Екатерина Коути - Страшный дар Страница 7

Оглядевшись, женщина поскучнела.

– Какие… богатые похороны, – промямлила она.

– Я очень рада, что хоть кто-то заметил! – фыркнула миссис Стоунфейс, подобно оперной певице, которая рассчитывала на корзины цветов, а получила одну жалкую гвоздику.

– Мы с соседями собирали деньги… почти пять фунтов.

– Я могу отчитаться за каждый пенни.

– Так мы же для девочки.

– Поверьте, миссис Брамли, уберечь ее отца от скальпеля – вот самое лучшее, что вы могли сделать для Агнесс.

– Так-то оно так… А с девчушкой что?

– Вы про траур? Агнесс, оставь своим ужимки и поди к нам!

Девочка подбежала, миссис Стоунфейс покрутила ее туда-сюда.

– На новое платье денег не хватило, зато я отнесла ее старое ситцевое красильщику. Вот, поглядите, миссис Брамли. С виду точь-в-точь как бомбазин! Да вы пощупайте, пальцами помните – каков материал!

– Добротный, – смиренно промолвила молочница, которая тоже побаивалась деятельной вдовы.

Не в укор ей будет сказано, миссис Стоунфейс покривила душой. Платье прокрасилось неравномерно, с рыжими разводами, да вдобавок еще и село. Стоило ее мучительнице отвернуться, как девочка совала палец под воротничок и торопливо чесалась. Умом она понимала, что ей положено оплакивать отца, а не хныкать из-за платья, каким бы уродливым и тесным оно ни было. Но как же трудно скорбеть, когда зудит шея!

– Девчушку-то куда теперь, а? – не унималась миссис Брамли. – Неужто на хлопкопрядильную фабрику? Она и недели там не выдюжит.

– Ну что вы, миссис Брамли! Мистер Ладдл подыскал для нее отличную школу.

– Для бедных, небось?

– Уж не для титулованных особ, – развела руками миссис Стоунфейс.

Женщины были так поглощены обсуждением ее будущего, что не заметили исчезновения самой Агнесс. Она подкралась к двери, но на улицу выйти не смогла – немой плакальщик загородил проход.

– Меня увозят в работный дом, – сообщила ему девочка.

Паренек заупокойно молчал, не иначе как в знак согласия. Это Агнесс приободрило.

– Но я не хочу повиснуть на шее у прихода! – ввернула она фразу, которая звучала лейтмотивом в разговорах взрослых. – Я делаю бумажные цветы, и рисую акварелью, и вырезаю открытки, премилые! Обществу от меня будет столько пользы!

Парнишка зажмурился.

– А они хотят запереть меня в работном доме, и чтобы я там пеньку щипала. Но я им не дамся. Убегу прямо с кладбища. Только куда мне потом? Как думаешь?

– Я немой плакальщик, понимаете, мисс? Немой. Не велено мне болтать, не то хозяин выдерет, – просипел парнишка, озираясь затравленно.

– Ага. Понимаю. Извини.

Агнесс давно уже решила, что уйдет. Дело оставалось за малым – разработать план побега. Она присмотрелась к окну, прикидывая, как спрыгнуть с подоконника, не разбив горшки с геранью, как вдруг до ее ушей донесся обрывок разговора.

– Надо бы нам поспешать, миссис Стоунфейс. А то ведь сами знаете, у МакНабов тоже похороны. Нехорошо будет, коли они нас обгонят.

– Не волнуйтесь, миссис Брамли, не обгонят они нас. Они, почитай, уже третий день как поминки справляют. Едят, аж за ушами трещит, виски хлещут, а потом в картишки играют, а гроб им вместо стола. Такой у шотландцев обычай! До чего же неотесанный народ. Нет, мы первыми поспеем, – промолвила миссис Стоунфейс, но в глазах ее разгорался тревожный азарт.

– Миссис Брамли, мэм? Почему надо первыми на кладбище поспеть?

Недоуменно оглядев Агнесс, женщины пожали плечами. Девочка не из этих краев. Что с нее взять?

– Экий ты несмышленыш. По нашим поверьям, дух последнего покойника остается сторожить кладбище. Прямо до следующих похорон и остается. А потом его новый дух сменит, и так до Страшного суда.

– Но так же не бывает! Чтобы появился призрак, смерть должна быть очень дурная, это я точно знаю!

Миссис Стоунфейс многозначительно покосилась на гроб, от которого тянулся запашок джина, и всем своим видом дала понять, что добропорядочной такую смерть тоже не назовешь.

– В других краях не бывает, а у нас бывает, – отрезала она, упреждая дальнейшие расспросы.

– Вот мы и не хотим, чтобы твой папаша так маялся, – вторила молочница. – Не хотим же, а, миссис Стоунфейс? Давайте, что ли, поторопимся!

Дорогу на кладбище Агнесс не запомнила. Следуя за скрипучим катафалком, она не сводила глаза с гроба. Неужели она увидит папу? Ах, вот бы увидеть! Он обязательно что-нибудь придумает! Он же взрослый.

У кладбищенских ворот гроб подхватили могильщики и понесли в северную, самую неприветливую часть погоста. Здесь хоронили тех, о ком не стоит лишний раз вспоминать – горьких пьяниц, бродяг, некрещеных младенцев. Почти весь день на северную часть падала тень от церкви Святого Катберта, и Агнесс поежилась, представив, как холодно папе будет здесь лежать… Но почему же он не появляется?

На ее глазах гроб опустили в могилу, но девочка не слышала ни глухих ударов, когда комья земли посыпались на крышку, не торопливого бормотания викария. Не заметила она и сапоги со шпорами, которые виднелись из-под белой сутаны – священник спешил на охоту и посему не читал, а избирательно цитировал похоронную службу. Все то, от чего миссис Брамли болезненно морщилась, а миссис Стоунфейс закатывала глаза, не имело для нее никакого значения.

Агнесс ждала.

И лишь когда к могиле подошел бидль, девочка вздрогнула и сжалась. Деревенские ребятишки уже наболтали ей, что, несмотря на благодушный вид, приходской надзиратель ох как непрост. По их спинам не раз гуляла его трость, а то и парадный жезл.

– Ну вот, мистер Ладдл, я вырвала еще одну душу из ваших лап, – изрекла миссис Стоунфейс. – Еще один покойник, которого не получилось вскрыть.

– Вы так говорите, мэм, будто я самолично их вскрываю, – устало отвечал бидль, поправляя засаленную треуголку.

– Как знать, мистер Ладдл. Как знать.

– Нуте-с, кто тут будет Агнесс Тревельян? – повернул он беседу в иное русло.

Агнесс почувствовала толчок в спину.

– Я, сэр, только я с вами не поеду.

– Фу, Агнесс, как безобразно ты себя ведешь!

– Пустое, миссис Стоунфейс, – возразил бидль, расплываясь в елейной улыбке. – Это даже хорошо, что девчонка упряма. Воспитатели смогут славно потрудиться, выкорчевывая ее пороки. Ведь когда дети ведут себя идеально, это расшатывает дисциплину в приюте. Тогда их и выпороть не за что. А ничто так благотворно не воздействует на растущий организм, как добрая порка.