Николас Эймерик, инквизитор - Валерио Эванджелисти Страница 4

между собой, понять было решительно невозможно. Эти трое всегда держались вместе, сторонясь нас, членов экипажа. На того, кто осмеливался задать им какой-нибудь вопрос, они с изумлением и даже возмущением поднимали глаза, а потом отворачивались. Несмотря на это, командовавшие шаттлом офицеры, по всей видимости, относились к гидам с огромным почтением – даже пригласили к себе за стол, чего никогда не удостаивались простые смертные. Не знаю, о чем они разговаривали за ужином, но сомневаюсь, что беседа была интересной.

Похоже, я немного отвлекся. Итак, полет до «Мальпертюи» занял тридцать пять часов, что соответствовало норме. Я узнал, что многие из экипажа уже летали на пситронных кораблях, но только один из них, норвежец с мускулистыми руками в татуировках, совершал экспедицию с аббатом Свитледи в качестве Медиума.

– Держись от него подальше, – шепнул он мне, когда мы обедали в общей зале. – Это исчадие ада.

– Почему? – немного обеспокоенно спросил я.

– Скоро поймешь. Это самый мерзкий человек, которого мне доводилось встречать в жизни. Если бы не одежда, никому бы и в голову не пришло, что он аббат. Но как Медиум он хорош, может быть, лучше всех.

Я хотел порасспрашивать его еще, но вдруг все бросились на палубу – похоже, мы подлетели достаточно близко, чтобы увидеть «Мальпертюи». Я последовал за ними. А когда через маленький иллюминатор в крыше шаттла разглядел очертания корабля, то потерял дар речи. Темный силуэт закрывал почти все усеянное звездами небо. Интересно, подумал я в тот момент, где могли построить такую громадину?

«Мальпертюи» походил на нефтеперерабатывающий завод или, по меньшей мере, огромный промышленный комплекс, висящий в пустоте. Разница лишь в том, что из корпуса повсюду, снизу и сверху, торчали зубцы, напоминающие большие гвозди с усеченной головкой. Я почти ничего не знал о пситронных кораблях, но мне, как и всем, было известно, что их называют катушками Фруллифера. Внутри, в цилиндрических резервуарах, находится огромное количество проводов, погруженных в раствор хлоридов натрия и калия. В местах, где провода припаяны друг к другу, расположены небольшие емкости, куда через лабиринт трубочек стекают жидкости со странными названиями: ацетилхолин, серотонин, гистамин, глицин, дофамин… Я не знаю, для чего они нужны. Но знаю, что некоторые сомнительные международные организации занимаются их нелегальными перевозками. Хотя вам и самим об этом известно.

Пересадка длилась несколько часов – так много было шаттлов, которые по очереди подходили к плавающим в пустоте герметичным коридорам и передавали им свой человеческий груз. Из комнаты обеззараживания мы вышли сразу на главную палубу, несравнимо больше любой другой, какие я видел в жизни. Освещение там оказалось таким тусклым, что, пока глаза не привыкли, пришлось двигаться на ощупь. К тому же было очень холодно – очевидно, владельцы корабля решили сэкономить на всем, на чем только можно. «Хорошо хоть, что пситронные полеты длятся недолго», – пробурчал норвежец, назвавшийся Торвальдом.

Капитан корабля по имени Прометей ждал нас на палубе – точнее, на возвышении, которое в память о древних парусниках мы до сих пор называем полубаком. Глазки маленькие, верхняя челюсть сильно выставлена вперед, косматая грива до пояса – настоящий зверюга. Волосатыми ручищами он вцепился в перила и обвел нас взглядом, в котором читалось неприкрытое презрение. Вопреки традиции, капитан даже не удостоил нас приветственной речи, а когда все члены экипажа собрались на палубе, повернулся к нам спиной и занялся своими делами.

Список бригадиров и их обязанности зачитал на английском, а потом на испанском старший помощник Хольц – энергичный парень, производивший впечатление опытного астронавта. В это время к нему подошел невысокий, одетый в рясу человек, белую кожу которого покрывали пятна. «Смотри, это аббат Свитледи, – понизив голос, сказал мне Торвальд не без трепета. – Боже, какое чудовище!»

Поначалу я решил, что он преувеличивает. Если не считать слишком выпирающего живота, Свитледи был сложен вполне нормально. Лицо, на котором красовался большой нос, испещренный ярко-красными капиллярами, выглядело добродушным – к тому же с пухлых губ не сходила лучезарная улыбка.

Скрестив руки, аббат стоял в паре шагов от старпома и смотрел на нас с отеческой любовью. Резервные гиды поспешили подняться по лесенке и подойти к нему. Свитледи молча кивнул им в знак приветствия.

Господин Хольц объявил, что на корабле 1024 члена экипажа, которые поделены на двенадцать бригад; четырехчасовые рабочие смены будут сменяться четырьмя часами отдыха. Шести бригадам поручили заниматься укладкой груза, когда он будет получен в точке назначения – это казалось просто невероятным. Но тогда никто из нас не знал, что это за груз. Иначе многие потребовали бы сию же минуту высадить их с корабля. Христиане, иудеи и мусульмане – уж точно.

Бригадиры устроили перекличку. Меня, не имевшего никакой специализации, отрядили заниматься текущим обслуживанием судна. Нам с Торвальдом пришлось расстаться: он уже работал с катушками Фруллифера, поэтому его отправили в бригаду, отвечающую за их питание, в другую часть корабля.

Новые напарники мне не слишком-то понравились. В основном это были совсем юные филиппинцы, участвовавшие в экспедиции в первый или во второй раз; они говорили только на своем родном языке, отдаленно напоминавшем испанский, да выучили несколько команд на жаргоне астронавтов. Бригадир же, молчаливый итальянец по имени Скедони, как и мы, не имел представления ни о продолжительности экспедиции, ни о ее целях. Меня успокаивало, что для него это был уже четвертый полет на пситронном корабле, но я так и не смог уговорить бригадира рассказать, что нас ждет. «Сам увидишь», – с раздражением пробурчал он, а потом сделал вид, что не понимает моего английского, и отгородился стеной молчания.

Жить нам предстояло в огромном зале, темном, как склеп. По всей видимости, и здесь владельцы судна пытались максимально сэкономить. Было так холодно, что изо рта шел пар, а выданные одеяла оказались старыми и дырявыми, будто их покупали у старьевщика. О герметичности упаковки индивидуальных гигиенических наборов оставалось только мечтать. А шкафы так заржавели, что открыть дверцу можно было, только дернув изо всех сил.

– Не переживайте, – засмеялся Скедони, когда услышал наше ворчание. – В этом полете комфорт нам не понадобится. А если будет нужно, я попрошу Медиума что-нибудь улучшить.

Я не совсем понял последнюю фразу, но в первую очередь меня поразило, насколько небрежно Скедони бросил слово «Медиум» – я знал, что использовать его запрещено на всех космических кораблях, особенно на пситронных. И тут в голове мелькнуло – а легальную ли экспедицию готовится совершить «Мальпертюи»? Впервые эта мысль закралась мне в голову, когда я заметил, что на борту нет женщин – если не считать резервного гида азиатского происхождения. Но тогда я списал все