Легенды Оромеры. Великий Орёл. - Александр Игнатьев Страница 10

и жизнь перевёртыша. Мерзкая мысль о том, как же должна отражаться на её собственной личности треклятая курица, возникла было откуда-то из глубины, оттуда, где хранятся страхи, стыд и ночные кошмары, но, встретившись с непрошибаемо-оптимистической аурой дядюшки Куникула, сразу сморщилась и уползла обратно. Про себя Эмилия твёрдо решила больше не называть дядюшку обидным по её мнению прозвищем, а звать Куникулом, согласно научному наименованию его звероформы, покуда каким-нибудь образом не узнает его настоящего имени. Названия большинства птиц девушка знала из многочисленных энциклопедий, в которых они были подписаны на учёном языке под красочными картинками. Пещерная сова, в которую перекидывался дядюшка, называлась Атина Куникулария. Её изображение находилось в энциклопедии на одном развороте с портретом рыбного филина — самой большой и сильной совы в мире. Правда, на той же странице была ещё одна картинка, изображавшая эльфийского сыча — самую маленькую из известных в мире сов. По размеру Куникулария была к нему значительно ближе, чем к филину. Однако, видимо, размеры у сов никак не влияли на умственное развитие, в чём Эмилия только что не однократно убедилась.

****

Чуть забирая вверх, коридор всё продолжался, а в одном месте даже разветвлялся. Эмилия поразилась: куда?! Ведь снаружи-то «ракушка» не имела никаких пристроек. Однако, факт: ответвление уходило направо и терялось за крутым поворотом. Кроме того, в стене коридора периодически встречались двери. Эмилия насчитала пять. Правда, только в одной стене, правой по ходу. Светильники на стенах выхватывали из коричневатой темноты чуть подрагивающие овалы желтовато подсвечиваемого пространства. Пахло железом, сырым и горячим. Почему именно сырым и горячим, девушка сказать не могла, ей никогда не доводилось нюхать нагретое мокрое железо. Но почему-то запах ассоциировался именно с этим. И ещё в этом доме не было одного существенного фактора, в обязательном порядке, как считала Эмилия, присущего всем домам, вне зависимости даже от того, обжитые они или заброшенные. Тишины. Тишина бывает разная: уютная, сытая тишина вечера после трудного дня, полуденная, когда все обитатели расходятся по делам, ночная, полная коротких приглушенных звуков и предвкушения снов. Бывает тишина застывшая, слежавшаяся, опутанная паутиной с въевшейся в неё пылью. Это — тишина заброшенного жилища. Такая тяжёлая, затхлая тишина не то чтобы пугала Эмилию, но неизменно приводила её в меланхолическое и упадническое настроение. Потому что наводила на мысли о смерти. Кто или что она такое, девушка понимала смутно, как и все подростки, однако к радостной волне смерть точно не располагала. Эмилия не любила мысли о ней. Тем более, что эти мысли почему-то всегда появлялись без приглашения и не вовремя. Одно условие было обязательно для их появления: тишина, и не абы какая, а вот эта самая затхлая и застывшая, в которой, казалось, умерло даже само время.

В доме дядюшки Куникула тишины не было вовсе. Откуда-то постоянно доносились скрипы, пыхтенье, какие-то щелчки, гудки, шипение и пересвист. Складывалось впечатление, что этот дом — это не просто дом, стены и крыша, разграничивающие улицу и пространство жилья, а громоздкий, сложный и мало доступный пониманию непосвящённого зрителя механизм.

****

Дядюшка вышагивал впереди, смешно выбрасывая вперёд ноги. Останавливался возле дверей, приоткрывал, заглядывал, что-то бурчал то себе под нос, то, громче — внутрь комнаты, видимо, давая распоряжения кому-то находящемуся там и обслуживающим свистяще-пыхтяще-гудящие механизмы. «Это-где-то... Тьфу-ты, ну-ты... Да где ж это...» - приговаривал Оддбэлл, заглядывая в двери, которых к этому моменту Эмилия насчитала уже девять. Наконец, миновав очередную петлю спирали коридора и заглянув в очередную, десятую, дверь, перевёртыш воскликнул: «А-ааа, вот же! Нашёл... Милли, - на иностранный манер обратился он к Эмилии, - Вот же, заходи скорее! Тут тебе понравится!»

Эмилии, строго говоря, нравилось тут абсолютно везде. Ей нравился сам факт нахождения в удивительном дядюшкином обиталище. Однако девушка во-время вспомнила о вежливости и поскорее откликнулась на приглашение. В комнате, дверь которой немного пафосно настежь открыл перед нею Оддбэлл, так же последовательно, как и в коридоре, разгоралась газовая иллюминация. Эмилия сделала шаг внутрь, да так и застыла на пороге, ухватившись за дверной косяк.

Комната оказалась библиотекой. И вот теперь было уже совершенно очевидно, что она просто не могла поместиться в видимом снаружи объёме домика - «ракушки». Разве что если изогнуть пространство, вроде листка бронзовой фольги, в которую кухарка заворачивала фазанов для запекания, так, чтобы стены стали полом и потолком, и комната растянулась по вертикали. Да и то такой объём мог бы получиться только если у домика был внушительный подвал. Потому что стеллажи с книгами, свитками и рукописями, открывшиеся взору Эмилии, тянулись вдаль, насколько хватало зрения и освещённости, и даже там не заканчивались, а плавно уходили куда-то направо за поворот. Книги, книги, книги... Великий Мастер, сколько ж их тут! Девушка вышла из благоговейного ступора и плавно, ступая с носка, пошла к полкам. Книги были для юной Эдллкайнд вторым божеством, и не известно ещё, кому оа поклонялась больше — Великому Мастеру Метаморфоз или им.

Эмилия провела в библиотеке весь остаток дня. Смуглый кучерявый поварёнок дважды приносил подносы с едой, и Эмилия с дядюшкой трапезничали за небольшим столиком, скромно укрывшимся за стеллажом слева. Девушка была полностью погружена в мир книг, и даже на время еды неохотно откладывала в сторону очередной том. Основной интерес для неё представляли описания природы, животных, птиц, а также путевые записки различных путешественников. Пыталась отыскать полки со сказками, но Оддбэлл заговорщически подмигнул и сказал, что, мол, не всё сразу. К вечеру Эмилия почувствовала усталость, но отрываться от чтения не хотелось. Дядюшка предложил проводить её до гостевых покоев, и тогда девушка попросила разрешения взять с собой книгу, которую читала в данный момент. Это были "Путешествия с дикими гусями" Мартина Халфгуса, известного географа, чьи открытия и наблюдения неизменно являлись объектом обсуждений и споров в светском обществе. Ежесезонно Мартин перекидывался в серого гуся и отправлялся в перелёты, а на привалах отыскивал укромное местечко, перекидывался обратно и записывал свежие впечатления. Бумагу географ таскал с собой, в качестве чернил добывал сок меднокожей черёмухи, а перья использовал собственные. В "Путешествиях" Халфгус рассказывал историю о том, как однажды на маршруте ему довелось подружиться с мальчиком - человеком. Сам географ был тогда в звероформе, и перекидываться по понятным причинам не хотел: зачем травмировать юную психику и ломать стереотипы... Эмилии очень хотелось успеть дочитать эту книгу. Но дядюшка вдруг посерьёзнел и энергично замотал головой:

- Нет-нет-нет, малышка! Выносить