Николас Эймерик, инквизитор - Валерио Эванджелисти Страница 29

Перо нотариуса замерло в воздухе, а сам он повернулся к инквизитору с видом глубочайшего удивления. Казалось, тюремщик тоже был поражен.

– Я должен освободить ее, магистр?

– О да, да. Но сначала скажите, что чувствует человек, когда выясняется его невиновность и кошмары заканчиваются? Ответьте мне, Тереза.

Женщина, которая поначалу изумилась ничуть не меньше, чем другие, теперь немного пришла в себя. Стала всхлипывать, а потом разрыдалась.

– Я так благодарна вам, сеньор… Я знала, что вы добры и не можете… Я боялась, что останусь в этой камере до конца своих дней…

Эймерик поднял ладонь, словно хотел остановить поток ее слов.

– Нет, не благодарите меня. Церковь жестока с грешниками, но милосердна к невинным. Вы будете вознаграждены за перенесенные страдания. Тюремщик, снимите с нее цепь. – Потом, словно вспомнив что-то, Эймерик добавил: – Нет, минуту. Я забыл об одной формальности. Как же так, ладно – я, но вы-то, господин нотариус!..

Моссен Санчо собрался ответить, но Эймерик его опередил.

– Видите ли, добрая женщина, закон требует, чтобы документ о вашем освобождении был подписан надежным человеком, который за вас поручится… Знаете ли вы кого-нибудь, кто может это сделать?

Тереза вытирала глаза окровавленными руками.

– Ко мне в таверну заходят важные люди, – подумав, сказала она. – Купцы, криадо…

– Нет, нет. Пока мы будем их искать, вам придется сидеть в камере, а этого не хочется ни вам, ни нам. Может, вы знаете кого-нибудь, кто служит во дворце? Или при дворе?

Осунувшееся лицо Терезы просветлело.

– Да, конечно. Я хорошо знаю фрейлин нашей бедной принцессы Марии, знаю повитуху, гувернантку принца Йохана, многих дам.

– Вижу, у вас довольно обширные связи. Повитуха отлично подойдет. Как ее зовут?

Вдруг по лицу женщины пробежала тень. Но она все же ответила:

– Элисен Вальбуэна. Правда, я не знаю…

– Не знаете чего?

– Не знаю, при дворе ли она прямо сейчас.

– А если не при дворе, то где нам ее искать?

– Я не знаю. – Тереза на мгновение прикусила губу, но это не укрылось от глаз инквизитора. – Может, позвать кого-нибудь другого…

– Откуда вы знаете, что она не при дворе? – бесстрастным голосом спросил Эймерик. – Вы уже два дня в камере. Она вас навещала?

– Нет.

– Конечно. Это было бы сложновато. – С лица инквизитора постепенно стиралось доброжелательное выражение, взгляд становился холодным, голос резким. – Она случайно не в Пьедре?

Теперь Тереза выглядела явно смущенной и напуганной.

– Может быть, – пробормотала она.

– Итак, вы знаете, что она находится в заключении в монастыре Пьедра. Когда вы видели ее в последний раз?

– Очень давно.

– В Пьедре или при дворе?

– При дворе.

Эймерик резко поднялся. Подошел к заключенной и, оттолкнув тюремщика, встал прямо перед ней. Взгляд инквизитора был острым как кинжал.

– А за какие такие заслуги вы допущены ко двору? Далеко не все удостоены такой чести. Отвечайте и будьте убедительной, если действительно хотите выйти отсюда.

Этот вопрос поверг женщину в полную растерянность. В ее глазах, снова наполнившихся слезами, появился страх, готовый вот-вот превратиться в ужас, и в то же время теплилась слабая надежда, что в вопросах инквизитора нет никакой угрозы.

– Я оказывала дамам определенные услуги, – сглотнув, сказала она.

– Как трактирщица?

– И как травница; я разбираюсь в лекарственных травах. Я помогала повитухе.

Эймерик бросил многозначительный взгляд на отца Арнау, который слушал его с восхищением. Потом скрестил руки на груди и принялся молча ходить вокруг Терезы, сидевшей на досках, сложенных треугольником. И вдруг остановился за ее спиной.

– Ты пытаешься нас обмануть, – низким голосом произнес он, медленно выговаривая слова. – Думаешь, тебя не видели прошлой ночью, когда ты бегала в лес со своими подружками? Думаешь, мы ничего не знаем о детях с двумя лицами? Думаешь, не знаем, что даже та, которая умерла четыре года назад, все еще может рожать?

Тереза содрогнулась от ужаса, и даже доски под ней зашатались из стороны в сторону. Она наклонилась к инквизитору, но сползла на пол. Казалось, приступ лихорадочной дрожи отнял последние силы, а лицо превратилось в страшную маску.

– Кто тебе это сказал? – крикнула она, выкатив красные, слезящиеся глаза. – Кто тебе это сказал?

Эймерик смотрел на нее со спокойным равнодушием, как на пустое место.

– Вчера мы схватили Элисен Вальбуэна. Когда палач сжег ей руки до запястья, она не выдержала и все рассказала. Теперь мы знаем даже то, чего не знаешь ты.

К его удивлению, Тереза разразилась хохотом, настолько громким, насколько ей позволяло пересохшее горло.

– Священник, ты лжешь! Элисен никогда бы этого не сделала, тем более за несколько дней до праздника Девы Пилар. И король бы этого не допустил!

– Король? – с недоумением спросил Эймерик. – О чем ты?

– А еще говоришь, что все знаешь! – продолжая смеяться, воскликнула женщина. – Не тот король, о котором ты подумал, глупец. А настоящий, в маске! Король озера! Бедненький глупый священник!

Эймерик не нашел что на это ответить. И тут к Терезе неожиданно приблизился отец Арнау. Он наступил кончиком башмака ей на горло и придавил к полу. Потом с усмешкой заглянул в лицо.

– О, это мы тоже знаем, моя дорогая трактирщица. Знаем, кто такой rex nemorensis и на каком озере он правит. Как видишь, – мягко добавил он, – у тебя нет никакой надежды.

Тереза перестала смеяться. Побледнев, она несколько секунд смотрела на инквизиторов, но вдруг, внезапно оживившись, хрипло крикнула:

– Будьте прокляты! Но еще не все потеряно. Двенадцатого октября богиня вернется, и тогда…

– Никакой богини нет, есть только единый Бог, истинный и справедливый, – возразил отец Арнау и добавил, теперь уже не ироничным, а язвительным тоном: – Ты еще успеешь покаяться перед Ним и спасти свое тело и душу. Что касается твоего короля, я не стал бы на это рассчитывать. До Ариччи далеко.

– Далеко? Она близко, священник. Но вы никогда не узнаете насколько.

Вдруг с Терезой произошло нечто неожиданное и ужасное. Она высунула язык – далеко, как только могла, словно пытаясь состроить гримасу, – а потом стиснула зубы. Изо рта хлынула кровь, послышался жуткий стон. Эймерик кинулся к ней и попытался разжать челюсти; но они были стиснуты с такой силой, что у него ничего не вышло. Откушенный язык упал на пол в лужу крови, послышался хруст ломающихся зубов, с губ потекли кровавые ручейки.

Нотариус и монах-утешитель, шумно отодвинув скамейки, вскочили на ноги; они были вне себя от отвращения. Какое-то время несчастная продолжала выть от боли и в конце концов лишилась чувств.