Николас Эймерик, инквизитор - Валерио Эванджелисти Страница 19

– Продолжайте обряд без меня, я слишком устал. А дел еще много.

Такой ответ озадачил старого доминиканца.

– Но хотя бы на завтрашнюю торжественную службу вы придете? Говорят, там будет сам король.

– Да, конечно, приду. Будьте где-нибудь здесь поблизости завтра утром. Возможно, вы мне понадобитесь, – с этими словами он прошел мимо приора и поднялся на лестничную площадку.

Охранники у кельи отца Агустина играли в морру[23]. Увидев Эймерика, они переглянулись.

– Все в порядке, отец, – сказал один из них, молодой человек с темной кожей, почти как у мавра. – Мы отгоняли любопытных, а самым настойчивым рассказывали всякие небылицы.

– Откройте и посветите.

Зайдя в келью, Эймерик подошел к зеленому одеялу, лежавшему на кровати.

– Вот, сеньор нотариус, это… – он вдруг осекся. И посмотрел на охранника, державшего фонарь. – Что там за лампада?

На письменном столе в дальнем конце комнаты в наполненном маслом маленьком глиняном сосуде мерцал тусклый свет. Солдат побледнел.

– Святой отец, я не знаю. Первый раз вижу.

– Ты уверен, что сюда никто не входил?

– С тех пор, как мы принесли тело, никто. И этой лампады я не помню.

Помрачнев как туча, Эймерик стянул с тела одеяло. Вздрогнул и внезапно охрипшим голосом воскликнул:

– Что это значит?

– Бог мой! – ужаснулся отец Арнау. Солдаты перекрестились.

Вместа тела уродца на койке лежал какой-то белесый бесформенный комок слизи. Матрас пропитался белой, похожей на гной, жидкостью, которая медленно стекала с останков. Когда одеяло убрали, разложение пошло намного быстрее, и гнилостный ручеек молочного цвета потек на пол.

Эймерик испытал глубокое отвращение, смешанное со страхом.

– Что это может значить? – спросил он у отца Арнау.

Не менее взволнованный инфирмариус покачал головой.

– Даже не представляю. Я никогда в жизни такого не видел.

Эймерик чувствовал, как тревога охватывает его все сильнее, будто здесь, в этой самой комнате, совсем рядом с ними находится что-то невыразимое и ужасное. Тем временем сгусток слизи таял все быстрее, пропитывая постель и роняя капли на пол.

– Посмотрите на лампаду! – вдруг закричал нотариус.

У всех присутствующих вырвался новый возглас. Глиняный сосуд, продолжая испускать свет, тоже превратился в белый комок. Через мгновение на столике осталось лишь пятно, над которым горел фитилек. Потом огонь погас, и жидкость бесследно испарилась.

– Колдовство! – закричал смуглый солдат, бросаясь Эймерику в ноги. Второй сделал то же самое и обхватил колени инквизитора. – Спасите нас, падре!

Эймерик был слишком поражен, чтобы предпринять что-либо. Он с ужасом наблюдал, как сгусток слизи превращается в жидкость, а та испаряется с едва слышным шипением. Лужа на полу тоже исчезла, не оставив следа. Койка выглядела совершенно нетронутой, словно на ней ничего никогда не лежало.

Однако воздух немного вибрировал, и это создавало пугающее ощущение присутствия чего-то невидимого.

– Numen inest, – пробормотал отец Арнау, раз за разом осеняя себя крестным знамением.

Эймерик отшвырнул зеленое одеяло, край которого все еще держал в кулаке. Воздел над собой руки.

– Pater noster, qui es in coelis[24]…

После молитвы вибрация, казалось, прекратилась, а находившиеся в келье немного успокоились. Однако на лицах по-прежнему лежал отпечаток только что пережитого ужаса.

Инквизитор вспомнил еще более пугающие случаи, свидетелем которых ему доводилось становиться. Несколько раз сильно тряхнул головой – скорее, чтобы собраться с духом, чем подчеркнуть значимость собственных слов.

– Братья, не поддадимся обману. Колдовство могущественно, но Церковь сильнее. Ничто происходящее на этой земле не должно нас пугать, – голос инквизитора был тверд и решителен. – А теперь поднимайтесь. Опыт говорит мне, что за всяким колдовством стоит нечестивый смертный, восстающий против Господа нашего и призывающий себе на помощь дьявольские силы. Наша задача – найти его и отправить на костер.

В голосе Эймерика звучала уверенность, которой он на самом деле не чувствовал; однако она вернула окружающим присутствие духа. Отец Арнау первым взял себя в руки.

– Идемте отсюда. И пусть никто не ступает на порог этой кельи, пока не придет экзорцист, – распорядился он и направился к двери.

Все поспешно вышли, солдаты продолжали бормотать слова молитвы. Закрывая дверь, Эймерик сурово посмотрел на охранников.

– Сейчас вы служите Святой инквизиции. Если хотите спасти свои души, никому ни слова о том, что видели.

Солдаты склонили головы:

– Клянемся, святой отец, – вместе сказали они, все еще нетвердыми голосами.

– Хорошо. Можете возвращаться к своим обязанностям. Ваша помощь больше не нужна.

Когда солдаты ушли, Эймерик подошел к лестнице.

– Как же я устал, – пробормотал он. – А до вечера нужно еще встретиться с епископом.

Сеньор де Берхавель вытер лоб рукавом.

– Это точно колдовство. Что вы собираетесь делать?

– Прежде всего узнать, кто в королевском дворце повитуха, и допросить ее, если это возможно.

Спускавшийся за ними отец Арнау воскликнул:

– Точно, повитуха! Об этом-то я не подумал!

– Вы ее знаете? – повернулся к нему Эймерик.

– Возможно, вы тоже. Несколько месяцев назад ее арестовали по приказу отца Агустина. Помните? Ее обвинили в том, что она оказывала свои услуги еврейкам, нарушая церковный запрет, и тем самым вызывала подозрения в симпатии к еретикам.

– Да, припоминаю, однако за процессом я не следил и не думал, что именно она была придворной повитухой. Какой приговор ей вынесли?

– Я не интересовался, но можно спросить в канцелярии.

– Идемте туда прямо сейчас.

Спустившись на первый этаж, они прошли мимо залы, где умер отец Агустин – теперь ее наводнили священнослужители и просители, – и вошли в соседнюю комнату. Любопытное зрелище: убранство помещения, в котором располагалась канцелярия одного из бастионов христианства, было типично мусульманским – подковообразные двери, сотовый свод и стены, изукрашенные тонко вырезанными затейливыми орнаментами из мраморных зубчиков и бесконечными строчками арабской вязи, столь же изысканной, сколь непонятной. В центре залы, на полу, покрытом плиткой, которую обычно называют асулехос[25], возвышалась большая чаша, привычно испускающая пары серы. Позади, за длинным столом вокруг двух нотариусов, с головой погруженных в работу, вперемешку сидели клирики и послушники. Нотариусы просматривали бумаги, которые подавал слуга, вытаскивая их из больших кожаных седельных сумок, висящих на колоннах у них за спиной.

Увидев Эймерика, все, кто сидел за столом, встали и поклонились; вошедшие поклонились в ответ. Потом нотариус постарше почтительно вышел вперед.

– Добро пожаловать, магистр, – хрипловатым голосом сказал он. – Мы с большой радостью узнали о вашем назначении. Уверены, что вы сможете достойно продолжить работу, начатую отцом Торреллесом на благо Господа нашего и Святой Матери Церкви. Хотите узнать о текущих процессах?

– Пока только об одном, моссен Санчо, – столь же любезно ответил Эймерик. –