Площадка (СИ) - Третьяков Михаил Страница 20

— Аня, я не сторонник давать людям советы, особенно если они их не просят. Предпочитаю не влезать в чужие дела и не высказывать свое мнение только потому, что оно у меня есть. И даже если у меня просят совета, то я тоже стараюсь его не давать. По одной простой причине: потому что большинство людей просят совета не для того, чтобы ему следовать, а для того, чтобы подтвердить уже собственное сформировавшееся мнение. И если ваш совет совпадает с мнением обратившегося к вам человека, то вы разделяете всю ответственность за его выбор, причем, как правило, большая часть ее оказывается на вас. Если же ваш совет противоположный, то его сразу же отметают. Так вот, к чему я это? Я даю совет лишь один раз и уже в зависимости от того, каким образом ведет себя человек, выстраиваю свои отношения с ним. У меня есть золотые правила, которым я следую в большинстве случаев. Одно из них вы уже знаете: никогда и никому не давать советов. Второе правило касается телефонных звонков: перезванивает тот, кто позвонил. Ну и правило, которое привело к тому, что наша встреча состоялась не в назначенное время: если можешь позвонить, ни в коем случае не пиши, а если можешь встретиться лично, ни в коем случае не звони.

Мне кажется, что благодаря приложениям для общения люди стали настолько неконкретны и многословны, что стало непонятно, что и зачем они пишут. Несмотря на то, что у меня стоят все основные мессенджеры, звук в них отключен на всех и доступен только одному человеку. Благодаря мессенджерам стало возможно быстро обмениваться информацией, и поэтому каждая мало-мальски смешная шутка или какое-либо интересное видео стали тиражироваться и рассылаться всем знакомым. Только вот я, как человек обязательный, каждый раз смотрю все оповещения. И вот я начал замечать, что больше часа моего времени уходит просто на просмотр того, кто и что прислал. А мне совершенно не хочется тратить своего времени на это. Конечно, если вам удобно писать в мессенджере, то просто давайте договоримся в каком. Но и тут есть один нюанс: к сожалению, интернет пробрался не во все зоны нашего города, поэтому при отправке сообщений необходимая информация кому-то может не поступить вовремя. Так какой способ взаимодействия мы с вами выбираем?

— Буду звонить.

— Вот и хорошо.

Не знаю, обиделась ли Аня на мою отповедь, но в машине мы слушали музыку:

Тема карбоновых полигонов возникла не так давно, где-то за год до того, как начался дождь. Научная идея, обосновывающая создание таких полигонов, как всегда, звучала очень красиво и непонятно. В информационных сообщениях на эту тему касательно нашего региона можно было увидеть такое: «В современных условиях региону необходимо правильно выстраивать стратегию достижения углеродной нейтральности. Преимущество региона состоит в том, что на его территории сосредоточено огромное количество агропромышленных предприятий, именно поэтому так важно правильно организовывать хозяйственную деятельность на таких территориях, используя подходы пространственного планирования, применяя современные методы строительства и обустройства территорий зелеными насаждениями. Такие подходы позволят сохранить запасы углерода и не допустить его эмиссии в атмосферу. Мониторинг парниковых газов позволит получать оперативные данные об изменениях экосистем и принимать взвешенные управленческие решения».

На самом деле, с точки зрения науки все это соответствовало реальной ситуации, но руководство региона беспокоило не состояние окружающей среды и уровень здоровья населения, а грозивший углеродный налог. Подсчет углерода, накопленного лесами, реализовывался в рамках международных обязательств, предусмотренных Парижским соглашением об изменении климата. Чем больше в регионе живых деревьев, тем выше его экологический потенциал. Таким образом, выходило, что в силу агронаправленности нашего региона количество деревьев у нас было минимальным, а значит, и налоги на произведенные товары — максимальными.

Наша задача заключалась в том, чтобы подобрать наиболее адаптированные к нашим условиям виды растений, которые бы быстро росли, образуя большую листовую массу, и обладали высокими индексами фотосинтетической активности, то есть активно поглощали углекислый газ. Именно поэтому каждую неделю мы ездили на карбоновый полигон, разместившийся за городом, и измеряли уровень накопления хлорофилла в листьях. Раньше мне бы пришлось приехать на площадку полигона, отобрать и подписать листики со всех видов деревьев, а затем в лаборатории провести экстракцию и измерения концентрации хлорофилла на спектрофотометре. Сейчас достаточно было приехать на место и при помощи нашей высокотехнологичной «прищепки» — портативного прибора, измеряющего содержание хлорофилла и флавоноидов в эпидермисе листьев, — провести все измерения на месте без сбора растительного материала. С дождем возникла новая проблема, которая была связана с тем, что перед проведением измерения над каждым листиком приходилось держать зонт. А поскольку таких измерений только на одном виде растений приходилось делать порядка сотни штук, а видов было не меньше десяти, то время выполнения исследований сильно увеличивалось. Но даже если бы мы работали по старинке, то не смогли бы сделать столько же измерений, сколько делали в полевых условиях. Наука не стоит на месте, каждый день появляются все более новые и совершенные приборы, жаль только, ничего принципиально нового измерить мы не можем.

Площадка карбонового полигона с вышкой разместилась в урочище Дахнова. Если бы не Андрей, я, наверное, никогда бы не узнал, что лес получил название по фамилии известного выдающегося лесовода, разработавшего древесно-теневой (так называемый «дахновский») метод культуры дуба, который заключался в посадке дуба вперемежку с теневыми породами — кленом остролистым и липой. Насаждения по его методу оказались наиболее устойчивыми, и именно поэтому Андрей предложил заложить площадку карбонового полигона на этом месте. Я снова вспомнил его совершенно потухший взгляд, вспомнил инертность, которая сквозила в каждом движении, и мне захотелось бросить все к черту: и карбоновый полигон, и завтрашнюю поездку на рудник. И засесть за экспериментальные данные и наблюдения, которые мы получили в результате исследования дождя, дабы разобраться все-таки в том, что именно вызывает состояние апатии. Но я не мог подвести ни шефа, ни руководство института, поэтому вынужден был проводить рутинные исследования, за которые платили нашему институту, а следовательно, и мне. Внутри меня непрекращающимся рефреном звучал припев песни из моего плейлиста: