Последнее убийство в конце времен - Стюарт Тёртон Страница 27

– Как скажешь, – любезно соглашается он и опускает шарик в карман.

Когда Адиль приходит на задний двор, пожар уже потушен, из склада текут потоки грязной воды, а шланг валяется на земле, словно убитый змей, и под ним тоже разливается лужа. В обычное время его сразу свернули бы и унесли на место, но сейчас все толпятся вокруг мертвых тел, не в силах осознать трагедию.

Чтобы остаться незамеченным, Адиль из последних сил вскарабкался по лестнице на балкон верхнего этажа общежития. Он работал всю ночь, его здоровье расстроено. Его тело давно требует отдыха.

– Пока рано, – говорю ему я. – Нам еще многое предстоит сделать.

– Я знаю, – раздраженно отвечает он.

Адиль садится на балкон, свешивает ноги через решетку и болтает ими, совсем как в детстве, когда они забирались сюда с Матисом. Он зол из-за того, что ему не разрешили прийти на похороны лучшего друга. «Таковы законы деревни», – думает он. Придуманные теми, кто и не собирался их соблюдать.

Адилю не терпится это изменить. Он уничтожит ложь, на которой держится жизнь деревни, устой за устоем, старейшину за старейшиной. Следующим умрет Гефест. Потом Тея. Нельзя, чтобы слепое рабство продолжалось и дальше.

С высоты балкона он видит семь тел, лежащих бок о бок на станции канатной дороги, каждое накрыто отдельной простыней. Тея поднимается по ступенькам, чтобы обратиться к жителям деревни, лицо у нее неумолимое, как всегда. Она и так выше всех в деревне, а из-за лестницы кажется просто огромной. Жителям деревни приходится запрокидывать головы, чтобы увидеть ее лицо.

– Интересно, трудно ей сдерживать улыбку? – спрашивает меня Адиль.

– Доброта превыше всего, – говорю я, напоминая ему неписаный закон деревни.

– Да ладно тебе, Аби, – отвечает он. – Тея ненавидела Ниему почти так же, как я. Она теперь петь должна от счастья.

– Случилась ужасная трагедия, – начинает Тея, не ведая о восторгах Адиля. – Мы думаем, что ночью, после наступления комендантского часа, на складе начался пожар. Наша любимая Ниема разбудила шестерых наших друзей, очевидно надеясь, что они помогут ей справиться с огнем. К несчастью, они задохнулись в дыму, а Ниему придавило рухнувшей балкой.

Удивленные возгласы в толпе сменяются воплями боли.

– Красивая история, – одобрительно бормочет Адиль.

– Рада, что тебе понравилось, – отвечаю я. – Это придумала я.

Тридцать секунд Тея молчит, а затем прерывает проявления скорби:

– Похороны состоятся сегодня вечером, а сейчас у каждого из вас есть обязанности, которые нужно выполнять. Я ожидаю увидеть вас на фермах в течение часа.

Торжественный момент вдруг нарушается резким кашлем – из склада, пошатываясь, появляется Эмори, вся в саже, с головы до пят.

– Тея, – хрипло зовет она. – Тея!

Проморгав слезящиеся от дыма глаза, она понимает, что между ней и старейшиной стоит вся деревня. Она смотрит на своих соседей, а потом начинает протискиваться меж потными телами, не обращая внимания на осуждение, написанное на лицах, и взгляды, полные укоризны.

– Она все такая же, – бормочет Адиль, наблюдая, как Эмори прорывается к лестнице, откуда на нее смотрит Тея.

– В чем дело, Эмори? – спрашивает она. – Сейчас самое время проявить почтение и уважение.

– Здесь что-то не так, – заявляет Эмори, не обращая внимания на слова старейшины.

Волоски на руках изгнанника встают дыбом.

– В груди Ниемы рана вот такой длины, – объявляет Эмори, разводя большой и указательный пальцы на расстояние дюйма друг от друга. – Судя по ширине, ее нанесли лезвием, возможно ножом.

– Сейчас не время, – шипит ей Тея, окидывая быстрым взглядом толпу.

– На складе нет ничего такого, чем она могла бы пораниться, – продолжает Эмори, сбитая с толку. Она стоит у подножия лестницы в длинной тени Теи и походит на маленький кустик рядом с большой сосной.

– Не говори глупостей, – отвечает Тея. – Значит, то, что стало причиной травмы, сгорело при пожаре.

– Но огонь не тронул Ниему, – возражает Эмори. – В крыше над ней был пролом, и, когда пошел дождь, он оттеснил огонь к задней стене склада.

Адиль подается вперед, чуть дыша.

– Значит, она поранилась в деревне и из последних сил забрела на склад, – предполагает Тея, явно желая поскорее закончить этот диалог.

– Разве тогда не остался бы кровавый след?

– Нет, если она сначала перевязала рану.

– Когда я нашла тело, никакой повязки на нем не было.

По толпе проносится недовольный ропот. Так не говорят со старейшиной, тем более над мертвым телом другой старейшины.

Тея бросает на Эмори взгляд, полный такой неприкрытой ненависти, что те, кто стоит рядом, даже шарахаются в стороны. Но Эмори отвечает старейшине твердым взглядом, ничуть не испуганная. Изгнанник наслаждался бы этим зрелищем, если бы не переживал за Эмори. Он-то знает, что бывает с теми, кто отказывается вовремя преклонить колено.

– Ты спрашивала у Аби? – спрашивает Тея.

– Она сказала мне, что Ниема погибла, когда на нее упала балка.

– Ну, вот и все.

– Но…

– Хватит! – Тея взмахивает рукой. – Ниема добросовестно служила этой деревне без малого сто лет, она учила всех, кто стоит здесь теперь, включая тебя. Неужели ты не можешь хотя бы раз просто поблагодарить ее за все, что она для вас сделала, и не устраивать здесь сцен?

Эмори оглядывает заплаканные лица и понимает, что увлеклась.

– Простите, – бормочет она. – Я не хотела…

– А теперь уходи, – говорит ей Тея.

Когда Эмори уходит, за ней идет Адиль, только по верху, и поглаживает пальцами стеклянный шарик у себя в кармане.

– Я должен волноваться? – спрашивает он меня, глядя на копну вьющихся каштановых волос внизу.

– Эмори – единственный человек в деревне, способный понять, что на самом деле произошло ночью, – говорю я.

– Ну, так отвлеки ее, – говорит он. – Потому что, если она это выяснит, нам конец.

25

Пока во дворе оплакивают умерших, Эмори взбегает по грохочущей лестнице общежития в комнату Ниемы. Лицо у нее хмурое, плечи напряжены. Она все еще недовольна собой. Люди скорбели, а она так отчаянно стремилась докопаться до истины, что растоптала их горе. Это качество она в себе ненавидит.

Она уже берется за потрепанную занавеску, скрывающую вход в комнату Ниемы, когда ее останавливает мой голос.

– Если ты войдешь в эту дверь, последствия будут ужасными, – говорю я.

– Тогда скажи мне правду, – яростно отвечает она. – Эта рана не от деревянного обломка, и ты это знаешь. Ни один обломок не может войти в тело так глубоко и чисто. Я обыскала каждый уголок склада, но не нашла ничего, что могло бы оставить такой след.

– Ты ошибаешься.

– А ты лжешь, – обиженно парирует она.

Я лгала ей и раньше, точнее, не