Марс, Сириус и Лис - Виктория Лукьянова Страница 8

В толпе я заметил леди Лану Дэ Норт, и по вискам пробежал ледяной пот. Я не очень понял, что это было, – возможно, именно то, что называют похмельным стыдом? С одной стороны, меня тянуло подойти к ней, но какое-то глубинное чувство стучало в груди: «Спрячься». Словно заметив мою растерянность, Люсильда быстро провела нас через центральную линию ларьков и завернула в прилегающий к площади проулок. Здесь было не так многолюдно.

Мы вывернули около прилавка с бело-зеленым полосатым тентом. В обилии хвойных веток стояли бутылочки всех форм и размеров, кузины весело суетились. Завидев нас, Мари замахала руками и, подскочив, расцеловала меня в щеки – вчерашней перепалки как и не было вовсе. Они с Лиззи заставили меня перепробовать почти все их лимонады, а одну особенно невкусную бутылочку допить целиком. Мари косилась на меня, постоянно переспрашивая: «Почему не пьешь? Не нравится?» Уж очень мне не хотелось вести с ней неприятные беседы, и, допив бутылку залпом, я предложил тетушке дойти все-таки до мистера Чопсли.

Его прилавок был совсем недалеко, но за те несколько метров, пока мы к нему шли, с меня словно слетела черная тяжеленная накидка тоски. На душе полегчало, и даже вроде уличные краски стали как-то ярче. Не думаю, что это было связано с приближающейся разгадкой содержания шкатулки. Но других объяснений в голову не шло.

– Это вы правильно сделали, что ко мне ее принесли!

– Ох, мистер Чопсли, я сразу подумала, что подобные замки в нашем округе никому вскрыть не под силу, кроме вас!

– Она же пропавшему вашему племяннику принадлежала, да?

Мистер Чопсли хоть и обращался к тетушке, но смотрел, не отрываясь, мне прямо в глаза. Я даже на мгновение подумал, что, может, он какая-то наша дальняя родня? И откуда у всех взялась привычка сверлить меня взглядом?

– Она принадлежала моему брату, да, – не дожидаясь ответа тетушки, решил я влезть в разговор.

– Сириус, кажется, да? Не довелось мне, увы, пообщаться с ним, но, насколько Люсильда рассказывала, ему все книги да бумаги интереснее, мое же ремесло совсем другого толка, неинтересно ему было бы. А вы, молодой человек? Надолго ли к нам? Тоже овраги посмотреть?

– Мистер Чопсли! Да что со всеми такое!

Люсильда, видимо, окончательно возомнившая своим долгом беречь мой дух, сунула старичку шкатулку, наградив заодно сердитым взглядом.

Заболтав его повседневными заботами, больше к теме Сириуса мы не возвращались, и в какой-то момент я отошел от них чуть в сторону, раздумывая, что, наверное, хорошо бы было все выяснить раз и навсегда. Возможно, стоит прочитать дневник и уехать? С кольцом или без него. Но ведь в дневнике могут быть описание ужина или завтрака, упоминание каких-то глупых дел, которыми он планировал заняться, и на этом все. Мне не верилось, что исчезновение брата связано с какой-нибудь загадочной историей, а значит, и последняя запись будет унылой и будничной. Принесет ли мне это спокойствие и ощущение завершенности? Как вдруг раздался тихий глухой щелчок.

– Вот, держите, пожалуйста.

Мистер Чопсли протянул мне шкатулку с небольшим колышком, препятствующим ее повторному защелкиванию.

– Будем надеяться, что там есть то, что вы ищете.

Мы с тетушкой вернулись к прилавку кузин. Мари куда-то убежала, Лиззи разговаривала с покупателем. Зайдя за стойку и устроившись на табурете в глубине под тентом, я открыл шкатулку.

Меня окатило холодом. Я переворошил содержимое и для пущей достоверности вытряхнул себе на колени. В шкатулке не было кольца. Тетушка нависла надо мной, прижав руки ко рту. Я был рад, что она ничего не говорила. Холодный пот отчаяния все еще стучал где-то в затылке. Не понимаю. Я был абсолютно уверен, что кольцо окажется внутри. Я всегда знал, как он думает, и всегда каким-то образом чувствовал, куда он складывает вещи, имеющие для него какую-то ценность. Да, он враждовал с отцом, да, наша матушка отреклась от него после его выходки, но я не думал, что он мог выкинуть кольцо, и тем более не думал, что он мог его носить и исчезнуть вместе с ним, а значит, шкатулка – единственный вариант. От обилия мыслей голова закружилась. Я сделал глубокий вздох и решил осмотреть содержимое.

В шкатулке хранились документы, удостоверение личности (с ужасным фотопортретом: вид у Сириуса был такой растрепанный, что никто, посмотрев на эту фотокарточку, никогда бы и не подумал, что он имеет какое-либо отношение к древним родам или у него есть образование либо даже приличные манеры; матушка ненавидела этот снимок), пара писем, несколько золотых монеток и женская заколка. Длинная, острая, словно жало, с резной золотой бабочкой, украшенной россыпью мелких фианитов. Я посмотрел на тетушку:

– Как думаете, чье это?

Люсильда не смогла однозначно предположить, кто хозяйка заколки: версий у тетушки было множество. Мы возвращались домой обходной тропой, решили сделать небольшой крюк, но пройти подальше от толпы. Кузины выдали нам тряпичную сумку с лимонадами и пирожками, Люсильда несла шкатулку, предварительно переложив в дамскую сумочку все содержимое, кроме заколки. Ее она крутила в руках, разглядывала на просвет, искала клеймо производителя, инициалы или герб. Но ничего такого на заколке не было.

– А матушке вашей не могла принадлежать? Хотя, конечно, нет, о чем я, слишком яркая и фривольная.

– Никогда такой у нее не видел. Не думаю, что это принадлежит кому-то из столицы. Тамошние барышни такое не носят. Может, все-таки кто-то из местных девушек?

– Милый, а вдруг он ее нашел? Или купил? Мне почему-то кажется, что он не проявлял ни к кому особых знаков внимания, он общался больше, чем мне того хотелось, с юной леди Дэ Норт, но не думаю, что там была какая-то романтика, скорее дружба, да и у этой чертовки волосы короткие – зачем ей такая заколка?

Мне хотелось пройтись одному. Я отбился от тетушки, пообещав, что обязательно вернусь к ужину, мы поделили пирожки и лимонады. Миновав небольшое озеро, я устроился на холме под раскидистым клёном. Крыши домов в оранжевой черепице проглядывали сквозь листву. День был приятный, но мне тяжело было им насладиться, я пил лимонад, совсем не ощущая его вкуса.

Перебирал варианты. Можно, как хочет тетушка, уехать завтра утром, в поезде прочитать дневник. Но что, если он написал про кольцо? Нет, он бы никогда такого не сделал. Дневник – это ведь для его «важных» вещей: как пахла еда, что он услышал о старинной книге… Писать про семейную реликвию – пфф, очень маловероятно. Может,