Мы больше не люди - Мира Форст Страница 8

Но, пропущенных вызовов и непринятых сообщений не оказалось. На часах одиннадцать часов двадцать минут.

Погрузилась в сбор своих многочисленных вещей. Душа и тело настолько устали от стрессовой ситуации, что я в какой-то миг заснула. Проснулась на кровати среди вороха платьев и юбок. Подскочила. Часы отражали семнадцать часов тридцать минут.

Схватилась за телефон и в изумлении уставилась на дисплей. Ни одного пропущенного вызова или непрочитанного сообщения. Ни одного. Может что-то с сетью? Не похоже. А может в телефоне просто что-то сбилось и не отражаются входящие звонки? Включила вкладку «история звонков». В истории два разговора за весь день - с тетей Ариной и Горским Аркадием Лукичем.

Адвокат обещал все разузнать и как только будут новости со мной связаться.

– Вероника, тебе цветы не нужны? – протиснулась в дверь пока еще моей комнаты все та же грубая тетка.

– Какие цветы?

– Что в гараже лежат.

– Нет. Зачем они мне?

– Тогда я возьму один букет?

– Берите, раз надо.

– У подруги день рождения. Сейчас тут закончу и сразу на банкет побегу, – пояснила она.

С сомнением оглядела ее мешковатые брюки и пиджак, что едва сходился в груди. Совсем неподходящий наряд для торжества.

– А ко мне никто не приходил, пока я спала?

– Никто. Журналисты пытались в дом зайти, но их Константин Петрович прогнал.

– А вы скоро уйдете?

– Через полчаса заканчиваем. Но в доме двое наших людей останутся.

– Зачем? – не поняла я.

– Чтобы ничего не пропало до завтра.

Прожгла женщину взглядом, но она не смутилась.

– Мы завтра к девяти придем. Ты бы поела. В холодильнике есть еда.

– Спасибо, я знаю содержимое своего холодильника.

Аппетита совсем не было. Постояла под душем и принялась за дальнейшую упаковку вещей. К десяти вечера, к страху за родителей и неясности за свое будущее прибавилась тревога из-за отсутствия связи с Сашей и подругами. Я звонила им несколько раз, слала сообщения, но они не откликались.

А что, если с ними что-то случилось? – внезапно пронзила меня догадка. Что там тетя говорила? Она смотрела новостной репортаж местного канала.

Ноутбук и планшет у меня уже конфисковали, но все ведь можно посмотреть и на телефоне. Сеть пестрела фотографиями моих родителей в пижамах и наручниках, а также всклокоченной меня с зареванным лицом.

Видок еще тот, но мне плевать, я из элиты, мне простителен любой вид.

Кроме ареста моей семьи, других потрясений в городе не случилось. От той гадости, что лилась на мою семью в комментариях к фотографиям и видео, у меня разболелась голова. Выпила таблетку от головной боли, поставила телефон на зарядку и улеглась в кровать. Завтра еще много дел, помимо сборов и переезда к тете, надо съездить в «Камею», отдать Изольде арендованные для банкета вещи.

Не успела заснуть, как раздалась трель моего рингтона на телефоне. Соскочила с кровати. Запуталась, чуть не упала. Звонил Горский.

– В общем так, – начал адвокат без расшаркиваний, – все очень плохо, Вероника.

– Очень плохо, – повторила я за ним, как загипнотизированная.

– Все обвинения против твоих родителей обоснованы. В вашем доме хранились обличающие документы за подписью Гербова. А по благотворительному фонду выявились подставные счета, на которые уходили деньги.

– Не верю. Зачем бы папа стал хранить такие опасные документы? А мама? Я же видела, как она пашет на этот фонд. Аркадий Лукич, Вы не представляете сколько ей благодарственных писем приходило со всего света.

– Вероника, я не могу ответить тебе на эти вопросы. Большие деньги кружат голову. Возможно, твои папа и мама желали иметь больше, чем у них есть и надеялись, что их не поймают.

– Просто не могу в это поверить. Я знаю, что делать. Завтра же пойду к главе города. Он отец моей лучшей подруги. Он поможет.

– Вероника, – немного помолчал адвокат, – приказ об аресте твоего отца подписал глава города.

Утром в воскресенье сползла с кровати полностью разбитой. Вспомнила события предыдущего дня и появилось желание напиться снотворного. Поплелась в ванную, где долго рассматривала свое бледное лицо с покрасневшими припухшими веками. Я плакала даже во сне.

Кое как привела себя в порядок и, не став завтракать, вызвала такси.

– Вероника, – обняла меня хозяйка «Камеи». – Мы с девочками видели в новостях, что случилось.

– Я все еще надеюсь, что это какая-то ошибка, – отдала я Изольде пакет.

– Платье твое, – вернула она полюбившуюся мне вещь, – твоя мама выкупила его.

– Спасибо, – прижала я к себе платье из моего последнего счастливого дня в жизни.

После полудня на мой звонок ответила Лана.

– Лана, наконец-то! Где ты пропадала? Я никак не могла дозвониться ни до тебя, ни до Лизы.

Подруга перебила меня:

– Не звони больше.

– Что? – осеклась я.

– Ты же знаешь наше правило, общаться только с равными. Ты теперь не одна из нас.

– Лана, как ты можешь говорить такое? Мы же столько лет дружим.

– Неужели ты думаешь, что мы будем общаться с тобой после того, как ты обворовывала нас?

– Обворовывала? О чем ты?

– Ты помогала своей мамаше собирать деньги для фонда. Постоянно в колледже всех агитировала. Я на одних китов только кругленькую сумму выложила.

– Лиза тоже так думает? – еле удерживала я трубку в ладонях, так тряслись они у меня от потрясения.

– Конечно. И не только Лиза.

Лана отсоединилась. А я уселась на пол, кровать и стулья уже вынесли, и завыла.

– Ты чего воешь? – заглянула ко мне все та же грубая тетка.

Я непонимающе уставилась на нее.

– Ты еще молодая, девонька, наладится у тебя все, – неожиданно с сочувствием произнесла она.

Завыла еще громче.

– Вот, возьми водички попить, – принесла она с кухни бутылку воды.

В шесть вечера подъехал фургон. Водитель помог загрузить мне сумки с коробками. Прощаться с коттеджем было грустно. Может быть еще вернусь, – прошептала я.

– Ох, сколько у тебя вещей, – суетилась тетя, показывая водителю фургона куда ставить сумки.

Я в изумлении разглядывала маленькую двухкомнатную квартирку Арины. Узенькая прихожая, крошечная кухня, заставленный старыми вещами балкон. И здесь теперь мне предстоит жить? В этой коробке?

– Ты, наверное, привыкла