Дни Стужи (СИ) - Макаренков Максим "bort1412" Страница 36

Агенты приободрились и отправились в адрес. По дороге несколько раз петляли, чтобы стряхнуть хвост. В привычку уже вошло — больно часто приходилось заниматься делами, никак не подходящими для чинов полиции, и не оставляло ощущение едва ощутимого взгляда в спину. А своему чутью они доверяли. Потому и выжили.

После События Москва испуганно съёжилась, расстояния, которые раньше казались пустяковыми, превратились в опасные путешествия, окраинные кварталы десятилетиями стояли, бессмысленно глядя на проползающие годы провалами окон. За некоторыми из них шла нечеловеческая жизнь, но большинство старых домом попросту умирало без ремонта, тепла и присутствия человека.

Постепенно жизнь крепла, москвичи привыкли к новому существованию, а когда ушли в другие миры последние старики, по-настоящему помнившие мир до События, город окончательно стряхнул морок прошлого и зажил новой жизнью.

В Москву снова потянулся люд из окрестных городков и сёл, порой приходили целые обозы тех, кто снялся с места и рванул куда глаза глядят в поисках нормального мира. Разбирали пустые коробки многоэтажных домов, пристраивали к ним деревянные домишки, возникали ремесленные слободы и нехорошие места, куда даже днем полиция заходила только с оружием наизготовку, словом, город ожил.

Нужный домик агенты Хацкого нашли не сразу, хотя оба знали город хорошо. Но Москва, кажется, живёт сразу во многих мирах и измерениях. Вроде, ну не может быть в глубине этого дворика пристройки. Всю жизнь тут ходил — не было, а вот она, стоит себе, светит тускло окошком, вьётся дымок из хитро, через кухонное окошко, выведенной трубы.

Прятался этот не то флигель, не то избёнка во дворах Мещанских улиц, неподалеку от Сухаревской площади. Найти его можно было только если точно знать, что искать, а подходы отлично просматривались из окна кухни. В котором сейчас виднелся неподвижный большеголовый силуэт.

— Может, это, того его, — Трегубов коротко чиркнул большим пальцем по кадыку.

Вахрушев задумчиво почесал голову, сдвинув набекрень шапку:

— Зависит от того, что мы там найдём. Давай, сначала чинно-благородно представимся хозяину, да осмотримся. Как говорится, будем правдивы и доброжелательны. А вот ежели что интересное найдём, тогда и того-этого.

— Твою налево, — Трегубов поскользнулся, с трудом удержал равновесие на обледенелом крыльце. Заколотил в дверь.

Прислушался, подождал, застучал снова. Наконец, послышались шаркающие шаги.

— Кого там нелегкая несёт? — голос оказался неожиданно сильным и глубоким.

— Полиция, — официальным голосом, откашлявшись, представился Вахрушев.

Дверь скрипнула, из узенькой щелки упала полоска тусклого света,

— Что надо?

— По служебной необходимости, — сохраняя официальную невозмутимость продолжил вахмистр.

Трегубов не выдержал:

— Убийство расследуем. Барин у тебя тут комнату снимал? Худощавый такой, темноволосый. С барышней сюда приходил. Соучастником пойти хочешь? — не выдержав, рявкнул Трегубов. Стоять на морозе надоело, хотелось в тепло, жрать и водки.

За дверью ойкнули, завозились, снимая цепочки. Наконец, щёлкнул замок, и хозяин домика впустил агентов Хацкого в крохотный коридор.

Был хозяин стар, мал ростом, закутан в тёплый клетчатый плед, но спину держал прямо, на гостей смотрел испуганно, но без подобострастия.

— Что случилось с Александром Родионовичем, господа? — упавшим голосом спросил он.

— Убили его, сказал же, — отодвинув старика в сторону, Вахрушев затопал по коридору, обернулся, — Что стоишь? Показывай, в какой комнате он тут барышню свою пользовал.

Старик кивнул на дощатую дверь слева.

Комната оказалась чистенькой и очень опрятной. Чувствовалось, что здесь бывает женщина, которой хочется любое помещение, где она оказалась хоть на полчаса превратить в дом, где хозяйка она, и только она.

Увидев узенькую опрятно застеленную кровать Вахрушев хмыкнул, но промолчал.

— Всё, дед, давай, иди, — вытолкал хозяина Трегубов, — не мешай работать.

