Василий Головачев - Конец света Страница 9

– Не понял.

– Ну, о Барсукове… готовится какая-то проверка, насколько я понял, генерал стукнет в Следственный комитет или в Счётную палату, а не дай бог ещё и ОНФ… речь шла о готовящейся приватизации оборонки.

– Пусть стучит, у Анатолия Дмитриевича всё схвачено в силовых структурах, генеральный прокурор его дружбан.

– Но могут всплыть и наши фамилии. Фамилия Коржевского уже прозвучала.

Калажников нахмурился, потёр лоб.

– Откуда вам это известно?

В динамике послышался блеющий смешок.

– Фенер считает меня своим другом.

Николай Наумович представил рыхлое лицо Редкозуба со щёточкой усов, с мешками под глазами, его котлообразную голову с плешью на макушке, и ему стало противно.

– Вы не преувеличиваете… его дружелюбие?

Редкозуб выдавил ещё один смешок.

– Я мало говорю, зато всё слышу. Иначе он не брал бы меня в компанию вместе с Ноздренко.

– Кто это?

– Коллега, тоже депутат, метит на место Фенера.

– А вы не метите?

– На всё воля божья, – Редкозуб снова хихикнул, – и премьера.

– Кто ещё был на встрече?

– Нас трое, Зимятов и сам Маринич.

– Это певец, что ли?

– С эстрады он практически ушёл, поёт в своём ресторане иногда, в политику не лезет, но с Зимятовым якшается, на «ты» с ним, они друзья с детства.

– Хорошо, я поговорю с… кем надо, позванивайте и держите язык за зубами.

– А то.

Калажников выключил связь, побарабанил пальцами по столу, косясь на экран компьютера, вызвал секретаршу:

– Маша, найди мне Каштельянца.

– Минуточку, Николай Наумович, – ответила секретарша.

Калажников набрал номер Свирина, командира батальона «Аргус»:

– Булат Ахметович, пошли сегодня за Дашей самых опытных ребят, чтобы она их не заметила.

– Сделаем, Николай Наумович, – сказал Свирин с горловыми интонациями.

– Самых опытных, подчёркиваю. Если она устроит мне скандал, я сделаю выводы.

– Не беспокойтесь, Николай Наумович, не подведу.

Через минуту позвонил помощник:

– Я весь внимание, Николай Наумович.

– Зайди.

– Иду.

Кирсан Вольфович появился с планшетом в руке.

– Захватил отчёт на всякий случай.

– Садись, есть новости.

Каштельянц сел.

Калажников рассказал ему о звонке Редкозуба.

– Что думаешь?

– Будет скандал.

– И я так считаю.

– Надо предупредить Эмильевича.

– Если Зимятов доберётся до президента, наши… э-э, исследования накроются медным тазом.

– Пусть Эмильевич примет меры, в конце концов, он заинтересован в результате не меньше нас.

– Это нелегко сделать.

– Мы поможем.

Калажников с интересом посмотрел на Каштельянца.

– Каким образом?

– Нам всё равно надо доводить эган до кондиции, нужны добровольцы…

– Старая лиса… Добровольцы! Иными словами, ты предлагаешь продолжить испытания на…

– Тех, кто мешает.

Калажников покачал головой, продолжая изучать широкое, одутловатое, вечно флегматичное лицо собеседника.

– Не слишком ли кардинальное решение?

– Мы подготовили новую программу закладок, эган должен развиваться быстрее и практически не оставлять следов.

– Сначала надо проверить на… кроликах.

– У нас их трое.

– На всё у тебя есть ответ, Вольфович. Однако без оперативной помощи не обойтись. А привлекать контингент Эмильевича не хотелось бы.

– У нас есть «Аргус», там тоже служат опытные кадры.

– Да уж, кое-кто из них действительно получил хороший опыт… в добровольческих батальонах украинских националистов, в Ираке и в Сирии… хм… на стороне ИГИЛ. Но почему бы и нет? Я поговорю со Свириным. На ком предлагаешь испытать новый эган?

– Вы сами их перечислили: Зимятов, Ноздренко, Фенер… и этот их певучий ресторанщик…

– Маринич.

Каштельянц мигнул, не меняя выражения лица.

– Готовить?

Калажников по привычке побарабанил пальцами по столу.

– Давай всё же сначала прогоним программу на «кролике». Если эксперимент пройдёт удачно, рассчитаешь испытание на других… добровольцах. Иди, готовься.

Каштельянц послушно вскочил.

Событие

На этого молодого человека в безукоризненном темно-синем костюме обратили внимание многие посетители ресторана «Терпсихора».

Молодой человек пришёл один, в начале восьмого вечера, когда завсегдатаи ресторана ещё только начинали подтягиваться к началу ежевечерней программы. Нынче афиша обещала выступление джазового квартета «И мы тоже».

