Константин Образцов - Красные цепи Страница 45

— Спасибо за понимание, — сказал старший охранник и открыл внутреннюю дверь. — Пожалуйста, проходите.

Потолок огромного холла терялся в полумраке. Вдоль стен тянулись тяжелые книжные полки, поблескивало стекло шкафов, маслянисто отсвечивали картины в резных рамах. Слева находился внушительных размеров камин, в котором ровным, сильным пламенем горели дрова, и языки огня сквозь узорную каминную решетку отбрасывали причудливые багровые сполохи. Широкая пологая лестница плавным полукругом уходила на верхние этажи. Справа расположились массивный кожаный диван и пара кресел, на небольшом столике между ними уютным желтоватым светом горела настольная лампа. Большие готические окна, наполовину закрытые тяжело свисающими портьерами, тускло светились серым дневным полусветом, который даже не пытался соперничать ни со здешним сумраком, пропитанным запахами кожи, дерева и сигар, ни с ярким пламенем камина. Тишину холла нарушало только потрескивание дров да громкое, размеренное тиканье напольных часов, напоминающих башню Биг-Бена, выполненную едва ли не в натуральную величину из темного резного дерева.

Из глубокого кресла с высокой спинкой, стоящего у камина, поднялась высокая фигура.

— Здравствуйте, господа, — раздался глубокий, низкий голос. — Как добрались?

Хозяин настолько органично вписывался в интерьеры своего дома, что казался их естественным продолжением: очень высокий и потому заметно сутулившийся, с широкоплечей костистой фигурой, в темном домашнем костюме, с крупными, резкими чертами лица, складки которого говорили о том, что оно чаще отражало гнев и нелегкие раздумья, чем веселье и беззаботность. Черные, как и у дочери, глаза непроницаемо смотрели из-под темных нависших бровей. Даже на расстоянии от фигуры Германа Андреевича Галачьянца отчетливо веяло силой, деньгами и дорогим парфюмом.

— Я — Герман, — представился он и по очереди протянул Гронскому и Алине свою большую широкую ладонь. — Эдип сказал мне, что это внеплановый визит. Что-то случилось?

Алина ощутила на себе внимательный взгляд Галачьянца и порадовалась тому, что ответ на этот вопрос был заготовлен заранее.

— Нет, ничего серьезного. Небольшая накладка: новая девушка-лаборант случайно удалила результаты предыдущих анализов. Мне очень жаль, но пришлось побеспокоить вас и вашу дочь для повторного забора крови. Конечно, это совершенное исключение из правил, и мы могли бы дождаться срока очередных анализов, но вы же знаете, как внимательно в нашей клинике относятся к пациентам, и тем более, к вам, так что…

— О да, — произнес Галачьянц со странным выражением, — я знаю, как вы относитесь к пациентам.

Он посмотрел на Гронского и констатировал:

— Вы приехали не одна.

— Да, это мой коллега. Он недавно приступил к работе в «Данко», и Даниил Ильич попросил его всюду меня сопровождать, что-то вроде введения в курс дела на практике.

Алина попыталась располагающе улыбнуться, но почувствовала, что улыбка вышла какой-то жалкой. Галачьянц пристально посмотрел на Гронского. Тот встретил его взгляд все с тем же спокойным и непроницаемым выражением на лице.

— Хорошо, — сказал наконец Галачьянц. — Вы можете расположиться здесь.

Он показал рукой на диван и столик с лампой.

— Если нужно будет добавить света, скажите. Маша сейчас подойдет… а вот, кстати, и она.

Видимо, в холле была и другая дверь: Маша появилась откуда-то сбоку, порхнула через холл с легкой грацией девушки-подростка и подошла к отцу.

— Как погуляла, дочка?

Маша приподнялась на цыпочки, чуть ли не подпрыгнув для того, чтобы чмокнуть отца в щеку, и Алина заметила, с какой неожиданной нежностью большая рука Галачьянца коснулась темных кудрей дочери.

— Отлично, папа. Я книжку читала. На улице немного моросит, но тепло.

— Ну и славно. Сейчас доктора возьмут у тебя кровь, а потом мы пообедаем.

Маша села в кресло рядом с Алиной, уже разложившей на столике инструменты, и привычным жестом закатала правый рукав темного шерстяного платья. Алина отметила тонкие и почти незаметные вены на худенькой руке девочки.

— Поработайте немножко кулачком, — попросила она и на всякий случай добавила: — Не бойтесь, будет совсем не больно.

— Я знаю, — улыбнулась Маша. — Я уже привыкла.

Алина дождалась, когда вена станет чуть более заметной, аккуратно ввела иглу и, ощущая странное волнение, стала наблюдать, как густая темная кровь медленно, словно нехотя, наполняет первую пробирку.

«Бледность, медленный ток крови, холодные руки, — мысленно отметила она. — Нарушение кровообращения?»

Она повернулась к Гронскому и увидела, что он стоит рядом и широко раскрытыми глазами не отрываясь смотрит в сторону лестницы.

— Добрый день, — услышала Алина мелодичный женский голос и тоже посмотрела.

Она спускалась с лестницы, чуть касаясь перил кончиками пальцев. Тяжелая волна густых черных волос ниспадала на плечи и спину, контрастируя с ослепительно-белым платьем, плотно обтягивающим округлые бедра и длинные стройные ноги. Женщина сошла с последней ступеньки, и казалось, что она не идет, а движется, сочетая в этом движении томную пластику большой кошки и опасную грацию змеи. Ее высокая фигура была гибкой и сильной, как стальной хлыст, капля жаркой крови Востока была растворена в смуглой коже, точеной линии прямого носа, миндалевидных глазах с густыми темными ресницами, и все это составляло ту пьянящую смесь изящества, страсти и шарма, которая называется женственностью. Ее глаза были как темные бархатные омуты, в глубинах которых искорками вспыхивала таинственная потусторонняя жизнь, и, встретив их взгляд, Гронский уже не мог оторваться, чувствуя себя пойманным, как олень на ночном шоссе, цепенеющий в свете автомобильных фар.

Такие женщины среди знойных пустынь и древних храмов из желтого песчаника сводили с ума самых стойких рыцарей из самых строгих монашеских орденов.

— Знакомьтесь, это Кристина, — сказал Галачьянц.

Кристина подошла к Гронскому и протянула ему руку. Он легко пожал ее длинные пальцы с совершенной формы, чуть удлиненными ногтями, покрытыми светлым лаком.

— Я Кристина, мне очень приятно познакомиться, — сказала она и начала улыбаться. Это была не просто улыбка, когда улыбаются губы, глаза, лицо, но как будто какая-то светлая энергия прорывалась изнутри, и улыбка была самым естественным ее проявлением. Гронский сдержанно улыбнулся в ответ, но под взглядом сияющих глаз Кристины почувствовал, как почти против воли губы его расползаются все шире и шире, растягиваясь в какую-то глупую гримасу, и он оставил попытки сохранить серьезность и улыбнулся по-настоящему, искренне и от души.