Искать агенты умели. Постояли, посмотрели, запоминая расположение вещей, присматриваясь ко всему, что казалось хоть немного странным, и осторожно двинулись по часовой стрелке. Первым шел, внимательно все осматривая, Вахрушев, за ним Трегубов.

Перерыли всё.

Пусто.

Сдвинули немногочисленную мебель к стене и принялись простукивать пол. Сидя на коленях, Вахрушев вдруг остановился.

— Глянь, это что там? — он показывал на массивную тумбочку тёмного дерева, которую они придвинули к кровати. Боковины тумбочки неведомый мастер сделал в виде пузатых не то ваз, не то колонн. В одной из них глазастый агент заметил тоненькую трещину там, где это украшение крепилось к боковой стенке.

Трегубов достал короткий широкий нож, осторожно поддел деревяшку, нажал.

С тихим щелчком она отскочила, и Вахрушев с удовлетворением похлопал напарника по плечу:

— Вот они, родимые. От нас не уйдёшь!

Туго скатанные в трубочку, обёрнутые в клеенку и перетянутые шнурком, в тайнике лежали бумаги. По молчаливому согласию решили сверток не вскрывать — меньше знаешь, крепче спишь. Если лейтенанта из-за этих бумаг завалили, то их просто не найдут. Хацкий сам же и поможет исчезнуть.

— Дед? — кивнул на дверь Трегубов.

Вахрушев недолго подумал и кивнул. Сноровисто все расставили по местам, посмотрели — в комнату, вроде, никто и не входил.

Выйдя в коридор, Трегубов позвал, — Хозяин, ты где?

— Здесь я, иду, иду! — отозвался с кухни старик.

— Погоди, сам приду, пить охота, — спокойно сказал вахмистр и шагнул в крохотную кухоньку.

Коротко ударил старика в острый кадык, подхватил обмякшее тело. Придерживая, зашел за спину, примерился. Удовлетворённо кивнул, держа тело под мышки, подошёл к столу. Да, так и будет. Дедушке стало плохо, упал, ударился головой о столешницу, кости хрупкие… Жаль.

Приладился, резким движением дёрнул — сухо щёлкнуло, и старик обмяк.

Тем временем Трегубов осматривал кухоньку. Глянул на печь, погрел руки, посмотрел на керосиновую лампу на столе. Нашел у печи плоскую щепку, положил на край стола, чтобы она выступала за столешницу, поставил на нее лампу так, чтобы при небольшом толчке она упала. И поджёг щепку.

Через несколько минут щепка догорит до днища лампы, опора пропадет, и горящий керосин разольётся по кухне. Таких пожаров по зиме хватает. Никто и копаться не будет.

Молча двинулись к выходу.

Аккуратно закрыли за собой дверь и…

— Господа, прошу остановиться.

Агенты замерли на крыльце. Свет в домике был хоть и тусклым, но к ночной тьме глаза еще не успели привыкнуть. Кто? — лихорадочно соображал Вахрушев. Уж больно вежливо обратились, но так, что рыпаться желания нет. Из тёмного проёма арки бесшумно вышли двое, и сердце у Вахрушева упало.

Они ж, вроде, кончились… Хасан, сука, при нем майору клялся, что обоих завалил, да сверху кирпичом присыпал! Нельзя, нельзя было этим хитросделанным муслимам верить, а расхлебывать теперь кому? Уж не майору, точно.

Вот чей взгляд мы, подумал Вахрушев. Ну шустры, покойнички.

— В дом пойдём, поговорим, — держа руки в карманах двинулся им навстречу Стас Хромой, — что стоять-то. Вы, мужики, тут по служебной надобности?

Говорил он так спокойно, даже доброжелательно, что Вахрушев подумал — может, и проскочим? Ну как эти и не знают ничего? А мы полицейские, просто выполняем задание, с нас и взятки гладки. Вот только, что с ними делать-то, с недобитками неупокоенными?

— А вы-то что здесь делаете, почтенные? — чуть отступая, спросил Вахрушев.

— Думаю, то же, что и вы, — Хромой был уже рядом. — Помогаем следствию по мере сил. Ваш же начальник нас и привлек, и права на то дал.

Агенты переглянулись. Они понимали друг друга с полуслова.

— А, ну тогда идемте. Здесь покойный лейтенант комнатку для свиданий снимал. Заходите, посмотрите по-своему, раз вы уже тут, — Трегубов приглашающе кивнул и приоткрыл дверь. Сам встал сбоку, а Вахрушев сделал шаг назад.