Дни Стужи (СИ) - Макаренков Максим "bort1412" Страница 27

Да как почти со всеми в этом заведении, подумал, улыбаясь про себя, Иван.

За столом с Могамбой сидела еще пара темнокожих здоровяков, а вот Ли был в одиночестве, хотя, обычно рядом с ним всегда сидел тихий мальчик, подливавший в пиалу чай и с обожанием глядевший на учителя.

А вот Володи Сибиряка что-то не видно, мимоходом подумал Иван и открыл дверь кабинета.

— Уф. Я думал, пока дойду, голова отвалится, — он устало плюхнулся в мягкое кресло и бросил перчатки на маленькийстолик в углу кабинета. Стас молча кивнул. Он сосредоточенно расправлялся с уткой в яблоках. В центре стола ждал своей очереди пузатый запотевший графинчик. Рядом стояли две хрустальных стопки.

— Я без тебя не начинал, — Стас указал утиной ножкой на графинчик, — а теперь, пожалуй, самое время. Давай вдумчиво посидим и покумекаем над тем, что мы сегодня узнали.

И они начали. Очень аккуратно. По полрюмки. Первым заговорил Стас, и чем дольше Иван его слушал, тем сильнее мрачнел.

— И вот еще что интересно, группа эта появилась не так давно. Лет пять назад. Раньше Старшой о ней и не слышал. По бумагам она как бы относится и к борьбе с особо тяжкими, и к собственной безопасности, но на деле действует сами по себе и ни перед кем отчет не держит. Интерес проявляют только к делам с потусторонним душком, но к управлению, которое такими вещами должно заниматься, отношения не имеют. Майор этот, Хацкий, в здании Управления редко появляется.

Из интересного — вроде, видели Хацкого с чинами Службы Охраны. И Старшой мне намекнул, что в верхах, похоже, снова драчка назревает. Каждый тянет на себя, старается полезность доказать. Есть у него подозрение, что под эту драчку кто-то решил Говоруна из игры вывести. Что там ещё, Старшой не сказал, лишь рукой махнул. Если сопоставить с тем, что знаем мы, то получается, что кого-то могут и втёмную использовать, а кто-то решает свои дела. Например, пытается подставить конкурентов. Хотя бы ту же городскую полицию.

Иван молчал, давая Стасу выговориться. Слова напарника накладывались на то, что говорил ему Якут, смешивались с собственными ощущениями, проникали в мысли и чувства, и где-то глубоко внутри начинало формироваться нечто, пока непонятное, не имеющее точных определений, но вполне ощутимое. Иван знал, что скоро это неясное шевеление, клубок этот превратится во что-то точное и ему понятное.

Но не сейчас.

— В общем, я тебе так скажу, — Стас с силой вдавил в пепельницу окурок, перегнулся через стол и жарко дыхнул Ивану в ухо:

— Прав купец-то. Чёрные дела творятся. Совсем чёрные.

— Это, друг мой, и так понятно, — Иван затянулся, принялся выпускать ровные дымные колечки. Посмотрел, как они тают, продолжил только, когда последнее исчезло. — Скажи лучше, ты Старшому про слухачей пропавших сказал?

Стас кивнул,

— Конечно. Не мог я такое от него утаить. Не по-людски это.

— Оно, конечно, правильно, — почесал переносицу Иван, — только ты учитывай, что Старшой не один все рубежи родины охраняет, и куда теперь все это дойдёт…

Но Стас махнул рукой.

— Пока Старшой не решит, никто и не узнает. Он мне сам сказал, чтоб я язык за зубами держал, а он думать будет. Впрочем, рассказывай теперь ты. Как там этот твой Якут? Сказал что толковое.

Теперь пришла пора Стасу хмуриться, сопеть, тянуться за графином, с досадой снова ставить его на стол. Всякое желание выпить и расслабиться пропало. Стас чувствовал, как приходит холодная злая сосредоточенность перед большим опасным делом. Похоже, самым опасным.

— Словом, Шаман много знает, но не говорит, а пытаться вытрясти из него то, что он не хочет, дело бесполезное, — подвёл итог Иван.

— И того, что сказал достаточно, — хмель окончательно ушел. Стас вспоминал то, с чем сталкивался еще на службе, что слышал от порубежников уже после того, как ушел, и все это складывалось в картину, от которой волосы на загривке вставали дыбом.

