Василий Головачев - Конец света Страница 2

– Поэтому нам удалось задерживать срабатывание эгана пока только на трое-четверо суток, – закончил Калажников. – Полного сгорания не получается, но процесс понятен и будет скоро доведён до финала.

– Почему же люди… судя по свидетельствам… сгорали полностью, а ваши испытатели – нет?

– Мы работаем над этим, Адольф Эмильевич, добились сгорания самого устойчивого органа – сердца. Можем продемонстрировать вам первый образец.

– Так уж и первый? – прищурился Коржевский.

Калажников развёл руками, не смущаясь.

– Ну… говорят… и Гагарин не первым летал в космос?

Заместитель директора ФСБ встал.

– Идёмте.

Переглянувшиеся руководители «Востока» последовали за ним.

Испытательный полигон, как его называли сотрудники «корпорации», а на деле секретной лаборатории ФСБ, располагался на третьем подземном уровне, на глубине двенадцати метров.

Спустились вниз, прошлись по широкому светлому коридору с десятком белых дверей под номерами, остановились перед мощной трёхметровой дверью с рядами контрфорсов и круглых выступов.

В потолке коридора загорелась алая звезда, развернулась в луч сканирующего лазерного устройства, скользнувший по остановившимся мужчинам, в стенах загорелись вертикальные синие огни.

– Со мной, – равнодушно бросил Калажников.

Створки двери с тихим гулом разошлись в стороны.

Взору гостей стал доступен большой зал, разделённый прозрачными и полупрозрачными перегородками на отдельные секции.

Калажников повернул направо, минуя две прозрачные колонны, внутри которых струились снизу вверх очереди цветных воздушных пузырей. Остановился на пороге секции, напоминающей хирургическую операционную, заставленную приборными стойками и консолями. Посреди бокса располагалось устройство с подвешенным лежаком, напоминающее томограф. В помещении работали за столиками с экранами мониторов две женщины в серых комбинезонах. На вошедших они не обратили никакого внимания.

– Акцептивный блокератор, – указал на «томограф» Калажников. – Инициирует закладку эгана.

Коржевский с любопытством осмотрел конструкцию.

– И как он активируется?

– У низших животных всё происходит автоматически, – заговорил потеющий всё больше Кирсан Вольфович. – Запрограммировали, эган сформировал рост инфламмасомы, и через минуту – аутбест! С человеческим материалом процесс идёт сложнее.

Заместитель директора ФСБ косо посмотрел на Калажникова, и тот развёл руками, как бы говоря: я тут ни при чём.

– Я понял. Как вы формируете срабатывание… э-э… эгана?

– Кодом срабатывания может быть слово, целая фраза, образ, определённое действие или движение. Нашим коллегам из института мозга удалось добиться устойчивого кодирования на уровне подсознания, после чего человек ничего не помнит о «закладке». Опыты начались ещё в семидесятые годы, в Оксфорде и у нас в институте нейрофизиологии, с помощью слабых электроразрядов через кору мозга удавалось добиться от испытуемых хороших результатов. Они начинали быстрее решать арифметические задачи и мыслить активнее. Нынешнее поколение электростимуляторов…

– Опустите подробности.

– Простите, увлёкся, – виновато сморщился толстяк. – В общем, мы не испытываем проблем с кодированием подопытного материала.

– Надеюсь, добровольцев? – приподнял бровь Коржевский.

– О да, – улыбнулся Калажников. – Насчёт этого можете не сомневаться. Наш расходный материал – люди с суицидальными наклонностями и абсолютно больные индивидуумы, которым нечего терять.

Коржевский обошёл программатор эгана, присматриваясь к его сверкающим узлам и деталям, повернулся к директору «Востока».

– Дальше.

– Идёмте.

Миновали инструментальные боксы и секции, набитые всевозможной аппаратурой, освещённые пунктирами флюоресцентов, вышли в короткий коридор с двумя белыми дверями и одной массивной, металлической, снабжённой брусьями и рядами стоек.

– Испытательная камера, – кивнул на дверь спутник Калажникова.

– Откройте.

Руководители «Востока» переглянулись.

– Внутри уже помещён испытатель, – проблеял дрожащим голоском толстяк.

– Откройте.

Калажников дотронулся до воротника халата, в который было вмонтирован микрофон переговорного устройства.

– Дельта-шесть, откройте.

Дверь толщиной чуть ли не в метр с гулом поползла вбок.

Взору открылось кубическое помещение с размером стороны в два метра, стены которого украшала мозаика серых металлических и красноватых керамических плит. Посреди помещения располагалось кресло, напоминающее зубоврачебное, в котором сидел пожилой смуглолицый бородатый мужчина в красном комбинезоне. Руки, ноги и шея мужчины были прихвачены к подлокотникам кресла металлическими браслетами, на голове плотно сидел шлем в форме зонта. Глаза мужчины были закрыты.

