Антон Лаптев - Гримуар Страница 4

Лишь только путники собрали скатерть, оседлали осликов и вновь тронулись в путь, как любопытный Йошка, которому не терпелось побыстрее разобраться в крайне интересном для него деле с исчезновением пана Новотного, заговорил о нем, не преминув высказать свою точку зрения на эту тему, причем весьма занимательную:

— Что до меня, то я считаю, что пан Новотный занимался черной магией! — заявил он, держась подле библиотекаря, неторопливо трусившего на ослике и задумчиво оглядывающего пейзажи. — Он продал душу дьяволу, который его и забрал с собой.

— А ты не так уж далек от истины, Йошка, — изрек Платон.

Юноша, чрезвычайно довольный неожиданной поддержкой пана королевского библиотекаря, чей авторитет после случая в дороге сильно возрос в глазах спутника, сразу же начал развивать свою мысль. По его словам, пан Новотный, который долгое время занимался Великим Деланием, устав проводить опыт за опытом, решился на крайний шаг и вызвал себе в помощь дьявола. Но, видно, что-то у него пошло не так с нечистым, и сатана или один из его приспешников, демон, сумел взять над алхимиком верх и утащил его в ад. Такой взгляд на события был далеко не нов в те времена в Европе, где пылало множество костров с еретиками, колдунами и ведьмами. Лишь в славной Чехии да далекой Англии уцелели некие подобия островков свободной мысли, позволявшие людям открыто заниматься алхимией, прозванной Великим Деланием, и магией, соотнося, правда, ее с изучением Божественного Глагола. Йошка высказал мысли, гулявшие при дворе короля Рудольфа II после исчезновения пана Карла Новотного. Тем более что сам король, как говорили, ждал со дня на день открытия алхимиком секрета трансмутации металлов. А ради чего же еще окружил себя Рудольф столькими магами, как не для пополнения казны, рассуждал Йошка, трясясь на осле подле пана Платона Пражского. Платон покивал головой, соглашаясь с юношей, и сказал, что тот, даже не зная и половины того дела, по которому они едут, близок к истине, сведения о которой тщательно сокрыты королем.

— Какие сведения сокрыты? — сразу же навострил уши любопытный подмастерье королевского аптекаря.

— А такие, что пан Карл не просто так пропал, а по особой причине…

— По какой же причине? — так и запрыгал на попоне от охватившего его волнения Йошка.

Ослик удивленно оглянулся на седока, думая, не сошел ли тот с ума, но Йошке и дела не было до какого-то там осла. Он круглыми от любопытства глазами смотрел на своего старшего спутника, ловя каждое его слово.

— Дело в том, что пан Карл, мой товарищ и старинный приятель, получил в недавнем времени перед самым своим переездом в Городок некую книгу, — объявил пан Платон, перейдя с громкого разговора на тихий полушепот, хотя на дороге, кроме него и юноши, никого не было. — Настоящую колдовскую книгу. Утерянный гримуар. Настоящий, с росчерком самого князя утренней звезды. — Тут библиотекарь выразительно глянул на помощника блестящими из-под стекол очков глазами.

Глаза у пана Платона всегда блестели, как заметил Йошка, когда речь заходила о новых книгах, уж тем более таинственных.

— Что это был за утерянный гримуар? — затаив дыхание, спросил Йошка.

Юноше на миг показалось, что солнце, уже начавшее клониться к западной стороне горизонта, внезапно потемнело, а мимо пронесся холодный ветерок. Йошка мелко задрожал, будто ветер тот нес на себе Самаэль, демон лихорадки, приходящий с востока, и стал озираться кругом. Пан Платон же выражал собой чрезвычайное спокойствие и присутствие духа и своим примером успокоил юного спутника.

— Сей гримуар, по слухам, является одной из самых загадочных и заповедных книг, кои имеются на земле, — объявил все тем же полушепотом пан королевский библиотекарь.

Чрезвычайное волнение охватило юного следователя, а именно так мысленно называл себя Йошка, и он стал нервно теребить в руках концы поводьев, доселе мирно висевших на шее осла. Суть дела, разбирать которое ехали путники, становилась все более таинственной и чрезвычайно увлекательной. Платон, заметив, что глаза у Йошки стали совсем уж круглыми от любопытства, однако же виду не подал и, к величайшему разочарованию юноши, перевел тему разговора совсем в иное русло, пространно рассуждая о ранней весне, выдавшейся в этом году, и о том, как хорошо быть молодым, когда кажется, что все тебе подвластно и разрешимо.

— И впереди можно встретить изумительную любовь, первую и свежую, как те желтые цветы, коими уже пестрят окрестные поля, — указал пан библиотекарь в направлении ближайшего холмика у дороги, сплошь усеянного только что распустившимися одуванчиками.

Хоть и был Йошка зеленым юнцом, задиристым и самоуверенным, впрочем, как и все мы в эти золотые годы, однако он догадался, на что так туманно намекает его старший спутник, а потому сказал с большим почтением:

— Прошу простить меня, пан… э-э, мастер Платон, за неучтивое к вам отношение, а также за ту недостойную выходку с крестьянином. Прошу также нижайшего дозволения звать вас учителем, а себя — вашим учеником.

Платон добродушно улыбнулся и кивнул, давая понять, что извинения приняты.

— Прекрасная погода, сын мой, стоит, так что забудем о прошедшем.

Так сам собою утвердился между Платоном Пражским и Йошкой иерархический взаимопорядок, принятый во всяком обществе, особенно в мужском. С этого самого момента юноша уже звал старшего спутника не иначе как своим учителем и мастером, а себя учеником. Видимо, великие возможности и знания, случайно приоткрытые в дороге паном библиотекарем, ранее казавшимся юноше таким тихим и невзрачным, сильно повлияли на мировоззрение Йошки.

Багровый шар солнца медленно клонился к закату, когда путники выехали на гору, с которой им открылся прекрасный вид на Городок, раскинувшийся в низине. Крыши домов, покрытые большей частью глиняной черепицею, багровели в лучах заходящего солнца. Даже обитая железом крыша ратуши, в иные часы зеленая, и та, казалось, была охвачена пламенем или же засеяна сплошь маковыми полями, это уж как кому более по душе приходится. Картина предстала перед уставшими путниками столь красочной и завораживающей, а Городок казался таким славным, почти игрушечным, что путники остановили своих понурых осликов и долго любовались, устремив взгляды вдаль.

Вдоволь налюбовавшись красотой пейзажа, путники въехали в черту города, а вернее, миновали заставу, такую ветхую, что, казалось, она была выстроена еще во времена славных гуситов. Мирно сидевший подле заставы одинокий вояка, чьи роскошные и ухоженные усы указывали на необременительную службу в здешних местах, встал и испросил у панов дозволения поинтересоваться, кто они и куда держат путь. Тут пан Платон еще выше вознесся в глазах Йошки, вынув из глубочайших рукавов мантии пергамент, снабженный огромной королевской печатью красного сургуча, и подав его оторопевшему усачу. В пергаменте говорилось, что податель сего является тайным следователем Его Королевского Величества Рудольфа II и всякий обязан незамедлительно следовать его указаниям и способствовать ходу ведения расследования. Да, такой документ кому попало король давать не будет, подумалось юноше, во все глаза смотревшему, как ранее неторопливый и чрезвычайно важный вояка старательно гнет перед ними спину, указывая дорогу, по которой должны будут проехать паны, чтобы добраться до самого наилучшего постоялого двора в Городке.