Дни Стужи (СИ) - Макаренков Максим "bort1412" Страница 35

— Дальше, вы их приносите мне. И уже я решаю, что с ними делать. Это приказ.

Вот оно, то самое время, понял Хацкий. Если ломать ситуацию, то сейчас. Он откинулся на спинку кресла и поднял бровь:

–·Приказ? А, собственно, что именно вы приказываете, господин полковник, и почему?

Сказал, и замолчал, скучливо оглядывая стол полковника.

Левшов глотал воздух. Наливался багровым. Вздымался из-за стола. Сжатая в кулак ладонь уже готовилась грохнуть по столу так, что запрыгает письменный прибор и поедет вбок, рассыпаясь, гора коричневых папок.

После таких разносов люди выходили из кабинета Левшова на подгибающихся ногах. И больше их в стенах здания Службы не видели.

Хацкий с любопытством ждал.

Кулак пошёл по дуге вниз, багрянец добрался уже до лба, Левшов открыл рот… И что-то неразборчиво прохрипел. Кулак превратился в дряблую ладонь, которая сгребла какую-то бумагу и смяла ее. На бумаге остались тёмные мокрые пятна.

Полковник оплыл в кресле.

— Что, крепко припекает? — подпустив в голос сочувствия, спросил Хацкий.

Левшов лишь молча кивнул. Расправил скомканную бумажку, что-то прочитал, отправил ее обратно в папку.

Наконец, продышавшись, сказал:

— Не то слово. К тому, что разведка и порубежники этим показательным выступлением на мосту воспользуются, я был готов. Для того всё и затевалось. Но ещё кто-то в игре. Кто это, я понять не могу. Просто, — полковник поводил рукой в воздухе, — ощущение. Словно смотрит кто в затылок, а оборачиваешься — нет никого.

Хацкий сплел пальцы, указательными тихонько постучал по подбородку. Он всегда так делал, задумавшись. Да, бумагами надо было заниматься в первую очередь. Этого хочет полковник, отлично. Но и ему самому бумаги Загорцева не помешают. Как страховка, если всё окончательно пойдёт не так.

— Разрешите идти, господин полковник, — он легко поднялся. Вытянулся по стойке смирно.

— Идите, майор, — Левшов вяло махнул рукой, — и помните, у нас с вами права проиграть нет, — Полковник криво усмехнулся. — Если что — нас и в другом мире достанут.

Хацкий сбежал по ступеням, с наслаждением вдыхая сладкий морозный воздух. Хлопнул по спине съежившегося в холодном возке Вахрушева. На мгновение замер, сторожко огляделся. Будто кольнуло что. Вспомнил дергающегося Левашова и выматерился сквозь зубы. Заразная она, эта паранойя, что ли?

— Трегубов где?

Коренастый Вахрушев, дыша на ладони, мотнул головой.

— Вон, в трактир забежал, чаю выпить.

— Дуй за ним. И скажи, если учую, что не чай это был, зубы выбью.

— Есть, вашбродь, — агент неловко выбрался из возка. Но к дверям метнулся шустро.

____***____

— Если и здесь пусто, то завтра идём к майору, пусть сам наставления даёт, — глядя на тускло мерцающий в крохотном окошке свет, пробормотал Трегубов.

Похмелиться ему так и не удалось. Вахрушев вытащил его из трактира как раз, когда вахмистр, блаженно прикрыв глаза, собирался влить в себя стопку чистейшей, прозрачной, холодненькой хреновухи. Он втягивал носом острый, отрезвляющий и в то же время расслабляющий аромат, представлял, как пройдёт по телу волна жаркой дрожи, отступит стылая хмарь и мир снова сделается праздничным и понятным.

Вахрушев поймал руку напарника у самого рта и тем разрушил его надежды. Перечить Хацкому было себе дороже. А с тех пор, как майор стал исчезать в дальнем конце коридора, за дверью, которую посменно охраняли невесть откуда взявшиеся низенькие азиаты, и вовсе опасно. Азиаты в ватных широкополых халатах и островерхих шапках с меховыми ушами казались смешными.

Но только издалека.

Смотрели они так, что вахмистр сквозь зубы помянул темных богов и святых угодников в нехороших позах, и больше в тот коридор не входил, да и в разваливающийся дом старался лишний раз не заглядывать. Хацкий же, который и раньше наводил на тех, кто его знал, оторопь своей холодной рассудочной беспощадностью, сделался попросту страшен.

Он истончался, глаза горели тёмным болезненным огнем, малейшее неповиновение пресекал так, что даже видавший виды Вахрушев начинал мелко креститься. Конечно, когда майор не видел.

