Площадка (СИ) - Третьяков Михаил Страница 25

— Не совсем так. Изначально человек не знает, что такое счастье, а что — несчастье. Для кого-то счастье заключается в том, чтобы вкусно поесть и поспать; кому-то нужно, чтобы рядом с ним был кто-то, кто поддержит его в трудную минуту, обнимет и успокоит, а кому-то нужно быть услышанным, чтобы его идеи нашли воплощение. У всех все по-разному, поэтому нет универсального рецепта. Но в то же время все хотят быть счастливыми. Вот по телевизору и объясняют, как именно должен выглядеть счастливый человек.

Я вот заметил, что за последнюю неделю, по крайней мере в нашем институте, количество счастливых людей, которым уже ничего не надо, достигло почти девяноста процентов.

— Вы тоже обратили на это внимание?

— Это сложно не заметить. А как к этому относитесь вы?

— Не знаю. А как можно относиться к больным?

— Сочувствовать, наверное.

— Я им и сочувствую. Только ничего изменить не могу.

— Но почему так резко и повально? Будто бы все это произошло за один, два дня. Начало двойной смерти, как в эксперименте Джона Кэлхуна «Вселенная 25».

— Никогда не слышала о таком эксперименте.

— Основная идея опыта заключалась в создании идеальных условий, где мыши могли бы жить и размножаться, не ведая никаких забот, вдали от хищников и в отсутствие эпидемий и заболеваний. Для этого был устроен специальный загон в лаборатории, куда были помещены четыре пары белых мышей — самцов и самок. В распоряжении мышей всегда были чистая вода и еда в изобилии, специальные гнезда, где можно обустроить себе жилище, — гнезд в загоне хватало для проживания нескольких тысяч мышей. Температура в загоне в среднем составляла около двадцати градусов Цельсия и была комфортной для мышей. Животные не подвергались никаким влияниям извне и жили в идеальных условиях в свое удовольствие.

А дальше началось самое интересное. На первом этапе мыши хорошо размножались, вели активный образ жизни, охотно играли. В следующей фазе мыши стали есть меньше, перестали наедаться до отвала. На третьем этапе, когда в загоне были уже сотни мышей, произошло распределение социальных ролей, стали ярко выражены иерархия и клановость. В четвертой фазе у мышей стали проявляться различные формы девиантного поведения, вспышки агрессии. По итогам эксперимента, Кэлхун пришел к выводу, что достижение определенной плотности популяции и заполнение социальных ролей приводит к распаду общества и смерти духа.

— И вы думаете, что у нас происходит то же самое?

— А разве нет?

— Но ведь у нас нет условий рая.

— Да, но все это очень тонкие материи. Я просто вижу некоторые параллели и закономерности.

Мы приехали. Витя уже ждал нас возле водонапорной станции. Он не выказал никакого удивления, что я приехал сегодня без Андрея, как будто бы знал, что так и будет. Мы начали проводить измерения и снимать показания с растений, которые находились в стационарной фитоочистной системе.

Перед тем как сесть в лодку, я предложил перекусить, мы зашли внутрь. Я достал из рюкзака контейнер, и, пока мы ели, мне не давала покоя мысль, которая так четко и внятно сформировалась у меня перед тем, как Аня задала свой вопрос. Почему Ольга Николаевна так интересовалась нашей новой сотрудницей и моим мнением о ней? Самое простое и первое, что пришло мне в голову, — это женская ревность. Я еще раз посмотрел на Аню, которая, несмотря на нелепый наряд, предусмотренный техникой безопасности, и высокие резиновые сапоги, как-то умудрялась оставаться нежной и женственной. Но в женщинах меня больше всего привлекала не красота, а интересный образ мыслей или нестандартный взгляд на самые обыденные вещи. Вот и на Аню я посмотрел по-другому только после ее неожиданного вопроса. Что же такого было в этой самой девочке, что так встревожило Ольгу Николаевну и заставило не только вызвать меня, но и активно попытаться выяснить мое отношение к ней? Возможно, я, как всегда, не обладал всей полнотой информации, а значит, не мог сделать правильных выводов.

