Стивен Эриксон - Память льда. Том 2 Страница 63

«Какое кошмарное, невыразимо жуткое наваждение», – подумала госпожа Зависть.

– У тебя есть имя, т’лан имасс? – спросила она.

– Я услышала призыв, – ответил воин отчётливо женским голосом. – Он шёл с севера. Куда, впрочем, я и так направлялась. Уже близко. Я прибуду на Второе Соединение и обращусь к своим родичам в Обряде, скажу им, что я, Ланас Тог, принесла весть о судьбе Ифейловых т’лан имассов и своего племени – Керлумовых т’лан имассов.

– Как любопытно, – пробормотала госпожа Зависть. – И что же это за судьба?

– Я – последняя из Керлумов. Ифейлы, которые вняли нашему первому зову, уничтожены почти поголовно. Уцелевшие не могут выйти из этого противостояния. Я сама не ожидала, что уйду целой. Но ушла.

– Какое чудовищное противостояние, – тихо сказала госпожа Зависть. – Где же оно происходит?

– На континенте Ассейл. Наши потери – двадцать девять тысяч восемьсот четырнадцать Керлумовых т’лан имассов. Двадцать две тысячи двести Ифейловых т’лан имассов. Восемь месяцев боёв. Мы проиграли эту войну.

Госпожа Зависть надолго замолчала, потом произнесла:

– Похоже, вы наконец нашли яггутского Тирана, который сильнее вас, Ланас Тог.

Неупокоенная воительница вскинула голову.

– Не яггута. Человека.

Книга четвертая. Память льда

В бой – первые, отступать – последние.

Глава двадцать первая

И друга лицо может маской стать,притворство открыться в лёгкой гримасе,что сделает незнакомым прежде знакомый лик.Или ребёнок – вырос невидимов личной тьме, а ты и не ведала,пока не пришло, как камень в висок,жестокое откровенье.От подобных ран нет брони у души.На этой маске написано злое слово,и оно же – в глазах у ребёнка,чужака, сломавшего всё, что ты знала.И это – предательство.

Капитан Паран остановил коня возле почерневших от дыма руин редута Восточной стражи. Он развернулся в седле, чтобы бросить последний взгляд на разбитые стены Капастана. Джеларканов дворец вздымался к сияющему голубому небу высокой, тёмной громадой. Полосы чёрного цвета врезались в стену башни словно трещины: символ скорби города о своём погибшем князе. Первый же дождь смоет краску, не оставив ни следа. Говорили, что это здание никогда не носит траура долго.

«Мостожоги» выходили через Восточные ворота.

Первые в бою, последние в отступлении. Они всегда были внимательны к таким жестам.

Впереди шёл сержант Мураш, капрал Хватка – в шаге за ним. Они, похоже, переругивались – ничего нового. Позади них солдаты прочих семи взводов совершенно потеряли обычную выправку: никакого строя рота не держала. Это удивило капитана. Конечно же, он виделся с остальными сержантами и капралами. Знал – по имени и в лицо – каждого выжившего «мостожога». Тем не менее было в них что-то призрачно-странное. Капитан прищурился, глядя, как они шагают по дороге, похожие в клубах пыли на выцветшие фигуры с потёртого гобелена. Паран подумал, что образ марширующей армии – вечен.

Справа послышался топот копыт, и он, обернувшись, увидел Серебряную Лису, которая подъехала ближе и остановила коня рядом с ним.

– Будет лучше, если мы продолжим избегать друг друга, – сказал Паран, возвращаясь взглядом к солдатам на дороге внизу.

– Не стану с этим спорить, – сказала она спустя мгновение. – Но кое-что произошло.

– Я знаю.

– Нет, не знаешь. Я не о том, что ты, несомненно, имеешь в виду, капитан. Речь о моей матери – она пропала. И ещё двое даруджийцев, которые заботились о ней. Где-то в городе они развернули повозку и покинули войска. Похоже, никто этого не видел, хотя, конечно, я не в состоянии расспросить всех солдат…

– Что насчёт твоих т’лан имассов? Разве им сложно найти пропавших?

Серебряная Лиса насупилась, промолчала.

Паран мельком взглянул на неё.

– Они тобой не довольны, да?

– Это не проблема. Я отослала их с т’лан айями за реку.

– Там у нас уже хватает разведчиков, Серебряная Лиса.

– Довольно! Я не испытываю необходимости объяснять свои действия.

– Однако ты просишь меня о помощи…

– Нет. Я лишь спрашиваю, известно ли тебе что-нибудь. Этим даруджийцам наверняка кто-то помогал.

– А что говорит Крупп?

– Он напуган и удручён не меньше моего, и я ему верю.

– Что ж, – произнёс Паран, – люди часто недооценивают Колла. А он вполне способен провернуть подобное самостоятельно.

