Константин Соловьёв - "Нантская история" Страница 21

— Вряд ли эти новости лучше тех, что печатают в церковном информатории. А повеселее нет?

— И так веселья с избытком… Помнишь старую Гальдраду-Плотничиху из Соломенного тупика?

— Которая хромая?

— Она самая. Сын к ней вернулся, которого уж схоронили восьмой год как… Оказалось, был пленен в битве под Зунталем данами и угнан в рабство. Сбежал-таки, потом еще два года плутал, вернулся живехонький, хоть и без руки. Гальдрада от радости сама не своя, чуть удар не сделался.

— Увидишь ее, передай и от меня доброе слово.

— Близнецы Беремунд и Беровальд, что ушли в разбойники тем летом, попались графскому разъезду в лесу. С Беровальда живьем сняли кожу и отпустили, Беремунд умудрился сбежать, хоть и с пулей в печенке. Ну да и поделом, как говорят. С детства шебутные были, к тому же и при рождении предсказано им было в беду попасть. С такой судьбой и в разбойники — как с ослицей под венец…

— Да и черт с ними обоими.

— Старый Виллибад-Срамник, поговаривают, клад нашел. Целый сундук солидов старой чеканки. То ли какой мятежный барон прикопал, то ли разбойники добычу схоронили. Все отдал честь по чести бургграфу, ему за то доля вышла немалая, десяток денариев. А так вроде бы ничего больше и не слыхать…

Бальдульф разложил свою добычу на доске и, вооружившись кухонным ножом размером с пехотный тесак, принялся что-то высчитывать.

— И это все? — спросила я.

— Э? Все, что запомнил. Не слоняться же по рынку день деньской, уши развесив.

— И больше никаких новостей?

— Нет. Больше никаких, юная сплетница.

— Тогда почему у тебя такое лицо, будто у тебя на языке канарейка вьется?

— У меня? — Бальдульф попытался изобразить искреннее удивление, и получилось у него это так неуклюже, что я прыснула со смеху, — Будет тебе…

— Я же вижу, когда ты утаить что-то хочешь.

— Ты меня как книгу читаешь, — вздохнул он, ощупывая мясо, — Вот дьявол, а ведь мясо несвежее-то, с душком… Вот же погань… Запах отбили дегидрозой и табаком, а я, дурак, и купился. Да не хотел я тебе рассказывать, зная твою голову непутевую, тут же ведь схватишься, как полоумная…

— Рассказывай! Рассказывай уже!

— Да такое дело… Встретил на рынке приятеля старого, Рихомера-Бездельника, мы с ним в страже раньше вместе дела околачивали. И он, значит, рассказал, что сам слышал от ночной смены. Про отца Гидеона. Того, что приходил вчера.

Наверно, так чувствует себя мышь, услышавшая звонкий щелчок сработавшей мышеловки. Писк запоздавшего предчувствия и пронзительный укол досады. Отец Гидеон!

— Ах, дьявол!

— Не сквернословь.

— К дьяволу сквернословие! Что с ним?

— Да с ним-то ничего. То есть, наверное. И вообще Рихомер мало что знал. За что купил, за то продал. В общем, ночной патруль, проходивший мимо дома отца Гидеона в третьем часу ночи, услышал подозрительный шум, доносящийся изнутри. То ли вскрик, то ли окрик. Район там хороший, не чета нашему, ночных лиходеев не водится, но кто-то уже слышал про вчерашнего воришку, вот и решили проверить, не творится ли там чего. Сама понимаешь, случись что со святым отцом — с них сперва епископ шкуру снимет, а сам граф потом солью посыплет…

— Не томи же, чтоб тебя! Что дальше?

— Да ничего, — ответил Бальдульф немного раздраженно. Он нюхал мясо и, судя по его лицу, все его мысли сейчас были заняты исключительно им, — Вспышку в окне увидели. Яркую, как от рождественской шутихи. И вроде бы дымом из дома потянуло. Как будто пожар или что-то в этом роде.

— И что отец Гидеон?

— Откуда мне знать? Дальше ни Рихомер не знает, ни я. Знает только, что вскоре туда прибыл капитан Ламберт в сопровождении пары принцепсов, выставили у входа охрану и скрылись внутри. Думаю, дело…

— Что?

— …не так уж и плохо. Немного тимьяна, щепотка имбиря — и можно хоть на императорский стол подавать, не такой уж и сильный этот запах. Но ухо я тому мерзавцу-мяснику все равно завтра оторву…

— К черту твое мясо! Что с Гидеоном?

— Взъерепенилась… Знал бы — сказал. Но капитан Ламберт мне не докладывается. Надеюсь, жив. Если бы помер, точно весь Нант на ушах уж стоял бы. Шутка ли, настоятель собора, и не последнего… Он старый вояка, как видно, такого в расход легко не пустишь.

Мысли завертелись вразнобой, со звоном отскакивая друг от друга, как никелированные шарики в барабане уличной лотереи.

— Клаудо, седлай Инцитата!

— Что-о-о? — Бальдульф выпучил глаза, — Чего это ты задумала?

— Ты что, не понимаешь? Там же что-то случилось!

— Похоже на то. Да только не нашего ума это дело, юная воительница. Раз капитан Ламберт там, то я спокоен. И не будем изображать лишай на носу викария. Довольно с тебя предыдущих проделок!

— Ты не понял, — злясь, я закусила губу, — Что-то происходит, может быть, прямо сейчас!

— Вот и пусть происходит, и чем дальше от нас, тем лучше, — заметил Бальдульф.

— Это продолжение истории!

— И наверняка скверной.

— Я не могу упустить ее продолжение! Если хочешь оставаться, сиди тут и куховарь, а я направлюсь к нему и все узнаю. Это единственная интересная вещь, которая случалась в округе за последние два года, и если ты думаешь, что я буду лежать как бревно и ждать, когда новость появится в информатории, то крепко ошибаешься. Клаудо, где Инцитат, черт возьми? Пошевеливайся!

— Ты же ненавидишь улицы!

— Еще как. Но если гора не идет к Магомеду, то Магомед поднимает свою отвисшую задницу и скачет ей навстречу как призовой рысак! Клаудо меня довезет.

Бальдульф встал в дверном проеме, грозный как выточенный из цельного куска камня голем, борода его даже вздыбилась от гнева. Такого не вынесешь с пути и осадным механизированным тараном на четырехосном приводе.

— Никуда ты не пойдешь, — сказал он и гул его голоса походил на звук скрипнувшего ледника, — Я не пущу. Во-первых, тебе на улицах делать нечего, Клаудо не защитник. Во-вторых, я не позволю мешаться перед глазами капитана Ламберта и отца Гидеона с какими-то очередными вздорными мыслями, видит Бог, ты и так обоим дорогого стоила. Забудь. Останешься дома. А завтра я, так уж быть, может проведаю старика и узнаю, что сталось. В любом случае, обойдемся без твоего участия.

— Твой Ламберт глуп как старая амбарная мышь! И ты еще глупее него!

— Тогда ты еще глупее меня, если думаешь, что я отпущу тебя.

Испытывать эту преграду на прочность было бесполезно. С тем же успехом можно было пытаться пробить брешь в крепостной стене при помощи деревянной мотыги. Осада Бальдульфа была невозможна, и я достаточно хорошо это знала. Как знала и то, что любого мужчину, изображающего из себя неуязвимую крепость, можно взять штурмом, используя старую как мир тактику обманных маневров и потайных ходов.