Всеволод Глуховцев - Пурпурный занавес Страница 54

– Так.

– Хорошо. Следовательно, случайными их считать не умно. Верно?

– Предположим, – тут Николай был осмотрительнее.

Пинский засмеялся:

– Разумный скептицизм – приветствую, но в данном случае осторожность, пожалуй, будет тормозом. Следовательно… ну, дальше попробуй сам, Николай.

Тот кашлянул и принял эстафету:

– Следовательно, между этими событиями есть связь. Стало быть… возможна связь между Глухаревским и Тамарой Михайловной? Но это полная чушь!

Александр Яковлевич улыбнулся многомудро, этакой улыбкой от Екклесиаста: во многом знании – многая печали.

– Николай, – произнес он умиротворяюще. – Не спеши с выводами. Ведь ты уже постиг азы психоанализа. И знаешь, какова сила бессознательного, и что такое парапсихические возможности. Учитывай это в своих построениях…

Гордеев задумался.

– Ладно, – признал он затем. – Я понял. Хорошо! Тогда, с учетом этого, мне приходят на ум три варианта.

– Слушаю, – Пинский плавно качнул сведенными руками.

– Первое, – Николай ухмыльнулся, – и самое маловероятное: Тамара Михайловна и Глухаревский знакомы, они подельники. Глухаревский – маньяк, и наша диспетчерша знает об этом. Но помалкивает. По каким причинам – это уже вопрос отдельный. Я же, как экстрасенс, эту связь поймал, нащупал ее, сам того совсем не зная! И эта моя энергетика привела к тому, что Тамара Михайловна, тоже бессознательно, начала меня наводить на Глухаревского… и вот, пожалуйста – навела.

Здесь Гордеев отчего-то примолк, так что психоаналитику пришлось напомнить:

– А оставшиеся два варианта?

– Ах да, – словно спохватился Николай. – Они похожи, и строятся на предположении, что Тамара наша свет Михайловна сама достаточно сильный экстрасенс, о чем, понятно, ни сном, ни духом. Она никаким боком не связана с убийствами, с маньяком… но! Но ее астральная сущность чует: а) либо самого убийцу; б) либо меня как того, кто способен убийцу вычислить. И она соответственно: а) либо наталкивает Глухаревского на меня; б) либо меня на Глухаревского. Как вам такая версия?

– Как рабочая гипотеза – вполне, – сказал Пинский серьезно. – Но не более. Не будем забывать и об остальных. Кстати, то, что Глухаревский говорил про Ягодкина – истинная правда.

– Ягодкин действительно сейчас в психушке?

– Увы. И оказался там на самом деле вчера с утречка. Так что теоретически он вполне мог совершить все убийства.

Гордеев снова задумался.

– Да-а… – протянул он чуть погодя. – Ягодкин, он, конечно… Черт возьми, но неужто все-таки Глухаревский?! Ну, никак он не вяжется у меня с маньяком-убийцей!

Пинский снисходительно усмехнулся.

– Подумай сам: не случайно ведь Владислав Осипович расписал тебе о ягодкинских бзиках.

– Бросает тень?

– Вот и я о том же.

Аналитик помолчал и, спустя минуту, добавил:

– Тем не менее, Ягодкин и впрямь свихнулся.

Николай вздохнул:

– Понимаю. Хотя верится с трудом… Нормальный вроде с виду человек?

– Что ж ты хочешь, – рассмеялся психоаналитик, – тараканы в голове зашевелились, вот и съехал с катушек. А если серьезно, то у большинства психотиков по весне и осени случаются обострения. Кстати, у маньяков наблюдается то же самое. Криминалисты просто за голову хватаются – как весна, так обнаруживаются «подснежники» – трупы погибших или убиенных осенью.

– Насколько я понял – у него это временное. Повсюду видятся враги, ну и так далее…

– Вообще, – авторитетно заявил аналитик, – ему следовало бы внимательно прочитать роман одного русского писателя, кстати, тоже символиста – Федора Сологуба. «Мелкий бес» – это про Ягодкина.

– Я читал этот роман, – понимающе кивнул Николай, – возможно не до конца понял… книга заумная, но очень интересная. Мне понравилась. В особенности запомнился Недотыкомка – вот уж действительно у героя крыша поехала!

– Что ж, – Пинский поднялся места, – думаю, пищи для ума пока достаточно. Будем размышлять, анализировать и… действовать. Жду тебя, Николай, завтра у себя до обеда.

23

Выйдя от аналитика, Николай сел в свою «Газель», но с места не тронулся, а погрузился в раздумье. Раздумывал он сначала о Глухаревском – странная всё-таки встреча… а затем мысли сами закрутились вокруг разговора с Пинским.

Он вынужден был признать, что оказался не на высоте. Пинский его разделал как мальчишку. Хорош гусь! Думал – буду скрытным, хитрым… а как Яковлевич поддел на крючок, так едало и разинул – на, мол, бери меня за рупь двадцать… Дурак! Ладно, хоть про звонок не брякнул.

Почему Николай так упорно не хотел говорить Пинскому про звонок маньяка?.. – ей-Богу, он и сам всерьёз не знал. Что-то засело от слов Бородулина. Хотя… Ну нет, не знаю. Всё-таки с Яковлевичем нужно поосторожнее. Пронзительный мужик.

Остаток дня прошёл без эксцессов, Гордеев благополучно встретил Марину, проводил ее до дома, ну и остался, конечно.

С утра мобильный молчал. Вероятно, с заказами у диспетчерши (экстрасенса?.. пособницы маньяка?.. – Николай усмехнулся) было пусто. А посему, отвезя Марину, Николай опять сам только собрался было звякнуть Тамаре Михайловне, как – телефон запиликал.

Это оказался Пинский.

– Коля, ты сейчас свободен?

– В принципе, да, – спокойно молвил Николай. – Я вам нужен?

– Если не трудно…

– Нисколько, – улыбнувшись, заверил Гордеев. – Ждите, сейчас буду.

Пинский показался Николаю сегодня каким-то особенно приподнятым, торжественным. Он вообще-то всегда был несколько франтоват, но таким щёголем Гордеев его ещё не видывал: новёхонький, безукоризненно выглаженный светлый костюм, белая сорочка, дорогой солидный галстук… На ногах – элегантнейшие бежевые туфли.

«Итальянские» – решил почему-то Гордеев и сел без приглашения.

– Здравствуйте, Александр Яковлевич, – сказал он свободно.

– Доброе утро, Николай, доброе утро… – отвечал Пинский тоже с непривычной интонацией, чуть растягивая слова, чего раньше не делал.

Николай едва заметно приподнял левую бровь.

– Курить можно?.. Ах, да! Забыл, извините. Так вы говорите, у вас ко мне нечто важное?

– Совершенно так.

И это прозвучало подъёмно, с пафосом. А сказавши сии слова, хозяин сунул руки в карманы брюк и пустился в неспешный проход по кабинету. Молчал. И Николай его не торопил, сидел, спокойно ждал. Пауза затягивалась… но вот Пинский порвал её:

– Если помнишь, Коля, я говорил, что не могу открыть тебе всего…

– Как же, как же… Помню.

Сказано было легко, даже беззаботно – хотя Николай отлично понял, что вот он пришёл, этот миг: когда аналитик и выложит это многообещающее «всё».

И не ошибся.

Александр Яковлевич вернулся за стол, сел. Улыбнулся: