Gedzerath - Стальные крылья Страница 12

– «Я решил потянуть фургон, но вдру-у-у…» – закончить я не успел. Изо рта Деда грозно свисал длинный полотняный ремень, и желание продолжать разговор у меня резко пропало. Развернувшись, я попытался дать деру, но копыто старика ловко пришпилило мой хвост к земле, и вскоре мои филейные части ощутили на себе всю тяжесть совершенного проступка.

Наконец, вспомнив про крылья, я резким взмахом поднял себя в воздух и выдернул хвост из крепкой хватки старика. Потирая немилосердно горящую задницу, я полетел в сторону пролетавших неподалеку тучек. Аккуратно спланировав, я прилег, засунув попу в мокрую прохладу осеннего облака, и отказывался слезать оттуда до следующего утра, обиженно обфыркивая ходившего внизу Деда. Наконец, мне надоели сырость и холод осеннего неба, и я спланировал к вновь подошедшему к облаку старику. Минуту мы стояли неподвижно, глядя друг на друга, пока Дед рывком не притянул меня к себе и не обнял, поглаживая по гриве. Внезапно для себя, я обхватил его шею и разревелся. Это было настолько неожиданно, что я чувствовал только безмерное удивление, пока мое тело всхлипывало у него на плече. «Интересно девки пляшут» – пронеслась тихая мысль – «Что ж в ее жизни такого происходило, что могло бы вызвать подобную реакцию?». Шмыгая носом, я прижался к морщинистой шее старика, продолжавшего ласково гладить меня по голове, и закрыл наполненные слезами глаза.

– «Поплачь, поплачь» – приговаривал Дед, крепко прижимая меня к себе – «Ты не сердись на старика. Всего-то ничего тебя знаю – а уж ты мне как дочка стала. Не сердись…».

– «Да я не…» *всхлип* «Я не…» *шмыг* «Не сержу-у-у-усь» – пробубнил я в его шерсть – «Прости меня, деда…».

– «Ну, будет тебе, будет. Я уж весь мокрый» – и правда – на нас уже давно капали крупные, холодные капли собирающегося дождя.

В фургончике уже ничто не напоминало о произошедшем разгроме, мебель и посуда были вновь расставлены по своим местам. Увидев меня, хлопотавшая вокруг стола Бабуля привычно всплеснула копытами и порывисто обняла меня. Получив прощение стариков, я немного повеселел, и мы вновь, в который раз, уселись вокруг стола. Принесенные мной из леса ягоды пошли на варенье, которое заботливая Бабуля понемногу добавляла в чай, каждый раз с улыбкой посматривая на меня. Может, ее воспоминания были связаны с этими ягодами? Или ее веселил тот малиновый запах, навсегда въевшийся в мою шерсть и дававший о себе знать при каждом волнении и физических нагрузках? Я этого не знал и просто тихо пил чай, наслаждаясь шипением старенькой керосиновой лампы над столом, стуком дождя по крыше и негромкой беседой со стариками.

– «У нас есть две дочки» – между тем рассказывала Бабуля – «И обоих мы вывели в пони! Грасс – наша старшенькая. Хорошая девочка, умная и послушная. Она устроилась работать в Кантерлотский Замок горничной. Жаль конечно, что она не пошла по моим следам, в медицину, но раз уж ей доверено прислуживать нашим богиням – то я и слова худого не скажу». Отпив из чашки, Бабуля с улыбкой покосилась на Деда – «А вот младшенькая, Кег – вся в Деда. Строптивая, непоседливая, да еще и пегас – просто огонь! Они с Дедом так и не ужились, вечно цапаясь по пустякам, пока в один прекрасный день Кег не собрала вещички и не упорхнула в Клаудсдейл. Она ведь у нас пегас! Хоть пишет иногда…» – она вздохнула.

– «Но они хотя бы вас навещают?» – тихо спросил я. Ответом мне стало неловкое молчание – «Вот поэтому вы тронулись в путь?».

– «Они пишут все реже и реже. А навещать перестали давным-давно» – по щеке Бабули скатилась маленькая слеза, блеснувшая жемчужиной в свете старенькой керосинки. Порывисто поднявшись, я обошел стол и крепко прижал к себе обоих стариков, для верности обхватив их своими крыльями.

– «Я никогда не брошу вас! Слышите? Вы подобрали на дороге незнакомую пони, и даже узнав о том, что с ней что-то не так, вы остались по-прежнему добры! Даже если нас разведет судьба – я всегда буду помнить вас! Я буду вам третьей, самой лучшей дочерью!» – выпалил я на одном дыхании. Какое-то очень теплое чувство, которому я не мог дать названия, возникло в моей груди, когда я сидел вот так и обнимал этих стариков. Прижавшись друг к другу, мы долго слушали стук капель по крыше фургона. Наконец, Бабуля разомкнула объятья и поцеловала меня в щеку.

– «Спасибо тебе, доченька. Видать, там, в Сталлионграде, тебе солоно пришлось, раз ты не веришь больше в доброту пони вокруг тебя. Мы же видели, как ты пряталась каждый раз, когда мы встречали повозки и дилижансы, а от пегасов чуть ли не забивалась под фургон!» – она грустно улыбнулась и покачала головой – «Поверь, пони Эквестрии хорошие. Не все они добрые, не все – честные, но тут никто не захочет причинить тебе зла».

– «Я тоже никому не хочу причинять зла. Но что-то недоброе происходит со мной, и я хочу выяснить – что именно» – я сел, сжав голову копытами – «Почему меня чуть не утопили в реке? Почему у меня в сумках столько непонятных вещей? Почему приглашение на учебу написано в стиле «Да если бы не приказ – мы бы рядом с тобой даже srat’ не сели!»? Как это все связано?».

– «Знаешь что, дочка? Не мучай себя понапрасну. Я думаю, все разрешиться со временем. А ежели нет – я все еще сотенный гвардии Кантерлота!» – залихватски выпятил грудь Дед – «Хоть и бывший! Черкну кому надо во дворце – тебя и примут. А с твоей кьютимаркой – и подавно! Думаешь, есть еще пегасы, способные поднимать такие тяжести? Там есть умные головы. Они помогут!».

– «Ну, вот на этом остановимся!» – подытожила Бабуля, приворачивая лампу так, что в ней еле теплился крохотный язычок пламени.

– «А теперь, мои хорошие, живо спать!».

Однажды вечером, вновь везя фургон, я заметил, что холмы и перелески уступили место по-осеннему голым полям, усеянным снопами сжатых злаков. Я не мог определить, что за культуры выращивали пони – да не очень-то и стремился сделать это. Судя по выпечке Бабули Беррислоп, они выращивали рожь и пшеницу, но я вряд ли бы отличил одно от другого в первозданном виде. «Не очень-то и хотелось!» – фыркнул я – «Если только я не собираюсь стать фермером вместе со стариками». Но я чувствовал, что меня ждет другая судьба, нежели обработка бескрайних полей.

– «Ефо один пеехот – и мы на мефте. Хуффингстон. Теефня, хде ходилафь Лиф. Офятем там на фтахофти» – прошамкал вернувшийся от реки Дед. Он догонял фургон, неся во рту котелок, наполненный водой, поэтому мне пришлось напрячь воображение, чтобы понять, о чем он говорит. Улыбнувшись, я покосился на заходящее солнце и мягким движением попытался забрать у него котелок, взявшись зубами за свободную часть ручки.