Елена Клещенко - Файлы Сергея Островски Страница 41

Новак несколько секунд разглядывал его в упор. Потом улыбнулся.

— Не то чтобы… Да, пожалуй, холодные. Они вроде воздушных потоков, но только один палец их чувствует. Знаете, как бойскаутов учат определять направление ветра — оближешь палец, поднимешь и чувствуешь холодок. Близко к источнику бывают очень холодные. Как ледяные градины. Или как мята, это не настоящий холод… Но у них есть плотность, и еще… Представляете индейские плетенки из бисера? Вот когда я приближаю палец к микросхеме, я чувствую что-то вроде этого.

— Невидимые бусины?

— Да, невидимые. Только у них есть цвета, и они шевелятся. Знаю, звучит так, как будто я спятил. Доктор говорит, чтобы я тренировался и записывал свои впечатления. Говорит, что мой мозг сейчас сам определяет, как и что я буду чувствовать, он составляет свою кодировку, для вектора индукции, для напряженности. Что-то будет цветом, что-то теплом или фактурой. Я постепенно разберусь.

— А у людей есть поля?

— Ха! У тех, кто носит на себе гаджеты. Биополей нет, или, по крайней мере, я их не ощущаю.

— Вы не жалеете, что сделали это?

— Нет. — Новак энергично помотал головой. От его флегмы не осталось и следа. — Не жалею. Ни одной секунды.

— А вы планируете вернуться в Нотвилл?

— И что, если планирую?

— Ну, мы с вами могли бы обменяться контактами. При моей работе бывают нужны консультации специалистов, разумеется, платные.

Новак опять умолк. Но теперь было похоже, что он не верит глазам и ушам и едва сдерживается, чтобы не исследовать левой рукой сидящий рядом с ним феномен. Дабы проверить наличие встроенного генератора абсурда.

— Ты только что забрал у меня сто тысяч долларов и теперь предлагаешь поработать на тебя?

— Так в этом и дело! — с готовностью объяснил Сергей. — Я хотел бы скомпенсировать вам ущерб, хотя бы маленькими порциями.

— Видал я бессовестных типов, но не таких, — проворчал человек с шестым чувством и вытащил свой вифон.

Уже подойдя к машине на стоянке, Сергей получил сообщение. Ивен перевел ему деньги: и оговоренную сумму гонорара, и стоимость билетов. Жизнь повернулась светлой стороной.

Детектив Сергей Островски оглянулся — не видит ли кто, — облизал палец и поднял его вверх. Ветра не было вообще, ниоткуда. Хотя… кажется, там у нас океан? Жара еще не достигла пика, и до регистрации на обратный рейс остается часа четыре. Вполне можно успеть на пляж.

Московские каникулы

Серое небо, крыши и фасады серых и бурых домов. На одной крыше, клянусь, печные трубы! Или все-таки выходы вентиляционных шахт?.. Далеко внизу безрадостно-белые квадраты газонов, черный асфальт в белых штрихах недочищенного снега. С высоты не видны ледяные блямбы — на одной такой он вчера поскользнулся, ничего важного не повредил, но брюки изгадил холодной жижей, пришлось вернуться и переодеться. Рыжий уборочный скутер фонтанирует грязью, обводя белый газон траурной каймой. С добрым утром, милый город… Ладно, будем объективны: Нью-Йорк под зимним пасмурным небом тоже не радует.

Зато квартиры всех московских родственников и знакомых так уютны. Шелковые шторы, чисто умытые цветы в горшках на широком подоконнике — и тусклый день за стеклом становится неправдоподобным, как театральное фальш-окно. Свет в кухне летний, янтарно-желтый, пахнет кофе и поджаренным хлебом, и за деревянным столом в углу — мягкий полосатый диванчик. Совсем не хочется на улицу, к музеям и прочим достопримечательностям. Хорошо, что мама отправилась на дачу к дяде Паше и тете Ляле, а Сергея оставила в их квартире, на попечение Ариадны.

Пятнадцатилетняя дочка маминой сестры сперва стеснялась, а потом решила, что Сергей нестрашный, и начала задавать вопросы. Самые разнообразные.

— Круто, чё. Мой брат — американский детектив! — Русский язык не всегда различал брата и кузена, зато предусматривал церемонное обращение к старшим во множественном числе. — Вы умеете вертеть пистолет на пальце? — Она показала, как именно.

— Никогда не пробовал.

— А говорить «аста ля виста, бэби»?

— Это другой персонаж, не полицейский.

— Неважно.

— Сейчас попробую. — Сергей сделал морду кирпичом, выпрямился и сурово произнес, воздев руку: — Асс-та ля висс-та, бэби.

Ариадна рассмеялась, как смеются только юные девы и только по пустякам. Коротко остриженные волосы делали ее похожей на некрасивого ангела — из третьего ряда ангельского хора, где старый мастер пишет только юность и чистоту без особых примет. Флотская фуфайка весьма полосата, джинсы болотного цвета прострелены навылет в трех местах, сквозь пулевые отверстия видны лиловые колготки, в набедренном кармане что-то постукивает и перекатывается при каждом шаге. Сочувствую Тезеям и Минотаврам.

— Будете клубничное варенье?

Девочка достала с полки хрустальную вазочку на ножке, аккуратно начала перекладывать в нее прозрачную рубиновую массу, и тут Сергей понял, что ожидал иной сервировки. Скажем, так: коробка кукурузных хлопьев, пакет молока, арахисовое масло или то же варенье в банке с торчащей из нее ложкой.

Тут имел место гостевой завтрак на двоих… на две персоны. Как в лучших домах. Белая скатерть, на безупречных лавандовых салфетках — белые тарелки и пиалы для утренней каши, поджаренный хлеб в плетеной корзинке, кружочки колбасы и ломтики сыра, аккуратно разложенные на пластинке сиреневого фаянса. Аля взяла за ручку заварочный чайник, перстень в виде гайки цокнул о фарфор. Собирала на стол она бездумно, машинально, как другие такие подростки вскрывают банку кока-колы.

Поужинав и позавтракав с ней, Сергей успешно обновил свой разговорный русский. «Круто, чё» означало «неплохо», а «офигеть теперь» — «не так хорошо, как в гордыне своей полагает собеседник». Когда он чего-то не понимал, Аля легко повторяла фразу на английском. Кладут ли крутые американские детективы варенье в овсянку? А почему бы и нет, если им предлагают…

Сигнал вифона. Мама. Да, конечно, встал, давно позавтракали, практически уже в ботинках и шапке, иду в музей. В какой? О, в этот, как его…

— Сережа?

— Мама, что случилось? — По ее голосу он понял, что это не обычный контрольный звонок.

— Паша пропал.

— Как пропал? — переспросил Сергей. И пока ему выговаривали за тупость и объясняли, как пропадают люди, он смотрел на Ариадну. Та гипнотизировала прозрачный тостер, дожидаясь правильного золотистого оттенка.

До сих пор — до этого странного ощущения где-то под ребрами — он не подозревал, что успел привязаться к московской сестренке. И забыл, как это бывает, когда беда приходит не к чужим, а к тем, кого любишь.