Тина Дженкинс - Пробуждение Страница 29

Персис слегка наклонила голову набок.

— Не расстраивайся — с моей точки зрения, все прошло достаточно удачно, — сказала она и включила наладонник со свежим номером научного журнала.

— Что пишут? — поинтересовался Гарт. — Есть что-нибудь новенькое?

— Новая статья о макрофагах, — коротко ответила Персис.

Гарт видел, что Персис хочется почитать, однако уходить не спешил.

— Иногда мне кажется — меня следует посадить под замок, а ключ выбросить в океан, — пробормотал он.

Персис улыбнулась. Гарту нравилось наблюдать за ней. Она — настоящий гемод, и все в ней настолько близко к совершенству, насколько только возможно. Длинные светлые волосы, которые она заплела сегодня в так называемую «французскую косу», большие темно-карие глаза, безупречные зубы, правильный римский нос с небольшой привлекательной горбинкой… одним словом, Персис трудно не позавидовать. Внешность, однако, далеко не главное преимущество, которым наделила ее своевременная генетическая коррекция. Кроме облика богини она обладает крепким здоровьем и может твердо рассчитывать на сто пятьдесят лет жизни — при условии, разумеется, что будет соблюдать элементарные меры предосторожности и не станет подвергать себя ненужному риску. До сих пор, во всяком случае, ей удалось пережить несколько серьезных эпидемий, которые едва не превратили в мертвую пустыню ее родной Нью-Йорк.

Гарт, впрочем, так и не понял, почему Персис согласилась работать в фениксском филиале «Икор корпорейшн». Ее мужа Рика Бандельера назначил главой филиала совет директоров корпорации, а он в свою очередь пригласил Персис на пост заместителя директора Центра по производству донорских органов. Гарт, разумеется, был рад, что в его команде появился такой хорошо подготовленный и даже талантливый специалист — в Нью-Йоркском университете Персис считалась восходящей звездой в области современных нейротехнологий, однако для него оставалось загадкой, что заставило ее поставить крест на академической карьере и самой заточить себя в фениксской глуши, где для нее могла сыскаться лишь чисто практическая работа. Разлуку с мужем — Гарт был уверен — Персис как-нибудь перенесла бы. Рик Бандельер не из тех мужчин, влюбляясь в которых женщины настолько теряют голову, что готовы пожертвовать буквально всем.

Поначалу Гарту мало улыбалось иметь одного из супругов в качестве начальника, а другого — в качестве подчиненного. Он был уверен, что из этого не выйдет ничего путного, и не раз высказывался на сей счет со всей возможной откровенностью. Однако ему довольно недвусмысленно дали понять, что выбора у него нет. Все вышесказанное и стало причиной того, что, когда Персис только перебралась в Феникс, Гарт держался с ней настороженно и официально, стараясь не подпускать ее к решению ответственных вопросов. Она, однако, не рвалась в руководители, не оспаривала принятых им решений и не критиковала за ошибки. Персис оказалась вполне самодостаточным человеком, которому нет нужды лезть в офисные интриги, и постепенно Гарт привык полагаться на ее выдержку и профессионализм. Она была аккуратна, находчива, изобретательна, а главное — она никогда не упоминала о муже и не пыталась извлечь никаких личных выгод из его положения директора филиала. Никогда. Но наибольшее уважение вызвали у Гарта спокойствие и выдержка, с которыми Персис встретила известие о том, что именно ей придется осматривать приговоренных к смерти преступников, а потом добывать их трупы и переправлять в Феникс.

— Ну а ты? — спросил Гарт, пытаясь вновь оживить угасшую было беседу. — Какое впечатление произвел визит президента на человека из нью-йоркского высшего света?

— Нормальное, — откликнулась Персис как можно небрежнее. — Меня-то это почти не коснулось.

Нет, что ни говори, а ее общество нравилось Гарту, пожалуй, больше, чем чье-либо другое. Правда, Персис старалась соблюдать подобающую дистанцию, зато у нее было отменное чувство юмора, и в большинстве случаев Гарту удавалось втянуть ее в шутливую пикировку, которая не только доставляла обоим изрядное удовольствие, но и делала их ближе друг другу. Само ее присутствие, казалось, скрашивало стерильную и строгую обстановку, в которой им приходилось работать.

Размышления Гарта были прерваны неожиданным появлением Джона Рэндо, который вошел в кабинет Персис в сопровождении нескольких старших служащих «Икор корпорейшн».

— У меня сложилось впечатление, что президент остался доволен визитом, — сказал он, глядя на Гарта из-под своих тяжелых, жабьих век. — А ваше мнение?

— Надеюсь, что так.

— Итак, сегодня вы возьметесь за тело номер… номер…

— Тринадцать, — подсказал Гарт. — Это наша тринадцатая попытка.

— Многовато, — пробормотал Рэндо. У него был острый, пронзительный взгляд, под которым любому нормальному человеку сразу становилось неуютно. Сейчас Гарт подумал, что босс, вероятно, мысленно прикидывает, во сколько уже обошелся компании этот проект.

— Мы работаем по утвержденной программе, сэр, и с каждым разом механизм действия стимулятора роста становится все более понятным.

— Я знаю, мистер Баннерман, знаю, и все же… Не все могут ждать вечно.

— Понятно, мистер Рэндо.

Глава «Икор корпорейшн» раздраженно хрюкнул и, круто повернувшись на каблуках, стремительно вышел. Его свита последовала за ним, словно группа статистов в какой-то театральной постановке.

— Что он имел в виду, когда сказал «не все могут ждать вечно»? — спросила Персис, когда они остались одни.

— У Рэндо больное сердце, — ответил Гарт рассеянно.

От удивления ее красиво очерченные брови подскочили на целый дюйм:

— Вот как?

— Да. В компании об этом знают очень немногие… я в том числе.

— Но ведь это не страшно, я полагаю?

— Как сказать. — Гарт покачал головой. — У Джона был врожденный порок сердца в очень тяжелой форме, но врачам удалось его спасти. Впоследствии он одним из первых на планете получил искусственное сердце — чуть ли не опытный образец, который, увы, тоже проработал не слишком долго. Тогда ему пересадили свиное сердце первого поколения. По моим подсчетам, сейчас мистер Рэндо «донашивает» уже восьмое по счету сердце.

— Не может быть! Еще немного, Гарт, и я начну его жалеть!

— То, что он до сих пор жив, — настоящее чудо. Чудо, которое сотворила современная наука, потому что, если бы Джона с самого начала предоставили его судьбе, он, безусловно, умер бы еще в раннем детстве. Так что господин президент Соединенных Штатов не единственный, кто возлагает на нашу работу большие надежды.