Я так привык ездить с Андреем, что даже не задумался о том, как же мы с Витей вдвоем сможем дотащить лодку до пруда-отстойника. Но все получилось, хотя и стоило немалых сил.

Несмотря на мой скептицизм при взаимодействии с новыми людьми, с Аней оказалось на удивление комфортно работать. Мы достаточно быстро проплыли по каждому ряду и провели все необходимые измерения. У меня даже возникло ощущение, что Аня уже плавала со мной и выполняла все эти манипуляции, — так ловко у нее все получалось.

Витя причалил к берегу. Аня пошла переодеваться в здание водонапорной станции. Мы вытащили лодку на сушу. Сняли двигатель и потащили его наверх. Тем временем Аня уже переоделась. Я нажал кнопку сигнализации и открыл машину. Мы занесли двигатель внутрь. Спустились за лодкой.

Я держал лодку спереди, а Витя — сзади, и, когда оставалось пройти последние несколько метров до входа, я неожиданно почувствовал, что лодка стала тяжелее. Повернулся и увидел, как Витя упал на землю и начал крутиться волчком.

В считаные секунды я оказался возле него, сорвал маску и очки. Глаза его были полузакрыты, а белки вращались так, словно бы он спал, находясь в быстрой фазе сна. Голова неестественно повернулась, изо рта пошла слюна. У меня под рукой не было ничего из того, что бы можно было засунуть ему в рот и придержать язык. И тогда я двумя руками разжал челюсти и засунул свое предплечье ближе к кисти, прижимая язык к подъязычной части. Резкие движения и подергивания ослабли, а я почувствовал, как капля крови течет по моему запястью.

Приступ — судя по всему, эпилепсии — прошел. Я схватил Витю под мышки, потащил к зданию, усадил возле стены. Сознание еще не вернулось к нему, что было понятно по остекленевшему и совершенно бессмысленному взгляду. Я несколько раз ударил его тыльной стороной ладони по щекам, чтобы он пришел в себя. Хорошо, что Аня сидела в машине и не видела всего этого ужаса.

— Витя, ты меня слышишь? У тебя есть вода и аптечка?

И тут я услышал то, что ожидал услышать меньше всего. Еще не полностью овладевший речью, да и, по всей видимости, сознанием, Витя начал говорить вслух, но язык, ворочавшийся с трудом, не давал мне хорошенько разобрать слова.

— До…ть …ыл и …ет …да. Без д…я не…на …изнь. До…чь — это вода. Мы с…тоим из воды. Вода на…ся в нас. Зна… мы …асть до-тя. Ка…й — эта капля. Ка…ая капля до…дь. …месте капли ра…т все. …обы что-то …строить, надо… рушить. В единстве наша сила. Правда всегда за нами. Каждая капля сильна, только если она — часть дождя.

Ощущение дежавю накрыло меня. Я понял, что он произносит те самые слова, которые слышались мне на карбоновом полигоне.

— Витя, откуда эти слова?

— Они в моей голове. Как же башка раскалывается!

— Где вода и аптечка?

— Там, — он махнул в сторону дальнего угла станции.

Мне казалось, что я нахожусь в каком-то мороке или забытьи, потому что то, что произошло, не могло быть правдой. Два человека не могут слышать одно и то же.

В углу на стене, рядом с пожарным щитом, оказались аптечка и старенький кулер с уже повидавшей виды двадцатилитровой бутылью. Я налил воды в пластиковый стаканчик и выпил. Сзади раздался голос Ани:

— Что-то случилось? Почему вы так долго?

Я вернулся к Вите. Снял капюшон, осмотрел его голову на предмет повреждений. У него оказались спутанные вьющиеся черные волосы. Травм никаких не было.

— Что случилось? — повторила вопрос Аня, а я, закончив осмотр, почему-то соврал ей:

— Витя поскользнулся, упал и потерял сознание.

— Я чем-то могу помочь?

— А чем вы тут поможете? Идите в машину и ждите. Сейчас Витя придет в себя — и поедем.

Я вернулся к кулеру и снова набрал воды — теперь уже для Вити. Побрызгал в лицо. Кровь стала приливать к коже, и она слегка порозовела. Я вытащил из аптечки йод и смазал кожу у себя на руке, где отпечатался след зубов.