Выйдя от Левшова, майор коротко приказал искать тайник Загорцева.

— Что хотите делайте. Но бумаги найдите.

— Где ж их искать то, — уныло протянул Трегубов, — на квартире уже всё перевернули, в кабинете тоже первым делом. Сами видели. Успели до того, как на них руку наложили.

Трегубов даже не понял, как Хацкий оказался прямо перед ним. Тонкая сухая рука схватила агента за кадык,

— А ты подумай. Как следует. Не то я задам себе вопрос, на кой чёрт мне нужен идиот. Задание понятно?

— Так точно, господин майор, — просипел Трегубов. Вахрушев подтянулся и молча встал по стойке смирно.

С той минуты они толком и не присели. Перехватили только по куску хлеба с мясом в обжорных рядах и снова взялись за поиски.

Искать они умели, за то Хацкий и держал. И за хватку, звериную хитрость и полную бессовестность. Для них он был вожаком. Более сильным и опасным зверем, за которым выгодно идти и которого не зазорно бояться. Такие отношения им были понятны и полностью устраивали.

Первым делом агенты насели на “счетоводов”, как с некоторым высокомерием называли “убойные” сотрудников Управления по расследованию экономических преступлений. Людей Хацкого “счетоводы” не любили, но некоторые побаивались, поскольку те знали о них неприятные подробности, вроде карточных долгов и взаимовыгодных отношений с купечеством. Поэтому агенты успешно вытрясли из всех подробности жизни убитого, еще раз прошерстили бумаги, которые сейчас изучали коллеги Загорцева, да и приуныли.

Никакого толку. Только лишний раз убедились, что лейтенант был парнем дотошным, аккуратным и очень осторожным. Ни-че-го. Ни одного упоминания агентов, ни единого адреса, не связанного с текущими делами, что лейтенант расследовал, никаких личных почеркушек на клочках бумаги.

Долго ворошили и перекидывали друг другу бумаги и личные вещи, изъятые из опрятной, — словно нерусь какая жила, буркнул при осмотре Вахрушев — двухкомнатной квартирки. На них руку наложить успели, оттерев “внутряков”. Хацкий холодно посмотрел на конкурентов, процедил, что в деле явно присутствует наличие “применения особых способностей и изменение законов природоустроения, сиречь, магии, или, волшебства, если господа желают”, и его люди вынесли все, до последнего клочка.

Правда, и выносить было особо нечего. Судя по всему, лейтенант жил работой, дома бывал нечасто, спал, ел и отправлялся на службу. Связка писем, в основном, от родителей, что жили в Наро-Фоминске, и еще одна, от некоей Ольги — судя по качеству бумаги и лёгкому запаху духов, из хорошей семьи, а судя по оборотам, девушки молоденькой, романтичной и склонной к авантюризму.

Прочитали, отложили в сторону, перешли к счетам — пусто. Лейтенант жил какой-то неимоверно правильной скучной жизнью.

— Давай еще раз на хату, — наконец, скомандовал Вахрушев.

— На кой чёрт? — Трегубову всё ещё было муторно, никуда не хотелось ехать, да еще по такому морозу.

— Такой. Хочешь, чтоб майор снова тебя за кадык потрогал?

Трегубов вспомнил пустые глаза Хацкого и горячие пальцы на шее. Молча встал и принялся одеваться.

В квартире он слонялся из угла в угол, трогал без толку вещи, жевал губами, а перед глазами всё стояла та невыпитая рюмка хреновухи. Ох, сейчас бы её… Слаще сочной бабы.

Бабы? В голове агента что-то щёлкнуло.

— Слушай, а ты тут хоть что-то дамское видишь?

Вахрушев помотал головой.

— Где? Не то казарма, не то келья.

— Но где-то же он с бабой своей кувыркался? — Трегубов поднял бровь. Даже видение хреновухи пропало. Агент почуял след.

Была ведь баба. Точнее, ее письма.

Девицу Ольгу расколоть оказалось несложно. Услышав, что придётся рассказать папеньке о том, что и как она описывала в письмах лейтенанту, а рассказать придётся, вы не бойтесь, мы ж понимаем, в письмах ничего предосудительного, но девушка вы явно темпераментная, Ольга согласилась, что незачем омрачать покой батюшки. Нижняя губа у нее мелко тряслась, о смерти лейтенанта она явно знала, но оказалась дамой не по летам практичной и тихонько шепнула адрес домика, в одной из комнат которого и находился тайный приют влюбленных.