Марина Добрынина - Зараза Страница 12

Сижу и вижу, что навстречу мне ползет какая-то старушонка. Ну, если и она решит меня убить, я не знаю, что делать!

И вот тут как раз появляется мой Кот. Да неужели?! Трется об ее ноги, мурлычет. А все-таки крупный он у меня вырос. Каждый раз удивляюсь. Не все собаки такими вымахивают — мне почти по колено.

— Киса-киса, — вполне дружелюбно бормочет старушенция, медленно, но все равно приближаясь.

Пока Кот отвлекает престарелую мадам, я пытаюсь отыскать источники энергии. Давненько мне не приходилось вот так заправляться — от источников. Обычно хватает просто небольшого отдыха.

Везет. Храм построен на интересной такой розочке, образуемой пересечением нескольких силовых линий. К одной из них я и успеваю присосаться. К слову сказать, мало, кто из магов вообще так умеет, я сам это выяснил, случайно. Кардагола вот я этому фокусу научил. Он до того считал, что заправиться можно только от другого мага, причем родственника. Знает ли о такой возможности еще кто-то — понятия не имею. Я не рассказывал.

Кот продолжает путаться у старушки под ногами, но она, вроде бы, пока не проявляет враждебных намерений.

— Кто ты, милый юноша? — спрашивает она.

Это я-то милый юноша? Впрочем, едва ли стоит спорить. А вот соврать, возможно, придется.

— Терин Эрраде-младший, — заявляю я, вглядываясь в бледно-голубые глаза женщины, — а Вы — мать Таурана?

— Нехорошо обманывать, — говорит старушка и укоризненно машет пальцем, — ты — виновник всех бед, Ларрен Кори Литеи, а я да, я мать Таурана. И сейчас я тебя убью. Но убью я тебя, любя.

Горестно вздыхаю. Начинается. И эта туда же! А я все еще слаб. Линия здесь, конечно, мощная, но она сопротивляется. Видимо, моя магия для нее чужда.

— Милая женщина, — бормочу, — а я-то Вас как люблю! Вы просто не представляете! Я просто жить без Вас не могу!

Старушка замирает, глядит на меня озадаченно.

— Правда? — интересуется она.

— Конечно! Вы мне долго снились, и после каждого сна я не мог прийти в себя!

О, линия начинает отдаваться. Почти любя.

— Ты не лжешь, мальчик?

— Я? Разве я могу лгать такой, как Вы?! Нет, свет любви таится в моем сердце. Я полон нежности и ласки.

Глазки Таураны загораются. Пугающее зрелище. Я же почти готов к бою.

— Врешь ты все, — вдруг грустно заявляет Таурана и бьет по мне "огненным языком". Да это же вообще запрещенное заклятье! Совет его еще лет двести как признал незаконным. Вскакиваю на ноги, отбиваюсь ветром. "Водяной напор" был бы, конечно, куда более действенным, но мне на него пока сил не хватает. "Огненный язык" порывом относит в сторону, бедная старушка не успевает отразить собственное заклинание. В результате мне же приходится ее и тушить. Причем вручную. А эта странная женщина, жестовик, кстати, еще и пытается в меня чем-нибудь смертоубийственным в это время запустить. И все же в процессе спасения злобных пифий от них же самих мне удается не только сбить пламя, но и зафиксировать верхние конечности волшебницы собственной курткой, которой я ее и тушил.

Держу эту милую леди в своих объятьях, поскольку на крепость куртки не очень рассчитываю, а сам, конечно же, вижу на пифии всю ту же сеть. Со вздохом, поскольку очень жаль тратить не восполненный еще резерв, уничтожаю заклинание. Старушка в руках у меня обмякает, и я ее аккуратно распутываю.

— С Вами все в порядке? — спрашиваю, и тут же убеждаюсь, что да, в порядке, поскольку получаю от, как мне казалось, спасенной пифии, по физиономии.

— Негодный мальчишка! — шипит она.

— За что?!

— Как ты смел до меня дотронуться без разрешения!

— Лучше бы Вы тоже в обморок упали, — сообщаю я, усаживаясь на пол.

— Хам!

Таурана стоит надо мной, уперев руки в бока, и гневно сверлит мою усталую физиономию своими маленькими глазками.

— Что здесь случилось? — интересуюсь, чтобы прекратить это назойливое изучение моего лица.

— А я почем знаю?!

Меня страшно клонит в сон, но следует закончить разговор. Это осознаю совершенно отчетливо.

— Вас заколдовали. Это Вы хоть понимаете?

— Понимаю. И что?!

— А то, что я с Вас заклинание снял.

— А тебя просили?!

Я аж перестаю хотеть спать. Оказывается, я глубоко заблуждался в том, что совершаю благодеяние, освобождая пифию от наложенного на нее заклятья. Ну, надо же!

— Послушайте, уважаемая. Насколько я понимаю, Вы — глава общины. Следуя общепринятой практике, осмелюсь предположить, что Вам доверили этот пост за некие выдающиеся способности. Конечно, возможно, Вы — хороший управленец. Но вероятнее всего, Вы еще и сильнейший маг на этом острове. Я прав?!

— Что?! А, ну да, допустим. И что?

— Так чего ради Вы не только допустили, что Ваши подопечные заразились чужеродной магией разума, но еще и сами оказались носителем заклятья?

— Я? Носителем?

Начинаю раздражаться и рычать:

— Это явно заклинание массового действия. Я лично так делать не умею.

— Да ладно, — вдруг вздыхает старушка, плечи ее опускаются, — поняла я. Только ты же не представляешь, Ларрен, что я при этом испытывала. Это ведь такое упоение, такой восторг.

Она, кряхтя, усаживается рядом.

— Не знаю я, как заразилась. Помню, что сестра Манефа ко мне пришла, сказала, что урожай… а потом не помню уже ничего. Вообще, что делала после этого, не помню. Знала только, что люблю кого-то, и что тебя должна убить. Но любя.

— Сестра Манефа выглядела, как обычно?

— Да, но… Вот ты знаешь, сейчас припоминаю, какое-то свечение у нее было, зеленое и красное. Но глубоко я не успела посмотреть.

— Что она сказала?

— Урожай.

Заклинание явно распространяется как заразное заболевание — от человека к человеку. Но как? И почему я не заражен? Может быть, урожай — слово, запускающее заклинание? Пытаюсь припомнить, разговаривал ли со мной кто-то об урожае. Нет. Только о любви и убийствах. И что мне сейчас делать?

При самом плохом, но, увы, наиболее реалистичном, раскладе, все обитатели острова уже заражены. И, боюсь, как бы заклинание не пошло дальше через гостей. Стало быть, Крион следует закрыть. Но вот как это сделать так, чтобы самому не подцепить заразу? И чтобы освобожденные мною пифии не были заражены вновь. Задачка не из легких.

Верлиозия

Деревня, окруженная каменными стенами, оказалась довольно большой. Ее можно было бы назвать маленьким городом. Я шагнула в распахнутые ворота.

— Стой, бродяжка! Куда прешь?

Это мне? Я — бродяжка? Назвать меня — Верлиозию урр Грха — бродяжкой? Наглость людей этого мира меня поражает. И умиляет. Иногда.

— Подойдите ко мне, мои хорошие.