— Я тут еще вот, что подумал, — продолжил Иван. Наколол на вилку рыжик, и теперь помахивал ей, как дирижерской палочкой. — Я б на месте убиенного Загорцева непременно тайничок имел.

— Вот и я о том же подумал. Но у нас даже наметок нет, с чего начинать его искать. Наверняка, спрятал он его умеючи, да еще поди пойми — где? — Стас тоже схрумкал рыжик и обвёл глазами стол, ища, что бы еще сжевать.

— А вот тут нам может помочь наш старый знакомый господин Необъятный, — хмыкнул Иван. — Хоть друзьями они и не были, но он мог быть хотя бы в курсе его личной жизни. Сплетников в Управлении всегда хватало. Как я понимаю, кроме Столярова, родни у покойного здесь не было. Так что будем искать через службу.

— А еще, — и Стас нацелил вилку на друга, — надо попросить Необъятного добыть что-то из личных вещей покойного. А еще лучше, волосы, или ногти. Ну, да, ты знаешь.

— Я? Не-не-не, — выставил ладони Иван, — не хочу я с этой дрянью связываться!

Стас проникновенно заглянул другу в глаза,

— Ваня, ты же понимаешь, что надо?

— Знаешь, друг мой, утро вечера мудренее. Давай-ка собираться, да поедем домой. Поспать нам с тобой надо, поразмыслить. Утро, оно, сам знаешь, вечера мудренее.

И, похлопав друга по плечу, Иван полез из-за стола.

___***___

Легкие крытые сани бесшумно скользили по хорошо наезженному Ярославскому тракту. Стылая белая луна повисла на небе, и такими же белыми, холодными пристальными глазами смотрели на Землю редкие зимние звезды. Стас узнал бы возницу, увидь его, но Стас сидел в уютной "Заставе" и, хотя мысли его были беспокойны, в целом благодушествовал.

Ярославский порубежник, подвозивший утром Хромого, о своем случайном попутчике сейчас не думал. Зорко поглядывал по сторонам, время от времени слушал себя и обереги. Не нравилась ему ночная, второпях организованная, поездка, но уж больно срочной была весть, которую следовало сообщить ярославцам. Что за весть, в точности он не знал и сам, но за просто так инока в черном полушубке гонять бы не стали.

Игорь покосился на возок.

Молчаливый парень лишь пожал ему руку, залезая внутрь, да обронил: «Дело срочное, сам понимаешь. Погнали».

Игорь понимал. А потому попросил пару сопровождающих, которые сейчас и сидели в возке вместе с иноком, да поменял конька на полоза. Этой скотинке холод не помеха, а конёк пусть отдохнёт на московских харчах. Оставалось только надеяться, что трем бывалым порубежникам хватит сноровки и удачи отбиться случись что. Да и иноки, если верить тому, что он слышал, тоже не лаптем щи хлебают.

___***____

Ярославль был городом тихим. И до События, и после. Из тех городов, где ничего я в н о г о, шумного и скандального, так, чтоб дерьмо на полстраны летело, не случалось. Ярославль всегда был крепким, основательным, внешне сонным и неторопливым.

Такой и народ в нем жил. На рожон не лез, но и своего никому отдавать не собирался. В республику Московию ярославцы вошли сами, крепко подумав, прикинув все «за» и «против», веско обозначив свое положение — опять же неявно, негромко, но так, что местное купечество одобрительно кивнуло.

Порубежники ярославские дело свое тоже знали туго, а местные ведуны, казалось, вышли из дремучих доисторических времен, когда самые страшные сказки были правдой.

Сейчас город спал. Луна выстудила позолоту церковных куполов, затянула морозными узорами окна добротных купеческих домов и покосившихся окраинных изб, лунные блики посверкивали в осколках разбитых стекол заброшенных многоэтажек, так и оставшихся мертвыми остовами после События.

В одном из осевших, но крепких еще домов, укрытым за крепким, хоть и давно не крашеным забором, оторвал голову от подушки грузный старик.

В спальне было душновато, но старик любил тепло и топил на совесть, дров не жалел. Перечить было некому, давно жил бобылем, вон кошка только, но кошки, они тепло почище людей любят. Вскинулся неожиданно легко, ловко, хотя дурной вяжущий сон не отпускал, давил сердце.

К чему ж сон то такой? — подумал старик, нащупывая ногами обрезанные валенки, — Да мало ли к чему, — усмехнулся сам себе. После того, что он за эти долгие годы наворотил, хорошо что вообще спит.