Калажников поймал взгляд гостя, улыбнулся.

– Абдулхамид Мирзоев, киллер, вербовщик ИГИЛ, захвачен антитеррористическим спецназом год назад. На его счету более сотни смертей.

Коржевский собрал морщины на лбу.

– Мне докладывали, что он убит при задержании.

– Как видите, жив и здоров… пока.

– Не хотелось бы потом отбрёхиваться…

– Отбрёхиваться не придётся, уверяю вас. К тому же он не успеет ничего почувствовать.

– Хорошо. – Замдиректора ФСБ вышел из камеры.

Его провели в соседнее помещение, представляющее собой терминал управления полигоном. Помещение было достаточно большим, но аппаратные панели, консоли, пульты и панорамные мониторы превращали его в пост управления атомной подводной лодкой.

Присутствовали здесь и операторы – два молодых парня в голубоватых халатах и лохматый старик в очках, одетый в чёрный комбинезон.

Коржевского усадили перед огромным, высотой с человека, экраном, и когда экран протаял в глубину, замдиректора ФСБ невольно привстал с места: показалось, что перед ним открылась дверь в ту самую камеру, где сидел «кролик».

– Носков, – бросил через плечо Калажников, устраиваясь рядом с гостем, – доложите.

– Клиент созрел, – тенорком ответил старик в чёрном.

– Запускайте.

Операторы за консолями пультов сделали одинаковое движение.

По стенам терминала промигнули зелёные и синие огни, под потолком прозвучал гонг.

Сидевший в кресле мужчина открыл глаза, мгновение прислушивался к чему-то, дёрнулся… и вспышка яркого радужного света ударила по глазам экспериментаторов, заставив Коржевского закрыть глаза ладонью и нагнуться.

Динамики донесли странный вибрирующий полувопль-полусвист, утонувший в металлических плитах стен камеры.

Вся поверхность экрана покрылась кровавыми брызгами, ошмётками плоти и клочьями красного комбинезона. Помещение камеры затянуло жёлтым дымком. Когда он рассеялся, взору наблюдателей предстало пустое кресло, обляпанное дымящимися клочьями человеческого мяса, осколками костей и брызгами крови.

Примерно так же выглядели и стены камеры.

Коржевский брезгливо поморщился.

– Слишком много… грязи.

– Инфламмасома выросла не очень большая, – торопливо пробормотал Кирсан Вольфович. – Вся масса тела не успела проаннигилировать…

– Вы обещали чистый свет.

– Будет свет, Адольф Эмильевич, – пообещал ничуть не смущённый замечанием директор лаборатории, – в конце туннеля. Готовятся новые программы и возбудители реакции уровня нано. Но уже сейчас видно, что мы на верном пути.

Коржевский с минуту разглядывал кровавое месиво в камере, поднялся.

– Попробуйте обойтись без… живых трупов. Экспериментируйте на кроликах, мышах, обезьянах… во всяком случае, до тех пор, пока мы не получим чистый продукт.

– Хорошо, как скажете, – пожал плечами Калажников. – Хотите посмотреть на разработку программ? Или повтор эгана?

– Спасибо, нет времени.

– Идёмте, я провожу вас. – Калажников повёл высокого гостя к выходу, бросив через плечо помощнику: – Стандартная процедура, доктор.

Вернулся он через четверть часа.

Пришедший в себя толстяк посмотрел на него вопросительно.

– Что он сказал?

– Финансирование увеличат на полсотни процентов.

– Нет, я про это. – Кирсан Вольфович кивнул на экран, всё ещё показывающий внутренности камеры, в которой ворочались фигуры в серебристых комбинезонах и противогазах.

– Всё нормально, впечатлён.

– Но он приказал не экспериментировать на людях, а мы уже подготовили зэка…

– Во-первых, господин Коржевский не приказывал, а просил. Во-вторых, вряд ли он станет проверять, на ком мы ставим опыты. В-третьих, даже если узнает, у нас есть хорошее логическое обоснование: мы ликвидируем преступников, причём безупречно гуманным способом. – Калажников хохотнул, похлопал толстяка по плечу. – Работайте, Кирсан Вольфович, не забивайте голову пустяками.

Данность

Барсуков Анатолий Дмитриевич считал себя очень креативным и продвинутым в современных информационных технологиях человеком. Несмотря на занимаемый им пост председателя правительства Российской Федерации, он с удовольствием занимался спортом, будучи неплохим пловцом, носил модные костюмы в стиле смарт-фэшн (с процессором и множеством датчиков, определяющих внутреннее состояние владельца) и с незаметными накладками на плечах костюмов, подчёркивающими его «сапиосексапильность» (плечи у Анатолия Дмитриевича, прямо скажем, почти отсутствовали, как у рептилии), и вёл свой блог, будучи страстным блоггером.