– Похоже, ты не понимаешь тяжести того, что они содеяли. Похитив мою мать…

– Погоди, Серебряная Лиса. Ты оставила им свою мать, поручив её их заботам. Оставила, верно? Хотя, пожалуй, я слишком мягко выразился. Ты бросила её. И я не сомневаюсь, что Колл и Мурильо отнеслись к своим обязанностям серьёзно, со всем состраданием к Мхиби, которым ты, похоже, не обладаешь. Взгляни на ситуацию с их точки зрения. Они заботились о ней изо дня в день, видели, как она чахнет. Видели дочь Мхиби, но лишь на расстоянии. Дочь, забывшую родную мать. И вот они решили найти кого-то, кто сумеет помочь Мхиби. Или, в крайнем случае, хотя бы придаст её жизни достойный конец. Похищение – это когда человека увозят, чтобы вручить кому-то другому. Да, Мхиби увезли, но кому вручили? Никому. Совсем никому.

Побледневшая Серебряная Лиса медлила с ответом. Когда она заговорила, голос прозвучал резко:

– Ты понятия не имеешь, что́ кроется между нами с ней, Ганос.

– А ты, похоже, не имеешь понятия, как прощать – ни себя саму, ни её. Вина превратилась в пропасть…

– Ох, вот уж кто бы говорил.

Его улыбка была жёсткой.

– Я уже закончил спуск, Серебряная Лиса, и теперь поднимаюсь по другой стороне. Ситуация изменилась для нас обоих.

– То есть ты отвернулся от своих чувств ко мне.

– Я по-прежнему люблю тебя, но после твоей смерти поддался чему-то, похожему на слепую страсть. Убедил себя, будто краткий миг, который был у нас, – нечто более… серьёзное и важное, чем было на самом деле. Из всех орудий, которые мы обращаем против себя, Серебряная Лиса, вина – острейшее. Она способна придать нашему прошлому неузнаваемый облик, исказить память, которая засевает душу всеми видами одержимости.

– Рада, что ты так всё для себя прояснил, Ганос. Тебе не приходило в голову, что беспристрастное изучение самого себя является лишь другим видом одержимости? Для проведения вскрытия нужно, чтобы объект прежде умер – такова, в конце концов, сущность всякого вскрытия.

– Это мне давным-давно объяснил наставник, – ответил Паран. – Но ты упустила более тонкую истину. Я могу изучать себя, каждое своё чувство, хоть до тех пор, когда Бездна поглотит мир, но не приблизиться к мастерству управления эмоциями внутри себя. Ибо они – непостоянны. Равным образом они не обладают защитой от внешнего мира – от того, что говорят или не говорят другие. И потому пребывают в постоянном течении.

– Как необычно, – пробормотала она. – Капитан Ганос Паран, юный мастер самоконтроля, тиран самого себя. Ты и впрямь изменился. Настолько, что я уже не узнаю́ тебя.

Паран пристально посмотрел ей в лицо, выискивая признаки чувств, скрытых за этими словами. Но Серебряная Лиса закрылась от него.

– А вот я, – медленно проговорил капитан, – нахожу тебя вполне узнаваемой.

– Какая ирония, верно? Ты смотришь на меня как на женщину, которую когда-то любил, а я вижу в тебе мужчину, которого никогда не знала.

– Для иронии слишком запутанно, Серебряная Лиса.

– Тогда, возможно, это пафос?

Он отвёл взгляд.

– Мы слишком уклонились от темы. Боюсь, я ничего не могу тебе сказать о судьбе матери. Но, однако, уверен, что Колл и Мурильо делают для неё всё, что могут.

– Тогда ты ещё больший глупец чем они, Ганос. Похитив её, они предрешили её злую участь.

– Вот уж не думал, что тебе свойственна тяга к выспренным сентенциям.

– Мне не сво…

– Она – лишь старая женщина, старая, умирающая женщина. Бездна меня побери, оставь её в покое…

– Ты меня не слушаешь! – прошипела Серебряная Лиса – Моя мать в ловушке, внутри кошмара в её собственном сознании. Потеряна и испугана. За ней гонятся! Я была ближе к ней, чем любой из вас мог догадываться. Куда ближе!

– Серебряная Лиса, – спокойно произнёс Паран, – если она поймана внутри кошмара, то жизнь её превратилась в проклятье. И подлинное милосердие здесь – найти то, что положит кошмару конец – раз и навсегда.

– Нет! Она моя мать, будь ты проклят! И я не брошу её!

Серебряная Лиса развернула коня, пришпорила.

Паран смотрел, как она скачет прочь. Серебряная Лиса, что за интриги ты плетёшь вокруг твоей матери? Что уготовила ей? Скажи нам, пожалуйста, чтобы мы увидели за явным предательством – нечто иное.

Да и вправду ли иное?