Дана Арнаутова - Колечко Страница 11

— Ты же ее не любишь…

Хозяин дома снисходительно усмехается.

— Позволь открыть тебе страшную тайну. Чтобы стать королем, вовсе не обязательно любить свою будущую жену. Вполне достаточно, чтобы она меня любила. Я женюсь на нашей подружке по детским играм, буду холить ее и лелеять, исполнять все ее сокровенные желания и некоторые капризы. А потом она родит мне детей и будет счастлива, став королевой по титулу и привилегиям, но не по обязанностям. А что можешь дать ей ты? Несколько сладких ночей и позор на всю жизнь, если это откроется? Или будешь мучить девочку своей так называемой любовью?

— Хорошо же ты обо мне думаешь, — горько отзывается рыжий. — Поэт, значит, дурак? Я об этом думал куда больше тебя. Пусть она не будет моей. Но и твоей — тоже. У тебя же сердце змеиное, ты и любить-то не умеешь. А она когда-нибудь найдет хорошего мужа и будет счастлива.

— Так мы не договоримся. Я никуда не поеду, пока бумаги могут в любой момент попасть к королеве. Или прикажешь охрану к тебе приставить? А заодно лекарей. И священников, чтобы молились за твое здоровье. Вдруг ты отравишься тухлой колбасой, а твой человек решит, что это моя работа?

— Колбасой — не отравлюсь, — глядя сопернику в глаза отвечает рыжий. — Но насчет яда ты верно догадался… Не хочешь уезжать — дело твое! У тебя тут вино есть?

— Ты что задумал? — слегка растерянно интересуется щеголь. — Есть, конечно…

— Неси. И пару бокалов. А еще перо, чернила и бумагу… Ну, давай!

Глаза рыжего лихорадочно блестят. Отойдя от стола, он присаживается на лавку, где лежит мокрый скомканный плащ, и сцепляет на коленях побелевшие пальцы. Пожав плечами, хозяин дома выходит из комнаты…

Я осторожно меняю позу — тело совсем затекло — и снова приникаю к ветке. Так и прирасти к этому дереву можно… Дождь из ливня превратился в мелкую нудную морось, капли стекают по чешуе, перепонкам лап, сложенным крыльям. Я шевелю ушами и хвостом, чтобы хоть немного их согреть… Ну, сколько можно? Было бы на улице тепло, я бы здесь хоть весь день лежал. Хочу домой. К очагу, подогретому вину и пледу, свернутому в удобное гнездо. И чтобы за ухом чесали… Кстати, о вине. А вот и оно! Я снова превращаюсь в сплошные глаза и уши, забывая про мерзкий дождь…

— Вот! Теперь, будь любезен, объясни, что родилось в твоем поэтическом воображении.

Он ставит на стол пузатую бутылочку с длинным узким горлышком, пару хрустальных бокалов, письменный прибор. Быстро откупоривает бутылку. По комнате плывет густой аромат. Вино пахнет горьковатой летней листвой, яблоками и цветами. Этим запахом хочется дышать, он зовет смеяться и петь, кружиться в танце и целовать сладкие от земляничного сока губы, заглядывая в шальные от смущения и счастья глаза…

— «Золотой лист» в охотничьем домике? Неплохо живешь…

— Ты мог бы не хуже, — парирует собеседник. — Долго ждать прикажешь?

— Недолго, — кривит губы рыжий. — Наливай в бокалы. А потом в один брось это.

Маленький стеклянный флакон падает на стол. Несколько мгновений хозяин дома смотрит на него, потом пожимает плечами.

— Ладно, поиграем. Считай, что мне любопытно.

Несколько прозрачных крупинок, похожих на крупную соль, растворяются в вине мгновенно, не меняя ни цвета, ни запаха. Рыжий, подавшись вперед, смотрит на это, и в голубых глазах стынет ледяная тоска.

— Дальше что?

— Дальше?

Рыжий вздрагивает от оклика.

— Дальше — вот!

Расстегнув облезлые позолоченные крючки куртки, он достает несколько сложенных вместе мятых листов бумаги.

— Это моя ставка. Все, что у меня есть. Никаких копий, никакого человека… Клянусь. Богом, честью и ее жизнью. А ты сейчас напишешь ей письмо. Что ты ее не любишь, что ты хотел жениться на ней ради короны… Сам сообразишь, как и что написать, чтобы она больше слышать о тебе не хотела…

— Интересно… — тянет щеголь. — Значит, обычная дуэль на ядах тебя не устраивает? Решил подстраховаться? Хорошо, допустим, я тебе поверю, что бумаг больше нигде нет. С тебя как раз станется. Только вот незадача, играть, даже с таким ставками, я не буду. Один шанс из двух — для меня маловато…

— Будешь, — уверенно говорит рыжий. Запустив руку в мокрую груду плаща, он достает оттуда нарядный, отделанный перламутром пистолет и направляет на собеседника. Глаза того расширяются.

— Либо ты будешь играть по моим правилам, либо я тебя просто пристрелю. Королева меня простит. А она… Тоже простит когда-нибудь… Ей только кажется, что она тебя любит. Ядовитых гадин любить нельзя.

— Надо же, — с тихой злостью говорит хозяин дома. — Зубки прорезались? А я ведь хотел приказать, чтобы тебя у дома встретили… Болван! Вспомнил старое, размяк, пожалел дуралея… Тебя же просто используют, как ты не понимаешь? Думаешь, я поверю, что ты сам нашел мои письма, раздобыл яд и эту игрушку?

— Пиши, — напоминает рыжий.

Помедлив, щеголь садится к столу. Перо раздраженно скрипит по бумаге, оставляя брызги чернил. Палец рыжего на курке белеет, но тяжелый пистолет не дрожит. Дождавшись, пока на листе появится размашистая подпись, рыжий встает и шагает к столу, встав напротив сидящего.

— Вот интересно, — цедит сквозь зубы тот, швыряя перо на стол. — Что тебе мешает меня теперь попросту пристрелить? Кишка тонка?

— Ты в судьбу веришь?

— Я в себя верю! — огрызается щеголь, откидываясь на спинку стула. — И избавь меня от патетики.

— Ладно, избавлю, — неожиданно грустно улыбается рыжий. — А я вот верю. И правила у нас будут простые. Ты отвернешься, я поменяю бокалы. Ты выберешь первый. И мы выпьем за старую дружбу. Или за нее. Как захочешь! И если тебе повезет — значит, судьба. А вот если нет, мне пригодится это письмо, чтобы она о тебе не плакала.

Первые начальные ноты запаха улеглись, растворившись в дождливой свежести, веющей из окна, и теперь аромат вина раскрывает ноты сердца. В комнате пахнет ягодами, полынью, чуть-чуть дымом. Хотя последнее — скорее от камина. Дождь совсем перестал; сквозь тугую, хоть и пожелтевшую листву пробиваются лучи заката. Закусив губу, хозяин дома резко отворачивается. Тут же левая рука гостя ныряет под манжет правой, держащей пистолет. Рыжий что-то торопливо бросает в оба бокала, а потом чуть-чуть сдвигает их с места. Мгновенная муть за тонкой радужной оболочкой, и сразу же золото вина опять светлеет, мягко переливаясь в лучах, падающих из окна.

— Все. Выбирай.

Человек в вишневом камзоле медленно поворачивается, не глядя берет ближайший. Пальцы плотно обхватывают тонкое стекло, кисть едва заметно подрагивает.