Григорий Неделько - Это все нереально! (сборник) Страница 54

— Не боитесь, ха-ха! Я с вами! Прорвёмся, ага!

Важнее было не то, что он кричал, а то, как он кричал. Эмоции воодушевляют слушателей намного эффективнее, нежели философские рассуждения.

Жители взревели, поддерживая нового предводителя во всём… что бы то ни было.

И губки двинулись вперёд.

Президент аж подпрыгнул на месте:

— Стойте! Куда вы?! Вы же пропадёте! Вы же пропадёте без меня!.. А я без вас… Эй, стойте! Стойте!..

Президент поскользнулся, закружился и рухнул за край плато. Милю за милей нёсся он вниз, прочь от того места, которое высокогорные губки обжили много-много веков назад. Президент пытался что-то кричать, но каждый раз, когда открывал рот, туда набивалось порядочно снега. Прожевав и проглотив его, президент повторял попытку, но с тем же успехом.

Вращательное движение прекратилось, лишь когда губка затормозил носом о равнину. Он поднял глаза и увидел перед собой военачальника.

— Пойдём с нами? — спросил тот.

— Дааа… — гордо отряхиваясь и сплёвывая снег, отвечал президент; он испытывал величественное головокружение. — И хочу напомнить, что я — его величество.

— Пойдём с нами, его величество? — послушно исправился военачальник. А губкам прокричал такие слова — и не возникало ни малейшего сомнения, что прокричать их мог лишь великий стратег и полководец: — Вперёд, чуваки! Кто последний — тот лох!

И бывшие высокогорные губки понеслись через поля, ныряя в высокую и сочную зелёную траву и оставляя на ней следы из снега…

А на двери 416-го кабинета, что и требовалось доказать, поверх зачёркнутой буквы «х» возникла буква «ц». Повествование приближалось к потолку. В любом смысле. Что и говорить, авторы повествования обладали поистине неиссякаемым чувством юмора.

Первым позвонил Вельзевул.

Под нервную трель фона Децербер разглядывал одну из бутылок с виски, вертя её в бьющих через окно жарких лучах.

— Виски, — задумчиво проговорил Децербер. — Виски… Да, это виски… Виски? — Он присмотрелся получше. — Да… виски…

Фон замолчал, обескураженный тем, что к нему не подходят, но, справившись с изумлением, затренькал снова, для верности сопроводив сигнал вызова передачей на джаз-радио и рекламой собачьей еды на канале для животных.

Децербер нехотя прислонил трубку к уху.

— Ну, алло.

— Дец, ты что не подходишь к фону? Я тебе обзвонился!

— Я смотрю на бутылку виски. Красивая, правда?

Вельзевул молчал, но на сей раз не по привычке, а потому что не находил достойного ответа.

— Да? — наконец нашёлся он.

— А как оно искрится и играет в дневном свете. Вельз!

— Что?! — не на шутку обеспокоился дьявол.

— Тебе надо на это взглянуть.

— Уже выезжаю! — взволнованно бросил в трубку Вельзевул, бросил трубку и бросился к Децерберу.

— Ты был у доктора? — с порога выдохнул запыхавшийся Вельзевул.

— Я имел честь посетить господина Трудельца Гера. — Децербер не отрывал взора от бутылки, пальцы пса медленно и ласково поворачивали её то влево, то вправо.

— Имел честь? Это ты сейчас говоришь? — Вельзевул прислонил ладонь к Децерберову лбу. — Температуры как будто нет…

— Я ли это говорю? И ты спрашиваешь это у меня? Я, по-твоему, кто, философ?

— Я…

Децербер погрузился в раздумья.

— А в общем, да, философ. И я, и ты, и все — все мы, друг мой, философы. Отчасти, — счёл нужным уточнить философ Децербер, обращая левую голову к уподобившемуся истукану философу Вельзевулу.

— И что сказал доктор? — осторожно поинтересовался Вельзевул, присаживаясь рядом с Децербером.

— Что я здоров! — Пёс радостно взмахнул рукой, и Вельзевулу стоило больших трудов не лишиться головы.

— И что здесь плохого? — спросил дьявол, выныривая обратно.

— То, что это не так, — отрезал Децербер.

— Не так, ты говоришь?

— Нет, даже не так — а совсем не так!

— И головы… — Вельзевул опасливо протянул руку к оказавшейся поблизости глыбе с глазами, ушами и густой шерстью.

— Болят, — сказал Децербер. — Жутко. Невыносимо. Мне кажется, они сейчас взорвутся. Бум-бум, бум-бум, бум-бум… Этот ритм я слышу внутри них. Мои головы словно бы сокращаются, по крайней мере, так я это ощущаю, но со стороны ничего не видно. Со стороны всё выглядит нормально. А я, между тем, чувствую, как ритмично, синхронно, беспрестанно мои головы или что-то внутри них делает бум-бум, бум-бум, бум-бум… Сжимается и разжимается, сжимается и разжимается… Ты же слышал теорию о том, что вселенная сужается и расширяется? Так если бы не бессчётные мысли о выпивке и бабах, среди которых не развернуться, я бы решил, что внутри меня поселилась вселенная. Вельзевул, — Децербер схватил дьявола за плечи, — этот ритм — бум-бум — отвлекает меня. Когда он бум-бумкает — а он бум-бумкает непрестанно, — я не могу думать ни о чём. Ни о чём, кроме него. Даже о девушках. Вельз, это страшно!

Вельзевулу было страшно видеть друга в таком состоянии, но всё же он выдавил:

— Совсем-совсем не можешь думать?

Децербер немедленно отпустил его.

— Ну, ты что! — отмахнулся он. — Положение, конечно, плохо, но не безнадёжно. Могу, естессьно… Но сл а бо. — Децербер повторно схватил друга в охапку. — Хуже, чем раньше, Вельз!

Вельзевул неторопливо, чтобы ненароком не растревожить больного, освободился из объятий.

— Я что-нибудь придумаю, обещаю… О!

— Что? — встрепенулся пёс.

— Я позвоню Врачу-На-Дачу.

— Кому-кому? Кто из нас бредит, в конце концов? — нахмурился Децербер.

Вельзевул замахал руками:

— Это прозвище. Он крупный специалист, светило! Он специализируется на нестандартных заболеваниях и уникальных случаях. Кроме того… — Вельзевул потёр подбородок и кивнул своим мыслям. — Да, вне сомнения, он тот, кто нужен. Если и есть в Мире[10] существо, которому известны все болезни и лекарства от них, так это он! — С пламенной улыбкой на устах Вельзевул победоносно простёр руку вперёд, в будущее.

Но энтузиазм дьявола длился недолго — кислый взор сразу трёх волосатых морд с саркастически скошенными губами вернул его на землю.

— Он личный врач моего брата Повелителя — владыки[11] Ада, — выстрелил Вельзевул наудачу.

И, неожиданно, попал.

— Павел-то чувак авторитетный… — Левая и средняя голова вздохнули, правая сформировала облачко сигарного дыма и отправила его в плавание по гостиной.

— В чём же дело?

Децербер неопределённо покачал головами и скривился от очередного приступа боли.

— Решено, — твёрдо сказал Вельзевул. — Я бегу домой, смотрю в записной книжке номер, звоню, отсылаю Врача к тебе, и через пять, максимум десять минут он у тебя. А ты сиди тут и никуда не отлучайся.