Айя Субботина - Сердце мертвого мира Страница 106

  Путь дальше лежал через главную городскую площадь. Шиалистан не смог отказать себе в удовольствии задержаться, глядя, как приводят в исполнение подписанный его рукой смертный приговор для купеческого семейства. Глава их никак не желал расторгнуть договора с таремской гильдией ткачей, и встать в союз с рхельскими торговцами. Всего-то требовалось перестать сбывать в Тарем шелковые и шерстяные нитки, а продавать их рхельцам. Пусть не по такой выгодной цене, но зато его голова бы цела. Когда стало ясно, что дасириец не собирается отступаться, в его доме "случайно нашли" вторые книги учета товаров.

  "За уклонение от уплаты налогов..." - вещал глашатай с деревянного помоста, пока ветер трепал грязную рубаху на тощем теле торговца. Сперва, палач снял голову старшему, после - троим его сыновьям, самому младшему из которых едва минуло двенадцать лет. Мальчишка кричал и молил помиловать его, обмочившись на ноги палачу. Он дергался, словно угорь на раскаленной сковороде, и стражникам пришлось держать его, чтоб палач приноровился для удара. Беднота, привлеченная кровавой потехой, радостно приняла смерть сопляка - для них он был только еще одним богачом, не платящим налоги, которые с простых горожан сдирали в двойном размере. Шиалистан, в котором шевельнулась было жалость, - а не выйти ли на помост, в чем есть, помиловать мальчишку доброй волей? - передумал. Этим людям ненадобна была жалость, они видели не перепуганного, ни в чем не виновного пацаненка, а того, кто жирел на их поту, крови и костях. Головы полетели в толпу, рождая какое-то непонятное агоническое ликование в глотках горожан.

  Женщин из семейства торгаша привязали к столбам, надели на головы мешки и перерезали глотки. Отчего-то в Дасирии было принято не рубить голов женщинам, даруя им легкую смерть. Торговец был человеком обеспеченным и взял себе много жен. К тому времени, как казнь закончилась, запах крови был слышен даже с того места, где стояли Шиалистан и Живии.

  Теперь торговцы будут сговорчивее, размышлял регент, когда потеха закончилась, и они с Живии двинулись дальше. Шиалистан чувствовал удовлетворение, прогуливаясь под чужой личиной. Никто не видел его, но он видел всех. Он решил почаще делать такие вылазки. Страх, что обуял его в притоне, испарился, будто и не бывало.

  Уже когда были видны разноцветные стяги на башнях императорского замка, на встречу Шиалистану вылетела гудящая толпа. Несколько сотне человек, покорно следующие за предводителем. Мужчины и женщины от мала до велика, одетые в длинные замызганные рубища, словно заговоренные прославляли приход Первого бога. Вела их женщина, стройная и тонкая, как железная игла. Она была некрасива, если не сказать безобразна: близко посаженные глаза, крупный нос, словно с мужицкого лица. С передней части головы волосы были гладко сбриты, но редкими кущами остались на затылке и темени. В руках он держала черенок от вил, на котором трепетал самодельный штандарт: отрез льна, с начертанным на нем разноцветным кругом. Ветер играл знаменем, и Шиалистану на короткое время показалось, что круг ожил, а краски в нем заиграли причудливыми узорами. Но наваждение прошло, стоило Живии грубо оттеснить своего господина к стене, прикрыв собою, будто щитом.

  - Держитесь за мной, господин, эти фанатики вовсе обезумели! - Ей приходилось говорить громко, чтоб перекричать рев толпы.

  Культ Первого бога стремительно набирал последователей. В дни, когда люди утратили всякую надежду, они с охотой верили в чудо, которое пророчили фанатики. По столице ползли слухи, что среди последователей тали появляться и некогда зажиточные горожане. Они отрекались от богатств в пользу лазарета при Храме всех богов, одевали скудные одежи и днями напролет следовали за Говорящей - так звали ту, что пророчила рождение нового бога, и сейчас она гордо несла знамя своего божества.

  Несмотря на опасения Живии, фанатики не тронули их. Они лишь покорно распевали странные песни, подражая шепелявому говору своей предводительницы. Когда толпа ушла вперед, Шиалистан покинул убежище за спиной Черной девы, не стараясь держать хорошую мину. К харстам притворство, уж она-то лучше всякого знает, что ее господин бою на мечах не обучен и шарахается собственной тени.

  - Говорят, она какая-то знатная госпожа была, - сказала Черная дева, провожая фанатиков долгим взглядом. - А потом бог стал говорить с ней, и она обезумела от его голоса. А еще говорят, что всякое ее пророчество непременно сбывается

  - Может это не безумие вовсе, - пожал плечами регент. - И не стоит верить всему, что говорят на улицах Иштара, моя дорогая охранительница.

  - Что же, если не безумие, господин? В Эзершате есть свои боги, они сотворили наш мир, дали ему морей и гор, создали из грязи первого человека и вдохнули в него жизнь. Нельзя прославлять иных богов, это прогневит их.

  - Если боги и гневаются, то самое время им показать свою злость. Пойдем, на сегодня риска достаточно.

  До самого замка они добрались без происшествий. Шиалистан воспользовался подземным ходом, о котором узнал совсем недавно. Сеть тоннелей под императорским замком извивалась и путалась, точно муравейник. В одном из проходов регент и Живии переоделись в свои одежды, припрятав грязные одежды до следующей вылазки. Черная дева не таясь показывала неодобрение, но безмолвствовала.

  Шиалистан почувствовал себя в безопасности только очутившись в собственных покоях. Он быстро осмотрелся, проверяя - все ли на месте? Пепел под ковром, натянутая от кровати и до шкафа шелковая нить - после покушения рхелец не гнушался никакими предосторожностями. Вверившись, что со времени его отсутствия, в комнату никто не входил, Шиалистан позвал невольников, и велел набрать ему ванну. В императорском дворце она была отлита из чистого серебра, такая просторная, что в ней запросто уместилось бы двое. Иногда регент позволял себе вольность понежиться в горячей неге с хорошенькой рабыней, но после покушения предпочитал намного избирательнее относиться женщинам. Тем более тем, которые находились слишком близко к его телу.

  Выкупавшись и переодевшись в белый халат, повесив на шею амулет с волчьей пастью, Шиалистан был готов как следует обдумать слова Фраавега. Великой глупостью было бы не пристать на его предложения. С другой стороны, он, Шиалистан, ровным счетом ничего не выигрывал с этой сделки: Фраавег будет говорить правду о том, что затевает таремец, в том регент не сомневался. Но с таким же рвением дасирийский военачальник выложит Фиранду и планы самого Шиалистана. То есть в проигрыше будут обе стороны, но, несомненно, выиграет та, что пряталась в тень. Пока они станут грызть друг другу глотки, третий выиграет время... и, возможно, что-то куда более важное. Но кто этот третий? Шиалистан чувствовал растерянность: в какую сторону глядеть, на кого думать?