Одна птичка начирикала - Злата Иволга Страница 24

Бабушкины сказки, решил Лют, а вслух спросил:

— А что со змеем стало?

— А что с ним станется? Живет, скорее всего, там до сих пор, кабанчиков кушает. Я возьму еще пива. Тебе брать?

Поздним утром Лют решил дойти до озера и немного освежиться. Ему предстоял еще один тяжелый день, занятый подготовкой к пиру у Томилы. И если брательница заметит несвежий вид, то Люту сильно не поздоровится. Его мутило от ночных посиделок, а в голове проносились воспоминания о змее, пожирающем жрецов.

Он искупался, посмотрел, как несколько девушек плели венки, и собрался уходить, но услышал знакомый голос. К одной из девушек направлялся человек в красивой одежде. Это был один из тех дознавателей, что разговаривали с Баженой. Главного дознавателя Третьяка Лют знал в лицо. Значит, это столичный знатный гость наведался к озеру. С некоторой досадой Лют отметил, что тот был молод и хорош не только одеждой.

Дознаватель приблизился к девушке и поклонился. Рядом с ней тут же возникла пожилая женщина.

— Боярыня Ярослава Мирославовна? ― спросил гость.

— Что вам нужно? Боярыня не желает… ― сурово начала пожилая женщина, похоже, нянька или сопроводительница.

— Оставь, Буря, пусть говорит.

Лют с любопытством уставился на них. Это та самая боярыня Ярослава, которую упоминала Бажена? Еще одна зазноба Ворона? Ну, тут уж его можно понять. Красоты Ярославы не портили даже нотки высокомерия в голосе и немного задранный подбородок. Темные волосы с медным оттенком и глубокие серые глаза завершили картину бесконечного восхищения Люта. И, похоже, оно не обошло стороной и столичного гостя.

— Э-э… ммм… сударыня, вы не пришли на допр… на встречу. Вам было назначено на утро.

— Я не встаю так рано. Иначе мои мысли путаются, а вам нужен разумный свидетель. Ведь так, уважаемый… ― Она сделала паузу.

— Го-господарь Тур Светозарович, из городских столбовых. Я приехал из столицы, чтобы…

— Ах да, ― перебила его боярыня Ярослава с легкой улыбкой. Подбородок ее милостиво опустился. ― Знатный столичный дознаватель. Если вы сейчас отправитесь в отделение, то через небольшое время я навещу вас. Мне брать с собой Бурю, или я буду в безопасности?

Старуха-сопроводительница заворчала, а Лют почувствовал, что Ярослава откровенно насмехается над неловкостью дознавателя, павшего жертвой ее чар.

— Как пожелаете, су-сударыня.

— Что ж, тогда поворошим старые кости, ― улыбнулась Ярослава, обошла дознавателя и прошествовала дальше.

Лют не сразу понял, что так и остался стоять с открытым ртом.

Красавица-боярыня в его снах. Ярослава так похожа на нее. Может, надо поспешить в отделение, чтобы там случайно встретить ее и заговорить? Но если она так обошлась со столичным господарем, что достанется несчастному дружиннику Люту? И что скажет Томила, если он не придет помогать? Зажарит его вместо гуся на вертеле? Утопит в бочке с рассолом?

Лют поник головой и пошел к брательнице, памятуя о том, что главное ― это мир в семье.

Полдня Лют терпеливо сверял списки снеди, в огромных количествах закупленной Томилой. В доме стояла страшная суета, поэтому когда мимо к открытой двери промчался Путята, Лют даже забыл удивиться. Этот-то здесь откуда? Брага и пиво закупались у него? Вряд ли бережливая Томила пошла на это.

Додумать Лют не успел, вслед за Путятой появился муж брательницы. Он медленно и степенно прошел сквозь залу к замученному Люту, сел на скамью и также неторопливо осушил туесок с квасом.

— Жаль мне его, ― сказал Распута.

— К-кого? ― заикнулся Лют. ― Путяту что ли?

— Раз четвертый ко мне приходит. Все, значит, уговорить пытается. Но я такими делами не занимаюсь.

Лют забыл о списках и повернулся к Распуте.

— Путяте нужно было колдовство?

Родственник вздохнул.

— Женщина одна есть. Совсем его покоя, похоже, лишила. Ко мне часто с таким приходят. Да только скверно это ― силой привязывать к себе. И я, значит, ему так и сказал. Который раз уже. А теперь на него еще беда с этим убийством навалилась.

Лют открыл рот, но тут же захлопнул его.

— Вот так дела, ― протянул он. ― Об этом все говорят. Мой друг считает, что Путяту подставили.

Распута махнул рукой.

— Если могу, то всем помогаю. И, значит, если невиновен он, тоже помог бы. Но привораживать не буду.

— А что за женщина? ― полюбопытствовал Лют. ― Кто же так очаровал нашего грозного Путяту?

— Молодая дворянка. Говорит, красавица невозможная.

— Боярыня Ярослава! ― почему-то вырвалось у Люта.

— Тебе-то откуда известно? ― нахмурился Распута, и Люту стало страшновато. Все-таки побаивался он могущественного родственничка. ― И не болтай попусту. Люди знают, что я храню их тайны.

— Совсем я что ли ума лишился, чтобы секреты Путяты выбалтывать? ― откликнулся Лют и потянулся за полным кувшином кваса. Его продолжала мучить жажда.

Какая интересная картина получается. Путята влюблен в боярыню Ярославу, которая собиралась замуж за Ворона. Или не собиралась. Неважно. Главное, что Житко-то попал в самое яблоко ― у Ворона могли быть веские причины убрать с дороги и жену, и Путяту.

Размышления Люта были прерваны Томилой, которая ворвалась в залу и сходу принялась распекать работников, таскающих мешки и бочки. Досталось и Люту за его «мечтательное и несерьезное лицо».

— Распута, к тебе опять приходил этот кабатчик? ― повернулась утомленная разносами Томила к мужу.

— С тем же успехом, ― отозвался тот.

— Надеюсь, он не подожжет наш дом из-за твоего отказа?

— Ну что ты… Он не такой уж и плохой человек.

— Скажи это тем, кто лежит в мешках на дне озера, ― хмыкнула Томила и задумалась. ― Надо бы и его пригласить.

Лют закашлялся.

— Только не говори, что ты испугался, ― грозно сказала ему брательница. ― Не позвать будет невежливо.

— Тогда уж и Ворона зови. Пусть все подозреваемые придут.

— Неплохая мысль, ― оживилась Томила. ― Гостям будет очень интересно, ведь в городе только и говорят, что о давнем убийстве и о столичном дознавателе. Пригласим и его на пару с нашим.

— Я обновлю списки, ― миролюбиво сказал Распута.

Лют упал лбом на стол, выражая крайнюю степень отчаяния. Его плечи тряслись от смеха.

***

В это время господарь Тур Светозарович пытался сладить со свидетельницей. Боярыня Ярослава заставляла его потеть, заикаться и чувствовать себя последним болваном. Насколько легче