Нити магии - Эмили Бейн Мерфи Страница 29

«Будь Гердой», – написал он.

И сейчас, когда я вижу перед собой Ганса Кристиана Андерсена во плоти, стоящего рядом с Филиппом Вестергардом, мне в голову приходит нечто, о чем я раньше даже не думала. Все эти годы меня грызло, что отец не упомянул обо мне в том последнем письме. Но, может быть, то, что это письмо было адресовано одной только Ингрид, не было упущением.

Это было намеком.

Потому что она могла прочесть его иначе, чем прочла я.

«Я закрыл счета», – написал он.

Но что, если он этого не делал? Ингрид смогла бы понять, если бы какая-то часть его письма оказалась ложью. Что, если он пытался нам что-то сказать?

«Будь Гердой».

Что, если Якоб прав, и смерть шахтеров не была случайной? Что, если эти шахтеры – и мой отец в их числе – наткнулись на то, что кто-то хотел оставить погребенным глубоко под землей?

Что, если счета, открытые моим отцом, все еще существуют? Господин Андерсен замечает, что я смотрю на него из тени, и чуть заметно кивает, и мне хочется подбежать к нему и обнять. За те истории, которые он подарил мне и которые я разделяла со своим отцом. И за то, что сегодня вечером, просто придя в театр на балет, он дал мне ключ к загадке десятилетней давности, о существовании которой я даже не подозревала.

Глава тринадцатая

Необходимо посетить тот банк в Копенгагене.

Очень трудно убедить Нину дать мне выходной, поскольку меня наняли буквально на днях, и я уже отпрашивалась на целый вечер, чтобы сходить на балет. Поэтому я расходую магию считаными каплями и делаю все, что могу, вручную, тщательно выискивая шанс. Проходит шесть дней, прежде чем мне предоставляется возможность.

Есть нечто возвышенное в том, что дает мне ее Брок.

В одно холодное утро я, все еще пытаясь проснуться, пью кофе и строю планы, одновременно приводя в порядок скатерти, испорченные брызгами расплавленного воска, когда вдруг слышу, как Нина выкрикивает мое имя.

– Марит! Марит! Где ты? – зовет она, и в ее голосе сквозят слабые истерические нотки. Я спешу к ней, и сердце мое уходит в пятки: если я чем-то провинилось, мне придется ждать еще по меньшей мере неделю или даже больше, прежде чем смогу узнать, обнаружится ли в том банке что-то важное.

Я нахожу Нину в кухне, стискивающей в пальцах свой передник.

– Портьеры в гостиной сплошь изорваны, – стонет она. – Они превратились в лоскутья, как будто в них запутался какой-то мелкий зверек и изо всех сил старался вырваться.

– Мелкий зверек? – медленно переспрашиваю я.

– Карликовая землеройка? – с невозмутимым лицом предполагает Якоб.

– Бешеная ондатра? – спрашивает Лильян.

– Марит, иди и почини их немедленно! Пока госпожа Вестергард ничего не заметила, – приказывает Нина и повышает голос, обращаясь ко всем остальным, кто присутствует в кухне: – И следующий, кого я застану с едой за пределами столовой, будет отмывать кастрюли от жира сверхурочно! – Она хватает меня за локоть и тащит по коридору, бормоча: – Я везде поставлю ловушки на крыс.

За ее плечом Брок с милой улыбкой машет мне ножницами, и я прищуриваюсь. «Ага! Значит, это не крысы испортили портьеры». А одна конкретная крыса.

Эта работа требует тщательного распределения магии, и я, занимаясь починкой портьер, прикидываю, как бы поизобретательнее отомстить Броку. По утрам Ева делает упражнения и танцует в бальной зале, которую Хелена превратила в импровизированную студию, а после обеда встречается с преподавателем, который дает ей уроки математики, грамматики, риторики и истории Дании. Хелена сама занимается с Евой историей Датской Вест-Индии и рассказывает о том, как в 1848 году случилось восстание под предводительством некого Готлиба по прозвищу «Генерал Будда», и в итоге все рабы на острове Санта-Крус были объявлены свободными. В некоторые вечера Ева посылает за Якобом, и он рассказывает ей о звездах и планетах, о медицине и горном деле.

Я улыбаюсь, думая о секретном послании, которое нашла вчера в потайном кармашке одного из платьев Евы.

−− / − −••• •−•− / •−•• ••−− −••• •−•• ••−−

«Я тебя люблю».

В ответ я той же азбукой Морзе отправила ей указания. Если она последует им, то найдет сиреневые гроздья глицинии, которые приведут ее к оранжерее за флигелем прислуги.

Нина возвышается надо мной и, поджав губы, изучает мою работу, пока я кладу последние стежки. Я приняла драпировку, похожую на грязную обвислую швабру, и превратила ее обратно в роскошную узорчатую парчу.

– Ты сделала это, – неохотно признает Нина. На ее лицо начинают возвращаться краски, и передо мной открывается возможность. Как будто кто-то аккуратно раскатал ковровую дорожку у меня под ногами.

– Да, – отвечаю я, идя следом за ней в кухню. – Так вот, насчет выходного дня…

Она оборачивается и, недовольно щурясь, вскидывает брови.

– Полдня. И вам с Лильян придется выполнить в городе поручения, которые я вам дам.

– Я отвезу их, – быстро вызывается Якоб.

– Возьми фаэтон, – приказывает Нина и отворачивается, сердито фыркнув.

Утром Лильян, как это бывает едва ли не каждый день, не может найти свои чулки.

– Иди, я спущусь через минуту, – обещает она, стоя на коленях перед своим сундуком и роясь в нем.

Брок на кухне перебирает семена и саженцы растений, которые Хелена выписала с Санта-Круса: мята, кокос, гуайява, даже ананас.

– Как я должен выращивать все это, если их прежде даже в глаза не видел? – бормочет он, разглядывая листья.

– Да уж лучше заставь их расти, – говорит Дорит. – Госпожа Вестергард велела мне для рождественского ужина приготовить блюда, в рецепты которых входят все эти чужеземные травки-фрукты.

– Спасибо, Брок, за то, что помог мне вчера, – с милой искренностью бросаю я, наполняя серебряную фляжку горячим шоколадом. Наслаждаясь недоуменным выражением его лица, я накидываю свой плащ, помахиваю рукой в знак прощания и вслед за Якобом выхожу из дома.

Он помогает мне сесть в открытый фаэтон, взяв меня за руку, но тщательно стараясь не касаться моей одежды, а потом взбирается на козлы.

Его дыхание паром клубится в воздухе, и он беспокойно застегивает и расстегивает пуговицы на своих перчатках. Я раскатываю поверх своих коленей две толстые шкуры.

– Сегодня я намерен передать письмо со своей просьбой доктору Хольму, – говорит Якоб и достает из кармана белый конверт. – Переписал его пять раз, – с легким смешком сознается он, откашливается и прячет письмо обратно в карман. И я с новой остротой осознаю, насколько он красив.

– Ты действительно считаешь, что когда-нибудь появится лекарство от Фирна?

– Если кто-то и может найти его, то это доктор Хольм, – отвечает Якоб и поворачивается ко мне с горящими глазами. – Когда доктор Хольм опубликовал свое первое исследование, оно многое изменило. Оно помогло людям относиться