишам.

— Э, братан, — услышал я, и кто-то хлопнул меня по плечу, — давай бегом, тащи текилу!

Я вздохнул и повернулся на голос. Патлатая харя с нечесаной бородой осклабилась мне в лицо. От хари несло перегаром так, что можно было поднести спичку и забыть потом про кабак навсегда, потому что взрывом бы разнесло все в щепки.

— Ты, что ли, здесь за официанта? — икнул бородатый. — Бегом, я говорю!

— Волшебное слово знаешь? — спросил я его, внимательно глядя мимо, на призывно улыбающуюся девчонку в синей куртке, украшенной принтом Катрины Калаверы.

— Че? — патлатый сгреб меня за фартук. Мне стало скучно, и я ударил, представив на мгновение, что передо мной свиная отбивная, которую надо срочно довести до нужной степени мягкости. Звякнуло, грохнуло, дверь открылась и закрылась, а просека, оставленная спиной бородатого в толпе наших гостей, тут же затянулась.

— Во дает! — восхищенно присвистнул худой лысый парень с татуировкой в виде затейливой вязи готических букв на макушке. — Это же был сам Чич, король армрестлинга. 

— Был, — согласился я кротко. — Теперь не будет.

— За это надо выпить, брат!

Он протянул мне бутылку. Я поискал глазами Фараона и, к своему негодованию, обнаружил, что мой работодатель, вместо того, чтобы стоять за барной стойкой, развалился, нога на ногу, возле одного из столов, за которым расположилась стайка синьорин угрожающе юного возраста. Фараон что-то им рассказывал, а они заливались смехом. При этом валлиец то и дело прикладывался к горлышку объемистой квадратной бутыли.

— Да и хрен с ним! — выдохнул я. — Однова живем!

— Что-что? — не понял лысый паренек.

— Спасибо за угощение, говорю, — улыбнулся я, взял у него бутылку и сделал большой глоток.

Меня закружило и понесло, разум оставался при мне, но выхватывал из калейдоскопа лиц и моментов только отдельные кусочки, которые вспыхивали и гасли, как ночные искры над костром. Вот мы с Фараоном пляшем что-то безумное посреди зала — не то джигу, не то цыганочку с выходом. Вот я пью на брудершафт с какой-то почтенной дамой, годящейся мне в бабушки, а потом она меня целует — как-то больно уж горячо для бабули. Дневной свет за окнами вдруг сменяется вечерними сумерками. Пустая стопка передо мной снова полна до краев.

Кто-то легко задел меня плечом, почти невесомо, но от этого меня почему-то тряхнуло, как от хорошего удара током. Я дернулся и мотнул головой.

Это была черноволосая девушка с удивительной, алебастрово-белой кожей точеного лица. В волосах у нее переливалась невероятно красная роза, а роскошное, в пол платье, было расшито алыми и черными цветами, которые выглядели ну просто как живые. Девушка коротко глянула на меня и улыбнулась, блеснув ослепительно-белыми зубами, а потом подмигнула ярко-синим глазом. Я не успел ни о чем подумать, как тело отреагировало само, и моя левая рука отвесила проплывающей мимо синьорине нахальный шлепок по обтянутой шелком платья попке. Немного севернее это точно записали бы в харассмент.

Девушка резко остановилась на полушаге и тряхнула гривой черных волос. Потом повернулась ко мне. Я замер. Злости в ее взгляде не было — скорее, какое-то любопытство и толика лукавого веселья. Она стояла как раз под лампой, но половина ее невероятно прекрасного лица почему-то скрывалась в густой, почти черной тени. И тут я даже протрезвел: мне показалось, что эта половина усмехнулась мне жемчужной улыбкой лишенного кожи и мышц черепа, расписанного изящными узорами. Я почувствовал, что трезвею, и помотал головой.

Девушка была на месте, с лицом у нее было все в порядке.

— А вы… нахал, — сказала она бархатным, грудным голосом, от которого у меня внутри будто разлился глоток самого лучшего виски.

— Простите, бога ради, я нечаянно, — покаянно повесил я голову, — сам не знаю, что на меня нашло. Я готов искупить вину!

Она еще несколько секунд смотрела на меня, прищурившись, потом рассмеялась. Да, ребята, это бы такой смех, за который, по-моему, люди отдают пол-царства, а то и все ненужное царство целиком.

Фараон, который каким-то образом оказался у меня за спиной, чувствительно ткнул меня между лопаток.

— Эх ты, русский медведь! — укоризненно сказал он. Я готов был провалиться сквозь землю.

— Ничего, — сквозь смех сказала девушка. — Сегодня Диа де Лос Муэртос. Сегодня всем прощается очень многое. 

Она кивнула и вдруг словно растворилась в веселящейся толпе. Я перевел дух, провел ладонью по лбу и с удивлением понял, что вся моя лысина мокрая от холодного пота, будто я только что сунул башку под душ. Да что на меня нашло?

Совсем стемнело, и как-то сразу оказалось, что в пабе, который теперь выглядел очень по-мексикански, существенно поубавилось людей. Постепенно гостей становилось все меньше, показались первые свободные столики, а потом затихло пианино, и мужчина в цилиндре, приподняв на прощание свой головной убор, выскользнул за двери «Дубового листа». Моя голова гудела от выпитого, но при этом пьяным я себя не ощущал — скорее уж, готовым гулять до самого утра и своротить не одну гору. Знакомое ощущение, но вот что интересно: последний раз я ловил такую волну еще в студенческие годы, и после это не повторялось.

Я выдохнул, потянулся и опустился на стул около барной стойки. Паб совсем опустел.

— Славно погудели, — сказал Фараон, — давно такого не было.

Старик тоже выглядел довольным, глаза его блестели от выпитого.

— Ну что, — спросил я у него, — будем закрываться?

— Вот как? — внезапно прозвучал у меня за спиной знакомый бархатный голос, от звуков которого я подпрыгнул на стуле. — Закрываться? Фу, как скучно. И никто даже не угостит бедную девушку горячим шоколадом?

— Я сделаю лучше,