Ника Ракитина - Арбалетчики госпожи Иветты Страница 11

— Здравствуйте.

На пороге спальни встала высокая, удивительно стройная девушка с мокрыми и блестящими черными волосами до плеч, с ярко-синими глазами и очень смуглая. На бедра девушки было намотано алое полотенце. Красота Людовики била в глаза, но фигурка показалась Эле немного плосковатой. Они познакомились.

— Здорово, правда? — сказала Людовика. — Две недели в классной компании. Стоило исписать тетрадку.

— О чем? — спросили Эля и Сэлли хором.

Людовика не успела ответить. В двери резко постучали, и тут же она отворилась, пропуская пухленькую девушку и барышню в форме. Девушка хромала, закусив губу, похоже было, что она недавно плакала. Барышня вела ее под руку.

— У нее прыщи, — сказала Сэлли и брезгливо отвернулась.

— Встать! — приказала барышня. У барышни были широкие плечи, маленькие глаза и неприятно поджатые губы. Она была похожа на щучку. — Меня зовут Герда Герд. Я ваша наставница на время поездки. Вы должны вставать при моем появлении и быть вежливы.

Сэлли замычала сквозь зубы.

— Когда я закончу, оденьтесь приличнее, — сказала Щучка Людовике. — Ваша победа — не повод к расхлябанности.

Сэлли незаметно показала ей язык. Эля прыснула.

— Это Антония Рэй. Она поедет с вами. Ее сочинение — лучшее на Свободных Территориях.

Девочки тихо завыли. Пухленькая литераторша — нет, не пухленькая, безобразно толстая, прыщавая и потеющая, никак им не нравилась. К тому же, как выяснилось позже, она краснела по любому поводу и слегка заикалась. Сэлли прозвала ее Черепашкой.

— Вы из Гиссара? — спросила Сэлли у Тошки.

— Из Кэслина, — отвечала та очень тихо. — Мой папа получил вид на жительство в Контамане.

— Ага, — сказала Сэлли многозначительно.

— У меня нет вещей, — объяснила Эля госпоже Герде.

Наставница широко распахнула встроенный гардероб, открывая вид на четыре одинаковые пухлые сумки.

— Тут все необходимое для вас. Совершенно новое.

Девочки нестройно поблагодарили за заботу.

8.

— И как у тебя выросла такая грива? — Сэлли водила щеткой по встрепанным волосам, но от этого они не становились ни глаже, ни мягче.

— Это русалка, — Эля запнулась, вспомнив, как в младших классах ее наказывали за безответственные фантазии. Она подобрала длинные ноги, поуютнее устраиваясь на мягком диване, и сунула в рот шоколадку. Вагон мягко покачивался, по красной коже дивана бродили солнечные блики. Наставница Герд решила отложить воспитание на потом, и предоставила детей самим себе.

— Вообще-то это яйцо и немного касторового масла, — подумав, сообщила Эля.

— А русалка?

— Это когда мы выезжали отдыхать, девчонки занимались вызыванием. Ну, ставишь зеркало, перед ним чашку с водой, кладешь расческу и уходишь.

— Надолго?

Эля пожала плечами. Сэлли откусила от шоколадки, и губы у нее сделались полными и коричневыми. Сэлли облизнулась.

— Не знаю. Ненадолго. А потом расческа мокрая, и если ею причесывать голову, то волосы быстрее растут.

Сэлли вытащила из сумки овальное зеркальце:

— Давай?

— Темно должно быть.

Дверь купе распахнулась настежь, впустив улыбающуюся Людовику и крепкого высокого мальчика, очень мужественного, на взгляд Эли, темноволосого, с правильными чертами лица и большими серыми глазами.

— Максим Кадар, — представила Людовика. — Он из нашей команды.

— А где госпожа Черепаха?

— Мне показалось, она тебе не нравится, — Людовика уселась возле Эли, разглядывая зеркальце.

— Пока я ее не обоняю — ничего.

Сэлли улыбнулась Максиму, показав крупноватые белые зубы.

— Мы тут занялись вызыванием.

— А, знаю, — Людовика радостно захлопала. — Конфетный Король, гномы, Ирисочная Корова… Еще фею. Так, Эля, опусти жалюзи. Зеркало есть. Максим, вы не могли бы украсть для нас цветы?

— Я мог бы купить у проводника, — обаятельно улыбнулся Максим. Эля поняла, что пропадает.

— У Щучки были цветы, — подсказала Сэлли.

— Это вы о барышне Герд? Хо-хо, — улыбка Максима сделалась еще и озорной.

— Мне нужно четыре штуки.

Максим встал.

— И духи.

— Какие? — уточнила Сэлли. — Нам подарили разные.

— Лучше цветочные.

— Цветочные у этой дуры, — она имела в виду Тошку.

Эля залезла в сумку:

— Вот, "Нохийская вишня".

Вернулся Максим с четырьмя герберами. Их положили перед прислоненным к подоконнику зеркальцем и обильно спрыснули духами.

— Теперь одеяло, — приказала Людовика. — Забирайтесь и не дышите.

— Долго не дышать? — поинтересовалась Сэлли ядовито.

— Ну, дышите. Только тихо. Потом появится домик и из него выйдет фея.

— А потом?

— Хватайте и загадывайте желание. Только она очень скользкая, может убежать.

— Девочки, я дверь закрою? — вежливо поинтересовался Максим. Потом они долго в полнейшей темноте, почти не дыша, сидели под одеялом, было тесно и очень жарко, терпко пахло духами. Щекотало в носу.

— Ф-ф-все… — Сэлли громко чихнула и выползла наружу. — Не получилось.

— Ага, — сказал Максим радостно. — Зато классно. Я никогда никого не вызывал.

— Может, ей поезд не нравится? — Эля была рада, что у Людовики ничего не вышло.

— Можно ночью попробовать.

— Тогда не будем мелочиться, — Сэлли обвела всех гордым взглядом. — Вызовем Даму Иветту. Здесь нет трусов и болтунов?

Она нарочито медленно открыла минералку, разлила по бокальчикам. Разломила на дольки остаток Элиного шоколада. Подумала и прибавила свой апельсин.

— Тогда…

Идея Сэлли всем понравилась, и ее обсуждали, запивая минералкой, пока не явилась наставница Герд и не повела всех в вагон-ресторан. Ночью, когда наставница заснула, все опять просочились в купе Сэлли. Все, кроме Черепашки. Сэлли сказала, что выродков в такое нельзя посвящать.

Они сидели в душной мерцающей темноте, поезд покачивало на стыках, прижимая их друг к другу, и было очень хорошо и уютно. Эля думала, что может не стоит вызывать никакую Даму Иветту, а просто сидеть, разговаривать, чувствуя у своего плеча плечо другого.

— По какому способу будем вызывать? — громким шепотом спросила Сэлли. — По хорошему или по страшному?

— А в чем разница?

— По хорошему ставишь под кровать стакан воды и сверху хлеб и ложишься спать. В полночь приходит Дама и охраняет тебя до рассвета, а утром, когда посмотришь, половина хлеба съедена и половина воды выпита.

— Ну, это скучно, — промурлыкала Людовика. — И что, она за этим хлебом под диван полезет? Страшный давай.

Шепот Сэлли сгустился, навевая всамделишнюю жуть: