Александр Прокопович - Детектив с Лысой Горы Страница 58

Пустынные улицы ночного Киева…

После захода солнца самые большие города уменьшаются в размерах, прячась в собственной тени. Каждый звук становится важен, каждый слышен. Один человек в ночном городе – фактически толпа, а уж две повозки, несущиеся в сторону Лядских ворот, были равносильны полномасштабному вторжению. Хотя – какое мне дело до развлечений младших отпрысков дворянских родов? Стук копыт лошадей, запряженных в приближающиеся экипажи, прорвал женский крик, который у меня почему-то никак не хотел вязаться с весельем… Был бы трезвым – не обратил бы внимания, но я был страшно далек от этого состояния.

Господин лейтенант в отставке под влиянием спиртного, решил разобраться, что же это такое происходит в двух шагах от комендатуры. Возница первой повозки был выбит из колеи, когда увидел мужскую фигуру с мечом в руках, выросшую посредине дороги. Выбита из колеи – буквально – была вся повозка. Была какая-то особая красота в том, как медленно, даже с особой грацией повозка кренилась набок. Сначала лошади шарахнулись от меня, затем, остановившись, они как будто ждали, когда опрокидывающаяся повозка, заканчивая свое движение, не потянется за ними, а потянет их за собой. Лошадей было жалко. В меру своих возможностей аккуратно обойдя поверженных непарнокопытных – дабы не лягнули, я понял: судя по вылезающим из экипажа господам мужского пола, женский крик доносился не из него. Второй экипаж остановился неподалеку – без последствий. Я, кстати, давно заметил, что вторым быть очень выгодно. Дверца открылась как раз в тот момент, когда я должен был подойти к ней настолько близко, чтобы, по всем расчетам сидящего внутри, получить удар этим орудием на петлях. Я не успел – просто не смог подойти вплотную к дверце – и она бесполезно просвистела передо мной. Ничего не попишешь – алкоголь замедляет реакцию. Меч мой свистнул в ответ на движение двери и, естественно, тоже задержался, а вот голова, которая высунулась навстречу моему клинку, явно поспешила. Безобразный удар получился, что-то из техники школы пьяного меча. Ранение в горло – крайне неприятная вещь: кровь брызжет, противник все не угомонится, будто пока всё вокруг не заляпает своей кровищей, не может спокойно умереть. Но мне сейчас было как-то все равно. Следующей из повозки вышла девушка, которую я бы наверняка узнал, если бы ее лицо из-за немыслимого количества кровоподтеков не напоминало маску, слепленную на скорую руку из глины. Чтобы попытаться помочь ей встать на ноги, мне не нужно было знать, кто она. На какой-то момент её неспособность держаться на ногах уравновесила перманентную попытку моих ног разъехаться в стороны, как у только что рожденного бычка.

Довольно глупо так резко протрезветь как раз в тот момент, когда у тебя на плече кусок ничего не соображающего мяса, а перед тобой – пять клинков в руках у крепких ребят, полных решимости поквитаться за только что прирезанного товарища… С другой стороны, может, они так за повозку обиделись, люди всякие бывают. Трезвость всегда не вовремя. Парой минут раньше – и я бы в гордом одиночестве уже спускался по родной Прорезной… Парой минут позже – и я бы не нервничал…

Не раз читал, как один герой расправляется с тремя, четырьмя, да что там – с десятком бандитов. Собственно, если бандитов меньше десяти, то и рассказывать не о чем. Судя по книжкам, мы сейчас должны были бы вступить в непритязательную беседу, в ходе которой, оскорбив друг друга (возможно, даже в стихах), перешли бы к не менее эстетскому сражению, демонстрируя умение красиво падать, прыгать, перебрасывать меч из руки в руку и получать умилительные ранки, главная задача которых раскрасить наши белоснежные рубахи. Кстати, у моих противников с белыми рубахами все было в порядке, а вот у меня – напротив. К чему бы это? Может, обойдется?

Видно, цвет рубахи и вправду имеет значение – две стрелы, воткнувшиеся в землю между мной и белорубашечниками, намекнули им о дистанции, которую надо выдерживать. Я не обернулся посмотреть, кто это сыграл роль моего ангела-хранителя. Марат тем временем выпустил еще две стрелы, что окончательно охладило пыл моих несостоявшихся убийц…

– Ну, что, Алекс, делать будешь? Теперь ты влип по маковку…

Картина моего влипания была достаточна живописна – перевернутый экипаж, тело, лежащее в луже крови, и барышня, уже почти сползшая на землю… Мне будет очень трудно объяснить, что это тело перестало быть человеком исключительно в силу собственного желания напороться на мой меч… Да и не приходилось сомневаться в том, какую версию преподнесут его товарищи.

Алехин присел на корточки рядом с трупом и брезгливо, за волосы, повернул к себе лицо, чтобы в свете фонаря, который кто-то из гвардейцев прихватил с собой, рассмотреть мою жертву.

– А ты по мелочам не размениваешься, Алекс… – Что-то мне расхотелось узнавать, кого это я познакомил со своим клинком, но глаза уже действовали самостоятельно.

– Это же сын Киселя. Алекс, объясни, как ты мог не узнать сына Киселя?!

Скорее я бы не узнал собственное отражение в зеркале, чем Борюсю – сына Киселя. Гаже создания этот город не знал. Что ж, по крайней мере мой случайный выпад не задел невинного, хотя, глядя на лицо девушки, которая по-прежнему цеплялась за меня, я с трудом вспомнил слово «невинный». Борюся с компанией ехали развлекаться, а тут хрясь – и все забавы остались в прошлом.

– В комендатуру этих, – бросил Алехин подоспевшим бойцам и обернулся ко мне, – Ну что, повезли твою барышню к Лейзеровичу?

Что ж, клиника Лейзеровича – самое правильное место для моей нежданной спутницы. Выбрать правильное место для меня – значительное сложнее, что-то подсказывало мне, что ребята, задержанные гвардией, пробудут в комендатуре ровно до восхода солнца. А между тем моментом, как они выйдут за ворота, и тем, когда их товарищи выйдут на мои поиски, пройдет не больше пяти минут.

– Алекс, кто эта барышня?

Барышня-барышня, скажи, как тебя зовут? Барышня лишь тихо-тихо постанывала, говорить она сможет не скоро… Черт, я знал кто это. И везти эту вовсе не барышню надо было явно не к Лейзеровичу. Хотел бы я знать, как гамадрилы Борюсика умудрились с ней совладать, да и вообще решиться на такое.

– Алехин, ты что не узнал Веронику с Лысой Горы?

Глава четвертая

Обреченность

Пятьдесят процентов подкупов должностных лиц совершаются с целью вынудить их соблюдать должностные обязанности.

– Наказывать мы тебя не станем. Думаю, Лысая Гора очень удивиться, если узнает, что мы тебя не наградили… Но если хочешь, я подержу тебя под стражей месяц-другой. – Яковлев сегодня был просто душка, он был готов посадить меня за решетку, причем совершенно бесплатно.

– Ну, решайся, Алекс – так у тебя хотя бы есть гарантия, что мы сбережем твое тело…

– Это всё, что вы можете мне гарантировать, майор? – А я уже почти что готов был ему заплатить

– Алекс, ты знаешь, что я люблю маленькие кусочки золота, разложенные по большим и маленьким мешочкам… И поэтому я очень хорошо себе представляю, что будет чувствовать молоденький солдатик, когда Кисель предложит ему на несколько секунд закрыть глаза и уши, а перед ним на стол будут падать золотые рубли… На следующий день этот же боец будет удивленно моргать глазами, не понимая, как ты умудрился сам себе сломать шею… Причем процентов на пятьдесят его удивление будет искренним… И каждый будет знать, что произошло на самом деле, и толку от этого будет чуть.

– Я думал, меня будет охранять не молоденький солдатик… Я мог бы поработать подсадной уткой…

– Алекс, ты помнишь какого цвета наш университет?

Я помнил. Багровые стены киевского университета трудно забыть.

– Так вот, – продолжал майор, – в мои планы не входит покраска еще нескольких десятков зданий, улавливаешь?

– Мои действия?

– Тебе надо убираться из города… И, кажется, мне удалось дать тебе шанс совершить эту нехитрую операцию. – Яковлев подошел к своему окну, дающему прекрасный обзор двора комендатуры. Через двор по направлению к зданию комендатуры шли три человека, и с каждым я был знаком… – Я продержу здесь Киселя сколько смогу, думаю, с ним захочет пообщаться и Первый Меч…

– Первый Меч?

– Другой Первый Меч. Первый Меч это ведь звание, примерно, как майор…

– Я в курсе, только это примерно как полковник…

А ведь когда-то у покойного ныне Первого Меча было имя, наверное, из-за этой безымянной системы в голове и не укладывается, что первых мечей может быть больше одного…

– Остришь? В твоем положении я бы думал о том, где провести время, достаточное, чтобы Кисель умер или забыл о тебе. Как думаешь, сколько лет ему понадобится, чтобы забыть о том, кто убил его сына? – Хороший вопрос, и я знаю на него ответ.

– Я думаю, проще дождаться, пока он умрет.