Алла Несгорова - Я, дракон (сборник) Страница 8

…Долго ли, коротко ли, подошел оговоренный срок. Стали два моих троюродных братца собираться в столицу. Им, как младшим, жребий выпал, поскольку дельце-то, я уж говорил, пустячное. И тут матушка Гримла вдруг заявляет: мол, пускай детишки дома остаются, а всю работу Гезза сделает. Наши, конечно, глаза от удивления выпучили, кто в тот час дома оказался, а я – больше всех! Потому как Гезза – это я и есть. Прозвище у меня такое.

Спорить с бабкой никто не стал – не принято у нас старшим перечить. Ну, и я промолчал, хоть удивлен был сильно.

Напросился я к соседу-купцу в попутчики – тот как раз в столицу по своим делам собирался.

Запряг купец в повозку двух тягловых лошадушек, слуги его взгромоздились на тех, что порезвее, и отправились мы в путь. Расстояние до стольного града немалое, но дорога хорошая, королевской дружиной охраняемая, и путешествовали мы скучно – большей частью дрыхли.

Подъезжать стали – тут веселее пошло: канун же Георгиева дня! В столице палят из пушек, фейерверки разноцветные в темнеющие облака пускают, а на всем этом разноцветье взмывают из-за дальнего леса в небо драконы серебряные – большие и маленькие. Они обычно об эту пору на север улетают, к льдам поближе: известно, кровь у них дюже горячая, и летняя наша жара им почти не под силу. А в этот день, кстати, они могут с королевской службы и навсегда уйти – обычай у них такой, и сам король в том перечить не смеет. Правда, я уж давненько не слыхивал, чтобы кто-нибудь из них насовсем улетел. Есть, видать, у государя какая-то зацепочка, ввиду которой чудища служат ему верой-правдой до самой смерти. И несладка та служба, поверьте!

Обоз наш приостановился неподалеку от городских ворот, потому как зевак приезжих много собралось, и от того некоторое столпотворение получилось. И вот любовались мы, пока наша очередь продвигалась, как летучие ящеры на крыло становятся и клиньями тянутся на закат. Долгонько любовались, надо сказать, – в городе уже окошки в домах зажигали, когда я запетлял по улочкам в ту сторону, где жила Буглюмова зазноба.

Нужный дом, огромный и высокий, примостился неподалеку от королевского дворца. Окруженный стеною и широким водяным рвом локтей в тридцать, – целая крепость! – смотрел он с усмешкой: ну-ка, мол, что за наглец явился? Зря ухмылялся: обернулся я рыбкой блестящей, ров переплыл, принял свое собственное обличье, шустренько на стену вскарабкался… Привирать не стану: не так все быстро делалось, как сказывается. Однако, еще не пробило полуночи, как уж тенью бесшумной крался я по чужим коридорам, устланным цветными коврами, украшенным затейливыми светильниками, – видать, и впрямь Буглюму, в случае удачи, светило неплохое приданое!

А нужна была мне маленькая комнатка за хитрой дверью в одной из башенок дома. Не люблю хвастать, как вы уже заметили, но любой замок для меня – пара пустяков. Здесь же пришлось повозиться: вход был запечатан заклинанием. Железной отмычке не справиться. Но недаром у нас в семействе, едва малыш становится на ноги, как его головенку начинают пичкать всевозможными премудростями: нашелся в глубинах моей памяти нужный «ключик», хотя заговор был очень старый.

В заветной же комнатенке, между всего прочего, находился стеклянный, плотно закупоренный сосуд. Он-то мне и надобен был… И, клянусь вам честью Скрумлей, ничего лишнего я оттуда не взял! – только эту стекляшку, где внутри помещалось в прозрачной жидкости нечто, слегка светящееся алым.

И вот, когда я тихим призраком скользнул прочь, – настолько ловко, что даже воздух не дрогнул, – раздался вдруг в теплом чреве спящего дома мерзкий шепот:

– Кто с-сдес-с-сь?..

Был бы на моем месте простой воришка – тут и сказке конец! От ночнухи-сторожухи еще никто не уходил.

Не успев толком удивиться, откуда у почтенных обывателей в доме такая страсть? – шмыгнул в ближайшую же дверь, которая, на мое счастье, оказалась не заперта. Это была чья-то спальня. Не дыша, на цыпочках подбежал к чужой кровати и невесомым облаком юркнул под одеяло. Легонько дунув спящему в лицо, я обезопасил себя от его неурочного пробуждения.

Между тем, обостренное чутье ощущало приближение врага. На спасение оставались считанные секунды. Я обнял спящего и мысленно окутал нас прозрачной пеленой, подстраивая свое сердце и дыхание под чужие ритмы. Если б кто заглянул в ту минуту в спальню – я и спящий незнакомец представились бы тому одним целым. Простой фокус этот неплохо бы прошел даже в яркий день на базарной площади, набитой праздношатающимся людом. Но купится ли на такой обман страшный монстр, спешащий уничтожить чужака, незваным проникшего в хозяйские хоромы? Ночнухи, они иначе не умеют – это вам не собаки сторожевые.

…А потом тягучее время капало черной слюною медленно-медленно – так же дьявольски медленно, как эта жуть водила невидимыми усами на расстоянии ногтя от моего лица. Как же она долго принюхивалась, тварь…

«Вот тебе и пустячное дельце!» – единственная мыслишка, какую я себе позволил, когда чудовище наконец-то убралось прочь. Обо всем случившемся я поразмыслю позже, если сумею унести ноги подобру-поздорову: и о том, как хорошо, что не отправились отрабатывать Буглюмов задаток мои маленькие братцы, – нашли бы они тут свою верную смерть! И о том, как же мне повезло. А главное – почему эта тварь учуяла меня? Меня, заговоренного от нее?..

Не смея дышать, я осторожно приподнялся и осмотрелся. Вроде тихо… Спящий дом мирно посапывал, качаясь на волнах сладкой дремы. В высокие окна спаленки заглядывали любопытные звездочки, мерцая, они насмешливо подмигивали мне: дескать, испужался, голубчик?

Да чего уж там! Не то слово! Но только я в том никогда, конечно, не сознаюсь. Разве что в старости, когда сидя у камина в кресле-качалке со стаканчиком грога в руках, буду сочинять правнукам байки о своей бурной молодости…

И тут вдруг что-то железное обхватило запястье!

Чертыхаясь и шепча заклинания, я пытался освободиться от кандалов, что приковали мою кисть к изголовью кровати, но все потуги привели к тому лишь, что свалился на пол, едва не вывихнув руку. Тут оковы соскользнули и мгновенно оборотились огромной змеей. Свернувшись тугой пружиной и приподняв верхнюю часть тулова, гадина угрожающе напряглась, зашипела, грациозно раскачиваясь из стороны в сторону. Ее чешуйки слюдянисто блестели в лунном свете, отвлекая и завораживая. Извиваясь, она танцевала, неуловимо сокращая расстояние между нами. Я почувствовал, что слабею… Отяжелели веки… Она, видать, тоже это угадала, и улучив момент, бросилась на меня. Но я сумел схватить ее за шею! Клыкастая пасть оказалась прямо у меня перед носом. Пойманная, змея продолжала угрожать: ее зев становился все шире. Не долго думая, я воткнул кинжал прямо поперек бездонной глотки.

– Браво, храбрец! – произнес нежный голосок, из-под шелкового балдахина кровати раздалось хлопанье в ладоши. – Браво! – и на фоне оконного проема обрисовалась тонкая девичья фигурка.

Выпустив бьющуюся в конвульсиях змеюку, я напрягся: в этом доме вора вряд ли ожидает что-нибудь хорошее…

Ах, судьба моя прихотливая, как же я ошибался!

До рассвета проговорили мы, забыв обо всем. Умирать буду – эту ноченьку вспомню!.. А ярче всего – глаза девичьи, точно звезды: как взглянул в них раз – утонул навсегда, и не выбраться мне из того омута, не спастись…

Утром, чуть рассвело, хмельной, ошалевший, выскользнул я из чужого дома. Милая моя сторожей приструнила – ласковыми котятами легли мне под ноги страшные звери, а тяжелые замки сами с ворот упали. Никто не видал, как расставались мы.

– Знаю, чужой я тебе: всего несколько часов минуло, как первый раз свиделись, но сердце мое навек пропало! Не жить мне без тебя! Что ответишь, если сватов зашлю? – спросил я напоследок.

– Посвататься-то легко. Многие судьбу пытали, – сказала девица. – Но пращур мой давным-давно наложил заклятие: тот сердечным другом девушке из рода станет, кто ночнуху вокруг пальца обведет и змеиного стража одолеет. С этим ты справился. Но есть и еще условия… Ты узнаешь их, как придет время. Люб ты мне. Но стану ли твоей – то тебе решать! – и как ни пытал я, ничего больше не сказала. Видно, не время.

И побрел я, оглушенный внезапной любовью, по тихим улицам. В голове – пусто, за спиной – точно крылья выросли! Обратной дороги не помню – как земляков своих отыскал на постоялом дворе, как домой добирался…

Дома легче не стало: только о ней, о милой своей и думаю, только ее перед глазами вижу, а в груди – так ноет! Так ноет!..

Буглюм-ворожей приходил, свой товар забрал – тот сосудец стеклянный, что я для него умыкнул. Довольный ушел, остаток денег, как уговорено было, отсыпал – даже не покривился. А мне – все равно!

Родные ходят вокруг, перешептываются меж собой… Жалеют!

Девки да молодки на улице подмигивают, а какие и откровенно в гости зазывают… Тоска!