Мария Ермакова - Негодяйские дни Страница 11

   - И тебя коснулся Знак пути, крестьяночка? - ухмыльнулся он.

   От этой улыбки кровь обычно застывала в жилах того, кому преназначалась. Но женщина оказалась не из пугливых. Бесконечно простым и в то же время грациозным жестом она распустила шнурок, стягивающий блузку, передернула плечами, чтобы та спала, и глазам Такайры предстали груди - округлые и чуть вытянутые, как дыни. 'У неё должна быть очень нежная кожа - подумал он. - У всех толстушек всегда нежная кожа!'.

   - Твоя тень упала мне на душу, - тяжело дыша, сказала женщина. - И позвала за собой. Позволь Дарине остаться...

   Подняв брови, Такайра разглядывал её, и взгляд был таким откровенным, словно не только с плеч спустила она небеленый лён сорочки, а вовсе избавилась от одежды, представ обнаженной в свете ущербного месяца и почти потухшего костра.

   Не вставая, он протянул руку, провел по линии, которую обрисовывало простое шитьё спавшей ткани. Женщина коротко вздохнула, задрожав под его пальцами. Подалась к нему. Забыв про кийт, Такайра притянул её обеими руками, лаская настойчиво и грубо, сжимая пышную плоть пальцами и губами. Дарина была сильной и страстной. В ту ночь он делал с ней всё, что желал, и вряд ли хотя бы половину подобных ласк знал её мрачный супруг, с утра до ночи не покидающий своей кузни. Но она не сопротивлялась, не стыдилась, не зажималась и этим только подтвердила догадку Коршуна. Такая ни за что не вернётся домой - или он берет её с собой, или одна из окружающих трясин, чавкнув, навсегда поглотит это пышное, в самом соку расцветшей женственности, тело.

   Давно минула полночь. Поднявшийся на дежурство Старший, увидев их, лежащих прямо на голой земле в обнимку, только хмыкнул. Знал, что Такайра не спит, даже если кажется неподвижным. А вот женщина спала - разметались по сосновым иглам волосы цвета спелой пшеницы, голые груди с ярко алеющими от ласк сосками бесстыдно распались в стороны, а лицо было спокойным и прелестным. Сейчас ни тени сомнения не пробегало по распухшим губам, истомным кругам под закрытыми глазами, покрытым испариной вискам.

   Такайра гибко и бесшумно поднялся, оделся, махнул Старшему рукой, подзывая. Что же - жалость ему не свойственна, только трезвый расчёт. Избавиться от тела - не проблема. Проблема еду готовить в походах. Надоело жрать всухомятку!

   Отходя от спящей женщины, над которой с хищной улыбкой уже склонялся Старший, Коршун даже не оглянулся. Сама напросилась. Мой путь - мои правила.

   Его путь растянулся на долгие годы. И все это время Дарина была рядом - незаметная, когда нужно - страстная, безотказная, в общем, как оказалось, незаменимая. 'Время скрепляет людей посильнее брачных оков, - думал Такайра, продолжая разглядывать ее округлые плечи и волосы, давно потерявшие золото в дорожной пыли. - Особенно если привыкаешь к человеку, как к... вещи, без которой невозможно обойтись!'.

   За очередным поворотом дороги показались посты Изиримской заставы. Всадники въезжали в город.

   Мара явилась незадолго до полуночи. От неё пахло морем, водорослями, холодным песком, еще не прогретым весенним солнцем - словно ветер подул с прибрежной полосы. Не говоря ни слова, прошла мимо Такайры, просматривающего карты в кресле у стола, закрылась в купальне с горячей водой, которыми славился 'Пенный дом' - далеко не дешевая гостиница, где любил останавливаться всякий сброд при деньгах. Владелец 'Пенного дома' - марл Ассойро, был когда-то эмиссаром Колокола, а уйдя на покой, открыл свое дело. Надо ли говорить, что бывшим соратникам он предоставлял приличные скидки и твердой рукой держал гостиницу и персонал, не допуская досадных недоразумений, типа потерявшегося перстенька с самоцветами или банальной поножовщины между гостями. Для последнего существовало 'Серебро Талассы', тоже принадлежавший ему трактир на второй портовой линии, где к убийствам относились так же просто, как и в любом из Диких городищ.

   Прибывая в Изирим, Коршун всегда останавливался у Ассойро, так как тот был в курсе последних новостей - и из мира света, и из мира теней, предоставлял ему и его людям лучшие комнаты, и мог оказать почти любую услугу. В Изириме Такайра давно не промышлял и спутникам запрещал, потому вполне мог себе позволить, не таясь, вселяться и жить в комфортных апартаментах, где у каждого из них была отдельная комната с купальней, а у атамана еще и с отдельным выходом на задний двор.

   - Ты голодна? - спросил он, когда Мара показалась на пороге купальни обнаженная, босиком прошлепала к сундуку под окном, куда были убраны вещи, покопалась в нем и вытащила короткую, едва прикрывающую бедра сорочку, расшитую мелким жемчугом.

   Накинув ее, женщина села у старинного зеркала в деревянной, резной раме, взяла с мраморной столешницы щетку для волос и принялась расчесывать пряди, которые после купания в морской воде всегда становились жесткими и блестели, словно были облиты маслом. Даже пенная ванна, давшая имя гостинице, не помогала.

   Такайра отложил бумаги, лениво поднялся. Подошел, отнял щетку, принялся причесывать её сам, пропуская волосы через пальцы. Движения его казались расслабленными, как у большого сытого хищника. Однако мысли такими вовсе не были. Устроив своих людей и дав необходимые указания Ассойро, Коршун отправился на встречу со своим информатором, который разыскивал для него тех, кто был указан в списке Мары. За очередную круглую сумму тот сообщил имя. Старый шкипер с какого-то заштатного суденышка, оказывается, жил в соседнем с Изиримом городке Рапусте. Все было бы прекрасно - не тащиться через всю страну, как тогда, когда они охотились за тем отцом пастушьего семейства! Только, вот ведь досада - названный накануне скоропостижно скончался, перепив корабельного рата, и уже пару дней, как лежал в глинистой земле родного кладбища.

   - Там, - он кивнул на соседнюю комнату, где на огромной кровати грудой лежали свертки, - новая одежда. Выбери что-нибудь посимпатичнее, пойдем, поужинаем!

   Мара молча кивнула. В ее глазах еще плескалась и дышала вечная синь моря, отчего радужки казались свинцово-серыми, а зеленые тени лишь извивались в глубине, подобно широким лентам водорослей, подаривших морю свое имя.

   Такайра отложил щетку и провел ладонями по ее волосам, поднес к лицу - йодный запах пробивался даже сквозь аромат лавандового масла, которое было добавлено в воду для купания. Резко развернулся и вернулся в кресло. И голос прозвучал жестче, чем он бы хотел:

   - Я получил информацию о последнем из живущих в Крире. Городок Рапуста, на юго-восток отсюда, три часа конного пути. Мы сможем быть там послезавтра - у меня еще дела в Изириме. Только тот, кого ты разыскиваешь, уже два дня, как мертв. Ты опоздала.