Александр Бреусенко-Кузнецов - Драконы смеются Страница 5

Однажды госпожа Кэнэкта предложила Лулу показать сына отшельнице Бланш, кстати, родной бабушке Бларпа Эйуоя. «С какой целью?» – спросил бы Драеладр, если бы тогда умел. Но ведь и так понимал: цель разведывательная. Что-то следовало узнать ради блага всего Ярала, всей Эузы и живого человечества. Лицо у Кэнэкты было сосредоточенное, слова падали напряжённо. Всякий поймёт, что сейчас в ней говорила не подруга.

Наивная же мать Драеладра с воодушевлением согласилась. Наверное, кажется, просто хотела похвастаться любимым сыном и перед этой Бланш.

Правда, быстро доставить старушку в Ярал оказалось не под силу даже её прославленному внуку. Бланш удалилась от суеты на остров Новый Флёр, затерянный где-то на краю нижнего из небес. И пусть от высокогорного Ярала до нижнего неба ближе, чем от любого другого наземного города, всё же полёт туда и обратно в воздушном замке отнял у Бларпа Эйуоя кучу времени.

Гостья вошла во дворец с чёрного хода и под покровом ночи, стараясь не попасться на глаза непосвящённым горожанам. Только четырнадцать звёзд на небе не просто видели Бланш, но и освещали ей путь. Эти звёзды, по уверениям Хафиза, появились в ночь, когда Драеладр вылупился, и не пропадали даже в облачную погоду.

Провидица держалась с уверенностью, говорила сухо и глядела так, что дракончику под её взглядом было не по себе. Без долгих расшаркиваний она велела Лулу Марципарине Бианке показать ей дитя.

Старая Бланш была известна как предсказательница будущего по глазам драконов. Что она там обычно видела в драконьем взоре, её дело, но встретившись взглядом с Драеладриком, старушка перепугалась не на шутку. Заслонилась ладонью, зашептала заговоры-обереги, прислонилась к стене. И, ничего никому не сказав, поспешно удалилась.

Наутро её внук, хитроумный Бларп Эйуой, просил Марципарину не держать зла на впечатлительную бабушку, назвал причину страха смехотворной, но в чём она состояла – утаил. Когда же Хафиз пытался настоять на прояснении смехотворной причины, Эйуой отшутился.

– Он сказал: «Смехотворные причины бывают слишком опасны», – припомнил дракончик.

– Да, что-то наподобие, – согласился Хафиз. Таких подробностей ему самому не упомнить: как-никак, чистокровный живой человек со всеми положенными несовершенствами.

В тот же день Лулу Марципарина Бианка унесла новорожденного сына-дракона в маленькую комнатку без окон в магически защищённом от наблюдения свыше уголке дворца, где и выкармливала своим освежающим молоком. От кого она его прятала, осталось тайной. От людей, или от четырнадцати любопытных звёзд, пронзивших лучами льды семи небес, чтобы выведать подробности возрождения легендарной династии? Люди не могли пронзить взорами стены комнатки, от внимания звёзд малыша закрывала заговорённая люстра.

– А что такое звёзды, дядя Хафиз?

– Очаги божественной энергии, – не задумываясь, отвечал тот, – их довольно много в небесном ярусе. Четырнадцать главных звёзд – глаза Семи Божеств, сотворивших наш мир.

– А зачем звёздам за мной наблюдать?

– Ну, это у самих звёзд спросить надо бы… – с некоторых пор ответ Хафиза на вопрос о наблюдателях стал уклончивым. Наверное, чтобы подрастающий дракон не заносился. Но Драеладр прекрасно помнил все прошлые ответы, в которых Хафиз не осторожничал. Дракон твёрдо усвоил, что принадлежит к правящему драконьему роду Драеладров, каковой накануне его рождения едва не пресёкся с уходом Живого Императора. И догадывался, что за надежды с ним связывают Божества. Те самые, от которых отпали малодушные жители Ярала.

Ох уж эти люди! Отчего они тобой восторгаются и чего ради разочаровываются? Непостижимые существа, склонные сливаться в стихийные массы, неразличимые даже цепким умом дракона!

Даже выучившись речи и выспросив у Хафиза, что только можно, Драеладр не понимал в чём-то главном людей – даже самых близких и дружественных.

Во-первых, загадочного Чичеро, рассказывая о котором, Хафиз путал и себя и собеседника. Во-вторых, самого Хафиза: что он делает здесь, в Ярале, где нравы лишены утончённости и мало кто нуждается в наложниках? В-третьих, Бларпа Эйуоя: каково его родство с драконами, о чём он постоянно думает и куда исчезает? В-четвёртых, Эрнестину Кэнэкту: чем она встревожена, когда напускает на себя беззаботный вид? В-пятых, одноглазого чернолицего карлика Дулдокравна: как он, отдельный живой человек, мог быть составной частью мертвеца Чичеро? В-шестых, конечно, провидицу Бланш – ибо никто до конца не поймёт настоящую провидицу.

Ну, а в-седьмых… (да нет, это во-первых!), он ещё не мог понять Лулу Марципарину Бианку – собственную мать. Что с ней стряслось, и где она теперь? Теперь, когда дворец пришлось сменить на отшельничью хижину, и рядом из многих человеческих воспитателей остался один Хафиз.

Надо признать, уземфец старался, но был далеко не всеведущ, к тому же владел искусством темнить и плутовать. Почти каждое событие, в котором участвовали люди, дракону приходилось, прибегая к помощи Хафиза, долго истолковывать самому. Потом иногда оказывалось, что наложник ответ знал, просто стеснялся озвучить сразу.

Взять бы хоть ту самую первую, благостную встречу с толпой, когда гордая Лулу вынесла вылупившегося сына на балкон. От слишком громких приветствий дракон спрятал голову под крыло. Люди же огорчённо ждали, когда же он на них посмотрит, чтобы осчастливленными разойтись.

– Зачем они караулили моё рождение? – как-то спросил Драеладр у Хафиза. Тот ответил, что яральцы, должно быть, надеялись своим участием помочь ему вылупиться. Помогли – и ушли восвояси.

– Да? – усомнился дракон. – Что-то я не почувствовал никакой помощи. Даже наоборот.

Тогда Хафиз нехотя припомнил иной повод для стечения народа:

– Есть ещё примета. На кого поглядит новорожденный Драеладр, тому подарит удачу и долгую жизнь.

– Вот это уже похоже на правду, – с усмешкой в голосе заключил дракон. Ну ещё бы не усмехаться: Хафиз перестал темнить – и всё тут же прояснилось. Отдельный вопрос – зачем темнил Хафиз, но зато люди…

Люди с этих пор ему казались всё понятнее – с каждым днём. Если и подбрасывали загадки, то – решаемые без труда.

Следующая загадка – о людском разочаровании. О резком переходе от обожания Драеладра к полному обесцениванию. Резком, как по команде.

– Так разве это ещё секрет? – удивился Хафиз. – Ведь следователи госпожи Кэнэкты давно хорошо поработали со смутьянами, – тут уземфец напомнил о вражеских некроталерах, ввергших в беду троих грузчиков. Ну, и о подачках поскромнее, за которые ловкие горожане и выходили роптать на площадь.

По правде говоря, о памятной беседе Кэнэкты с Бларпом Эйуоем Хафизу рассказал сам Драеладр. Уземфец-то при ней не присутствовал – быть может, ушёл на рынок за продуктами. Теперь же он возвращал чуть ранее полученные сведения на адрес отаправителя – и сам удивлялся короткой памяти дракона:

– Причина, как известно, была в соблазнении лёгким заработком. Команда исходила от тех, кому выгодно. В конечном счёте – от мертвецов. Соблазнение – это ведь их обычная тактика.

– И всё-таки что-то не сходится, – покачал хвостом Драеладр. – Конечно, за некроталеры можно выходить на площадь и что-то изображать, пугая нас и провоцируя стражей. Но – разочароваться? Как это сделать за деньги?

Хафиз не сразу понял, что дракон говорит о подлинном глубоком разочаровании, а не о купленном за некроталеры мертвецов пустом наигранном спектакле – с его-то тремя зарвавшимися исполнителями и более осторожной массовкой и пришлось поработать дознавателям Эрнестины Кэнэкты.

– Подлинное разочарование? Я не уверен, было ли оно…

Ещё бы, ведь чтобы определять истинную глубину владеющих людьми переживаний, надо обладать чувствительностью дракона. Уземфец не думал, что многие яральцы могли разочароваться искренне, и даже намеренно этой возможностью пренебрегал. Ибо искренность предателей – товар дешёвый. Цена ему – ломаный некроталер на свободном рынке.

– Предателями они стали после, – заявил дракон, – сперва – разочаровались. Причём настолько, что легко приняли некроталеры. И переход от безоговорочной веры к отвержению занял у них примерно одни сутки.

Целая площадь согласованно отчаялась в течении суток. Сможет ли Хафиз оценить размах эмоционального скачка? А Драеладр его пережил – не понимая ещё, что к чему, но трепеща перед размахом. Только что его боготворил целый город, стелился у ног и подталкивал на высоченный пьедестал, а дня не прошло – и повсюду океан презрения, и барахтайся там как знаешь!

– Но что же тогда повлекло такую переоценку?

– В этом-то и загадка, – напомнил дракончик.

– И правда… – Хафиз поморщился, и Драеладр почувствовал, что разгадка-то ему ведома, просто не хочется её оглашать.

Дракон уже замечал за уземфским наложником, с каким мастерством тот обходит некоторые неприятные или опасные темы, потому спросил в лоб, распрямляя свои кожистые крылья, чтобы казаться больше: