Наталья Гладышева - Шалости Черного Властелина Страница 12

— Если вы так голодны, госпожа чтица, — язвительно и надменно обратилась ко мне уязвленная кухарка. — Будьте так любезны прийти на кухню и сказать мне об этом. Я никогда вам не откажу в том, чтобы накормить. А таскать у меня продукты… Окажите мне одолжение, перестаньте это делать.

И вышла, хлопнув дверью. Таааак! И где это мой миленький такой глючок бегает? Черный и зеленоглазый? Мне есть что ему сказать, прямо сейчас и здесь! Лишенный начисто инстинкта самосохранения кот появился на моей кровати как ни в чем не бывало и снова принялся обгрызать куриную ножку. Вот только не успела я с ним потолковать по душам. В мою комнату снова ворвались. В этот раз Алевтина Павловна, с брезгливой миной на лице она оглядела меня с ног до головы и спросила:

— Анна, зачем вам мой тапок? И что вы себе позволяете? Это приличный дом! Здесь не принято есть с кровати. Обычно гости Александра Александровича едят столовыми приборами, за столом и из тарелок. И уж брать без спроса чужие вещи… Я считаю, что это неприлично. Если это будет продолжаться, я буду вынуждена пожаловаться Александру Александровичу.

Экономка кривила губы, морщила нос, выражая этим всю меру своего неодобрения. А я сидела, и не знала куда деваться от стыда и невозможности оправдаться. Опустила взгляд на тапки у кровати. Действительно, один точно не мой. Но ведь когда скелет мне его передавал, он был один в один похож на мою обувку. Перевела взгляд на ноги экономки. И где она носит свои тапочки, если сейчас в туфлях на невысоком каблуке?

Что мне оставалось делать? Только подняться, извиниться, отдать тапок и в очередной раз возжаждать мщения. Только теперь уже моим глюкам достанется. Так просто я этого не оставлю. Жалко — сковороду оставила в спальне дедули. Сейчас бы она мне пригодилась.

— Так, дамы и господа, — окинула взглядом вновь появившиеся после ухода Алевтины Павловны глюки. — Подойдите поближе, дорогие. Чем ближе, тем лучше, — я крепко сжимала летавшую этой ночью «Камасутру», снова собираясь организовать ей ощущение временной невесомости.

Кот, опасливо отодвинулся, перестав хрустеть хрящиком. Но это ему не помогло. Уж слишком я зла была. Замахнулась книгой и со всего размаху грохнула… По пустой постели. Этот паршивец успел сбежать и сейчас смотрел на меня удивленными глазами из позиции «еще чуть-чуть и я за дверью».

— Иванушка, — обратилась я к скелету и недобро улыбнулась. — Дорогой. Объясни мне, зачем ты мне притащил чужой тапок? — и запустила в скелет тяжелым томом.

Скелет попытался увернуться, но, так как в отличие от кота, явно не обладал его предусмотрительностью и умением спасать свою шкуру, все-таки повстречался с «Камасутрой», в самой банальнейшей позе. Стоя и беспомощно прикрыв голову руками. С хрустом кость предплечья, в которую я попала книгой, вывалилась и покатилась по полу. Муки совести тут же принялись за свое черное дело и стали поедом есть меня.

— Иван-царевич! — воскликнула я и вскочила с кровати. — Тебе больно?

— Нет, — перевел молчание скелета кактус. — Но очень обидно. Ни за что пострадал.

— Что с рукой? Как ты теперь без нее? — подбежала к скелету и с огорчением осмотрела дело рук своих.

А посмотреть было на что. Косточки не было, но конечность все равно действовала, двигалась будто отдельно от остального «тела», и сейчас скелет наклонился, чтобы подобрать упавшую кость. Деловито приладил ее на место и отошел от меня. По тому, как он отвернулся, встав в углу комнаты, стало понятно, что обиделся очень сильно. А я попыталась оправдаться:

— Ну зачем вы все так недобро надо мной шутите? Зачем издеваетесь? — попыталась заглушить чувство вины нападением, помогло не очень.

— Тапок принес тот же гонец, что и цветы, — сказал кактус.

— Ты хочешь сказать, что это он… — устало плюхнулась на кровать и тоскливо уставилась на колючего, говорливого собеседника в горшке.

— А кто же еще? — были бы плечи у кактуса, он бы ими пожал.

— Мне нечего делать в этом доме, — постановила я и глянула на сумку.

Уходить было неохота, даже не смотря на личные глюки, на курицу на кровати, на змею-шарфик на шее скелета, которая тоже сейчас смотрела на меня с осуждением. Уж очень хотелось еще не раз заглянуть в синие глаза Соловьева-младшего. Будто приворожил меня, что ни мысль, а все сводится к воспоминанию о синем, глубоком взгляде.

Остаток дня прошел уныло. Курицу я отнесла на кухню и, краснея и заикаясь, извинилась перед Татьяной. Там надо мной смилостивились, выдали тарелку с супом и отбивную с рисом. Все это я быстренько съела, стараясь не задерживаться на кухне и лишнего мгновения. Потом вернулась в комнату, с тоской обозрела жирнющее пятно на кровати и устроилась на краешке, с книгой в руках. Баюн не показывался, Иван-царевич дулся. Кактус молчал, а я лениво перелистывала «Камасутру», мыслями гуляя далеко-далеко. Часам к восьми явилась оскорбленная в своих лучших чувствах Алевтина Павловна. С кислым видом сообщила, что Соловьев-старший меня ждет. Я последовала за ней, как на Галгофу, только сейчас подумав о том, как дорого мне может обойтись моя выходка со сковородой. И ведь, если судить по словам моих глюков, то, возможно, дедуля-то и не при чем.

По непонятной ассоциативной цепочке почему-то вспомнился Вадим, так и не приехавший с моими деньгами за квартиру. Вот тебе и честный человек и копейки не берущий из чужого. Правда, тех финансов не так и много, чтобы ныкать. Но все равно странно, куда человек задевался и действительно ли должен был денюжки привезти. Вокруг одни непонятности и сплошной обман, в которых не разберешься без пол-литры. И стойкое ощущение, что поселилась я в психушке. А стоят ли те деньги, что мне обещали, моих нервов?

Додумать ответ я уже не успела. Мы пришли в знакомую мне спальню. Алевтина Павловна оставила меня и ушла, презрительно окинув взглядом напоследок. Я же кинула обреченный взгляд на кровать и вытаращила глаза, поняв, что все еще не получилось у меня свыкнуться с тем, что происходит вокруг меня. Дедуля спал, по своему обыкновению сложив руки на груди, и громко да раскатисто храпел. На краю постели расположилась странная фигура. Наряд ее — черный балахон с глубоким капюшоном да блестящая коса в костлявой руке — стал причиной того, что в груди похолодело и мелкие волоски на коже встали дыбом.

На подгибающихся ногах попятилась назад. Знакомое мне кресло оказалось как никогда кстати.

— А… — попыталась протолкнуть сквозь пересохшее горло вопрос.

— Я за него, — небрежно ответило некто в черной одежке. — Спрятался, козел. Как ни приду, все где-то прячется. Ты ему сказки на ночь читаешь, так?