Пристанище ведьм - Саша Пейтон Смит Страница 5

– Во сколько вы закончили работу?

– Около десяти вечера, мэм, – ответила я, и на этот раз мне было уже проще солгать.

– Постарайтесь держаться этой истории, Фрэнсис, – посоветовала миссис Кэрри.

Я похолодела, но голос у нее звучал ласково, а не укоризненно.

– Я готова подтвердить все ваши показания, – тихо продолжила она. – Не знаю, что он пытался с вами сделать, но будьте покойны – мистер Хьюс заслуживал такой судьбы.

Миссис Кэрри поджала губы и добавила:

– Я помогу вам, Фрэнсис, но в первую очередь вы сами должны постоять за себя. Помните: вы покинули ателье в десять вечера и ничего не знаете. Притворитесь слабой и глупой. Как раз этого детективы ожидают от девушки вашего возраста. Если повезет, допрос не затянется.

Я посмотрела на нее большими глазами и кивнула.

Она выудила из-за кресла ту коробку, которую я оставила накануне на своем столе.

– Это для миссис Арнольд?

– Да, мэм. Бархатное пальто.

– Хорошо. Выйдите через черный ход как можно незаметнее. Будет лучше, если вы пока не станете мозолить глаза полиции.

Коробка ощущалась намного весомее, чем была на самом деле, и я подумала о своей окровавленной блузке, аккуратно сложенной внутри.

– Все будет хорошо, – сказала миссис Кэрри, но голос у нее дрогнул, и я догадалась, что на этот раз она лжет. – Можете идти, мисс Хеллоуэлл.

Я поднялась и вышла из комнаты, все еще потрясенная нашим разговором. Девчонки уже поспешно собирались, но при виде меня замерли прямо с недозавязанными лентами в руках, с гребнями в волосах.

Пожалуй, впервые за все время в нашей спальне царила полная тишина.

Я надела темную шерстяную юбку, застегнула белую блузку с высоким воротом – единственную, которая у меня теперь осталась, – завязала косичку и нацепила на голову фетровую шляпу. Все это время девчонки старательно делали вид, будто не таращатся на меня.

Тут на меня снизошло страшное озарение. Без мистера Хьюса наше ателье, скорее всего, закроют навсегда.

Я вышла за дверь, чувствуя, как они все провожают меня взглядом.

На лестнице черного хода, которой мы редко пользовались, я позволила себе закусить губу и зажмуриться, но раскисать пока не могла.

Холодный утренний воздух был пропитан неприятным запахом, характерным для Нью-Йорка: вонью речной воды, мусора и чрезмерного скопления людей. От фабрик на краю города поднимался черный смог, а по дорогам метались лошади, автомобили, телеги и люди.

На другой стороне улицы собрались зеваки. На их лицах читались одновременно ужас и удовлетворение. Женщина в розовом платье упорно подметала один и тот же пятачок тротуара, вытянув морщинистую шею в сторону нашего ателье. Скучающие жены рыботорговцев любили развлекать себя историями о жестоких убийствах.

Голова у меня до сих пор гудела, в висках пульсировало, напоминая о том, в какую страшную катастрофу я умудрилась превратить свою жизнь за последние двенадцать часов.

По крайней мере на улице я впервые за все утро почувствовала себя уверенно. Город дарил ощущение обезличенности. В него все набивались как сельди в бочку, и поэтому считалось вежливым никому не смотреть в глаза. Должны ведь мы уважать хоть какое-то личное пространство.

Схема района Нижний Ист-Сайд давно отпечаталась у меня в мозгу. Миссис Арнольд жила в десяти кварталах от нашего ателье, а в трех кварталах отсюда располагался небольшой переулок, в котором можно спрятаться и выбросить окровавленную одежду, а бархатное пальто упаковать заново.

Я проталкивалась через толпы народа, стремясь как можно скорее избавиться от последних вещественных напоминаний о событиях прошлой ночи. Обогнула носильщика с чемоданом, протиснулась между смеющимися школьницами, увернулась от сверкающего черного «Кадиллака».

Я уже собиралась резко повернуть к переулку за красным кирпичным домом, когда в меня кто-то врезался, выведя из оцепенения. Я увидела его лицо и замерла.

– Оливер? – ахнула я. От неожиданности дрожь пробежала по всему телу.

– Фрэнсис Хеллоуэлл! – воскликнул он со вполне искренней радостью.

С нашей последней встречи Оливер заметно вытянулся. Всего за четыре месяца вырос как минимум на целый дюйм.

Лицо у него выглядело еще мальчишеским, хотя ему уже исполнилось девятнадцать. Пожалуй, если прищуриться, можно было представить тринадцатилетнего Оливера, который скакал у нас на крыльце с бейсбольным мячом в руке и шаловливой улыбкой с ямочками на щеках. Добрые зеленые глаза, остро очерченные скулы и челюсть – они точно достались ему от матери. Отец Оливера, судья Кэллахан, больше походил на бесформенную глыбу. Мой брат работал у него мальчиком на побегушках много лет назад, еще до того, как связался с дурной компанией.

Вьющиеся каштановые волосы Оливера давно пора было подстричь, зато темно-синий костюм смотрелся безупречно. У меня бы такой не получился, хотя шила я в общем неплохо. Из кармашка на груди выглядывала цепочка от часов, блестевшая золотым в утреннем солнце.

Встретить Оливера в каком-то смысле было все равно что войти в нашу старую квартиру на Хестер-стрит. Прежде теплая и родная, сейчас она лишь углубила бы горькое чувство потери.

Оливер тоже меня разглядывал: темные круги под глазами, побитую молью шляпку на небрежно заплетенных в косу волосах, потрепанную одежду. Прохожие струились мимо, словно воды ручья, огибающие камни.

Оливер свел брови.

– Выглядишь… хорошо.

Это «хорошо» прозвучало так, будто он хотел сказать «плохо». Я ничего ему не ответила, поскольку врать умела плохо и не знала, стоит ли говорить, что мне буквально физически больно на него смотреть.

– Наверное, стоит… – начал он, бросив взгляд вперед, и я тут же пробормотала:

– О, д-да, конечно.

Я поспешила дальше по улице, а Оливер последовал за мной, хотя до этого явно собирался в совершенно другую сторону.

– Приятно снова тебя видеть, Фрэнсис, – сказал он после долгой паузы.

– Спасибо.

Хотелось надеяться, что в нем остался тот Оливер, который заметил бы, насколько мне сейчас плохо. Оливер, который научил меня играть в покер тем дождливым днем, когда Уильям был занят работой. Оливер, который оставил на моей кровати новенькую шаль той зимой, когда мне исполнилось четырнадцать.

Я не узнавала этого нового, элегантного Оливера из Лиги плюща, с нежной улыбкой, не затрагивающей взгляд, и больше похожей на маску. Раньше он улыбался искренне, а в уголках глаз собирались морщинки, когда Оливер хлопал себя по колену, хохоча над шутками Уильяма.

Впрочем, это было взаимно. Он тоже не знал меня – новую Фрэнсис, с кровью под ногтями.

Теперь я уже не помнила, каково это – мечтать об Оливере, писать его имя на полях