Дэниел Худ - Дракон Фануил Страница 32

Она…

Внезапно все померкло, и со всех сторон на Лайама нахлынула темнота. На долю секунды Лайам подумал, что техник театра допустил какой-нибудь промах. Но потом он осознал, что ослеп. Лайам судорожно стиснул кулаки, яростно комкая ткань штанов. Он попытался закричать, но вместо крика с губ его сорвался лишь стон.

Дыхание Лайама превратилось в быстрый прерывистый шелест; он продолжал сидеть, вцепившись в свои колени.

«Успокойся».

Эта мысль сокрушила страх, но ярость осталась, и Лайам застонал во второй раз…

«Главный герой — тот менестрель, что приходил к Тарквину».

…а затем и в третий, когда сквозь мрак слепоты проступили пятна и закружились в бешеном вихре. Потом пятна остановились и образовали полуовал, которым оказалось лицо Кессиаса, подбитое снизу черной с проседью бородой.

— Эй, Ренфорд! В чем дело?

— Менестрель! — Скрипнув зубами, Лайам вскочил с кресла. — Главный герой — тот самый менестрель! — закончил он и, вырвавшись из рук Кессиаса, ринулся к лестнице.

Оказавшись на улице, Лайам мрачно зашагал в сторону дома, даже не замечая дождя.

— Ублюдок! — бормотал он себе под нос. — Чертов ублюдок лезет без спроса ко мне в голову!

Он скрежетнул зубами, отыскивая в мозгу булыжники брани, чтобы мысленно метнуть их в дракона. Но мозг его был как трясина, и Лайам только сказал:

— Ты ослепил меня! Ты — ублюдок!

Фануил не отозвался. Вместо этого на плечо Лайама легла тяжелая рука Кессиаса. Лайам был вынужден остановиться.

— По правде говоря, я не мог понять, то ли мне поспешать за вами, то ли не стоит, — сказал эдил. Он явно был сбит с толку. — Что это на вас накатило, Ренфорд? Вы поняли, что этот менестрель — убийца Тарквина?

— Нет, не то! Я не знаю! — Лайам скривился, не зная, как объяснить происходящее. — Я не уверен.

— Это он или не он? Что вам известно?

В голосе эдила появились подозрительные нотки. Он склонил голову набок и искоса взглянул на Лайама:

— Что вы скрываете?

— Ничего, — поспешно заверил эдила Лайам, изо всех сил стараясь унять нервную дрожь. — Я просто кое-что вспомнил. Не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение. Вам это может показаться нелепым…

Кессиас настороженно уставился на него, но Лайам оборвал фразу на полуслове.

— Мне кое-что надо проверить. Слушайте, отправьте одного из ваших подручных выяснить, где живет Лонс, и давайте встретимся в «Белой лозе» завтра в полдень. Все. Мне пора.

Тут Лайам вновь скривился, сообразив, что назвал актера по имени. Это был промах, и Кессиас наверняка заметил его. Покраснев от досады, Лайам развернулся и опрометью бросился прочь.

— Ренфорд!

Лайам услышал топот сапог — эдил кинулся следом. Затем раздалось ругательство, и, судя по его тону, Кессиас решил примириться с тем, чего он не мог изменить. Лайам же еще долгое время продолжал бежать под дождем.

К тому моменту, как Лайам добрел до конюшни, колокола отзвонили полночь. Он стал колотить в закрытую дверь и колотил до тех пор, пока спящий конюх не всполошился и не впустил его, недовольно ворча. Впрочем, серебряная монета мигом его успокоила, а тот факт, что Лайам сам заседлал Даймонда, и вовсе привел конюха в отличное расположение духа.

Но сам Лайам по-прежнему пребывал в ярости, и эта ярость толкнула его отправиться, несмотря на холод и дождь, в путешествие к дому Тарквина. Когда Лайам, нервно дрожа, сводил коня по узкой каменистой тропинке, далекие саузваркские колокола еле слышно известили его, что к полуночи добавились еще полчаса.

Море тяжело дышало во тьме, от дома волшебника исходил сноп золотистого света, и по воде тянулась к горизонту сияющая дорожка. Ярость Лайама понемногу утихла. Прибрежный песок пропитался дождем и был плотнее обычного. Но стоило лишь Лайаму войти в прихожую и сбросить промокший, липнущий к телу плащ, как он ощутил новый прилив гнева.

Фануил лежал все на том же столе, в той же позе. Он невозмутимо посмотрел на вошедшего Лайама.

«Я больше не буду делать этого, не спросив у тебя».

Мысль дракончика была, как всегда, лишена каких-либо интонаций, однако звучала как извинение. Но Лайам извинений не принял.

— Да, черт подери, этого ты больше делать не будешь, маленький негодяй! И знаешь почему? Потому что иначе я брошу тебя здесь одного, и ты подохнешь с голоду — ясно?

Выкрикнув это, Лайам разом почувствовал себя лучше, и хотя он предпочел бы, чтобы недвижный, как камень, дракончик как-нибудь отреагировал на его вспышку, в целом все было понятно и так. Последние остатки его гнева окончательно улетучились.

— Что, этот свет все время так и горит? — спросил Лайам после непродолжительного молчания.

«Мне важно было посмотреть твоими глазами. Теперь я знаю, что это — тот менестрель».

Вот оно что! Дракончик гнет свою линию. Что ж, Лайам ему не уступит!

— Значит, этот свет и вправду не гаснет? Интересно, откуда он льется? — и Лайам демонстративно огляделся вокруг.

«Я расскажу тебе о доме, когда ты будешь жить здесь. Когда ты выполнишь все условия сделки и станешь моим хозяином».

— И ты уберешься из моей головы, и научишь меня множеству вещей, о которых я даже и не мечтал, и все будет прекрасно, — устало произнес Лайам. — Давай не будем заводить эту песню сначала.

«Тебе не следует никуда ездить сегодня. Уже слишком поздно. Тебе нужно выспаться. У тебя много дел».

— Это не мой дом.

«Да, но сейчас это неважно. Тебе нужно прилечь».

Внезапно Лайам пришел в себя. Холод перестал терзать его тело, онемевшие пальцы и уши отогрелись, и Лайам почувствовал себя даже более бодрым, чем в театре — пару часов назад.

— Я останусь здесь, но сперва…

Он стремительно вышел из комнаты и направился к кухне. Дом вызывал странное чувство: он не казался пустым. Лайаму почудилось, что дом — живой и сейчас застыл в ожидании. Чего? Лайам прогнал эту мысль, вызвав вместо нее в сознании образ кувшина, чуть запотевшего и наполненного красным вином… Несколько мгновений Лайам старался не смотреть на кувшин, но долго не выдержал и сунул в него палец — оказалось, что там и вправду вино. И превосходное — судя по каплям, которые он слизнул с пальца. Покачав головой, Лайам вытеснил из сознания образ вина и вообразил кусок сырого мяса. От усилий он даже зажмурился, чувствуя себя несколько по-дурацки.

Прихватив деревянную тарелку с мясом (тарелку ему предусмотрительно предоставила печь) и волшебный кувшин, Лайам вернулся в кабинет. Он поставил тарелку перед Фануилом, а сам уселся на полу, скрестив ноги.

— Давай ешь. Мне нужно, чтобы ты прояснил кое-какие подробности, и потому тебе понадобятся все твои силы.