Посетитель «Терпсихоры» в синем костюме занял столик в хрустальном гроте, поближе к оркестровой раковине, где любил сидеть хозяин ресторана, заказал минеральную воду и стал ждать, разглядывая постепенно заполняющую зал публику. Он был довольно симпатичен, высок, много курил и явно нервничал, то и дело бросая взгляд на часы. К десяти часам вечера его нетерпение достигло апогея, хотя глаза оставались тёмными, полусонными, если не сказать – мёртвыми, но волнение выдавали руки, ни на секунду не остающиеся в покое. Молодой человек барабанил пальцами по столу, перекладывал из кармана в карман зажигалку, расчёску, бумажник, платок, разглаживал скатерть на столе, поправлял галстук, стряхивал с костюма несуществующие пылинки, пил воду и в конце концов обратил на себя внимание официанта.

– Что-нибудь не так? – подошёл к нему распорядитель ресторана. – Вы кого-то ждёте, молодой человек?

Гость посмотрел на часы, допил воду, сказал отрывисто:

– Ещё бутылку воды, пожалуйста. Скажите, а Виталий Мартынович скоро начнёт выступление?

Распорядитель покачал головой.

– Сегодня он, к сожалению, выступать не будет, плохо себя чувствует. Так вы его ждёте?

– Н-нет, – глухо ответил молодой человек, стекленея глазами. – Где его… можно найти? Мне с ним надо… поговорить…

– Что с вами? – обеспокоился пожилой мужчина в белом. – Вы побледнели. Вам плохо? Может быть, вызвать врача?

– Мне надо… встретиться с Виталием Мартыновичем Мариничем… немедленно…

– Ничем не могу помочь. – Распорядитель пошевелил пальцем, подзывая секьюрити ресторана в строгом чёрном костюме. – Посодействуйте молодому человеку дойти до машины.

– Вы меня обманываете. Виталий Мартынович должен сегодня… быть здесь… меня предупредили…

– Он заболел, – терпеливо повторил распорядитель ресторана, хмурясь. – Кто вас предупредил, что он должен выступать?

– Он всегда… в десять часов…

Распорядитель кивнул, отходя от столика.

Двое плотных парней в чёрных костюмах и бабочках подхватили парня под руки и повели из зала, но не на улицу, а через служебный коридор на второй этаж здания, где у Маринича был кабинет и где располагались хозяйственные службы ресторана. В комнате охраны парни усадили молодого человека, порывающегося сопротивляться, на стул, и начальник охраны подошёл к нему вплотную.

– Обыскали?

– Так точно, Сергей Петрович, чист. Даже ножа нет.

– Зачем ты хочешь встретиться с Мариничем?

– Мне надо… это очень важно… его хотят…

– Ну?

– Его хотят… убить!

– Кто?

– Это я скажу ему… лично…

– Говори здесь, мы передадим.

Настенные часы в комнате тихо зазвонили, стрелки показали десять часов. В то же мгновение молодой человек вскочил, ударом ноги свалил начальника охраны, парня слева просто отшвырнул на пульт монитора телеконтроля, обнаружив недюжинную силу, сбил с ног второго охранника и выбежал в коридор. Секьюрити подхватились с пола, бросились за ним, и тотчас же раздался взрыв.

Начальник охраны, встававший на четвереньки, успел заметить в открытую дверь, как тело беглеца вспыхнуло фиолетово-сиреневым светом и разлетелось струями огня во все стороны. Однако ударная волна оказалась почему-то слабой, она даже не разрушила стены коридора, только опалила их и дверь в кабинет хозяина ресторана. Но Маринич не пострадал. Он действительно чувствовал себя неважно и спускаться в зал не хотел, просто намеревался посидеть в кабинете с друзьями и предложить им, как он любил говорить, «продукты от кутюр».

Взрыва, по сути, не было, вспышка света разнесла только тело молодого парня, посетители ресторана не заметили ничего, да и вспышку видели только охранники и пробегавший мимо официант. Все четыре охранника, дежурившие в тот злополучный вечер в спецкомнате контроля, уцелели, в том числе начальник службы секьюрити, который и рассказал прибывшим бойцам спецподразделения о взорвавшем себя самоубийце, от которого остались лишь штиблеты, пуговицы да клочья костюма.

Угроза

Весил Олег Илларионович Фенер сто десять килограммов и до сорокапятилетнего возраста не переживал по этому поводу, нередко потягивая пиво дома по вечерам, после работы; окончив томский строительный институт, он почти двадцать лет проработал в «Дорстрое», пока не перешёл в департамент строительства при мэрии Томска. Но в сорок шесть его избрали депутатом областной Думы, затем Государственной в Москве, он переехал в столицу, да там и остался, поскольку на втором сроке его избрали руководителем комитета экономической безопасности Думы. С тех пор он перестал употреблять пиво и вообще алкоголь и начал следить за собой, регулярно совершая пробежки по берегу реки Москвы (жил он на Николоямской набережной, недалеко от Андроньевской площади), по утрам и вечерам, что не сильно влияло на снижение веса, но позволяло поддерживать тонус организма.