Виктория Дьякова - Доктор Смерть Страница 13

Маренн договорилась с де Кринисом, чтобы он заменил ее в клинике на время отсутствия. Всегда, когда дело касалось се детей, Маренн принимала решение не раздумывая. Не раздумывая, жертвовала собой.

Париж… Город ее детства слишком хорошо знал ее и, конечно, помнил. Она сопровождала Скорцени в гражданской одежде, под чужим именем. Но лицо… Лицо Марианны Первой мировой с портрета Серта — его не заменишь, его не так-то просто скрыть. Как ни странно, ее популярность во Франции до сих пор оставалась велика. Гельмут Кнохен с удивлением рассказывал, что из допросов маки, захваченных гестапо, до него доходили невероятные легенды о том, что Мари Бонапарт, воспитанница маршала Фоша, сражается в отрядах Сопротивления, что ее видели под Лионом, а кто-то даже разговаривал с ней в Нормандии. Другие утверждали, что она находится в Англии с де Голлем, и они читали подписанное ей воззвание к французскому народу. Даже покинув родину навсегда, Марианна Первой мировой была любима французами, она вдохновляла их на сопротивление. Она понимала, насколько сильным оказалось бы потрясение, если бы ее узнали в Париже, причислив к пособникам немцев.

Скорцени строго-настрого запретил Маренн выходить из машины на улицах, появляться без сопровождения в общественных местах, и приказал постоянно носить темные очки, снимая их только в присутствии немцев и сочувствующих режиму французов. Он был уверен, что к их числу не принадлежал никто, с кем раньше близко общалась жена. Однако Маренн знала, что это не так. Ведь главным сочувствующим режиму французом был не кто иной, как Петэн, близкий друг маршала Фоша.

Престарелый маршал Петэн, герой обороны Вердена, военный министр Франции, сдал Париж немцам в сороковом году и считался главой коллаборационистского правительства Виши. Он принимал Скорцени и сопровождавших его высших руководителей полиции и СС на территории Франции в отеле «Парк». Как ни готовила себя Маренн к этой встрече, но увидев Петэна, знакомого ей с детских лет, остолбенела. В одно мгновение нахлынула лавина воспоминаний. Ей показалось, что она вновь увидела их молодыми, Петэна и Фоша, когда они сидели, покуривая сигары у камина в Версальском доме задолго до Первой мировой войны. Она увидела себя, смешную, маленькую, в длинном розовом платье с оборками, которое путалось в ногах и страшно раздражало ее. Как она подбежала и чуть не упала, споткнувшись. И сильными, молодыми руками Петэн подхватил ее и усадил к себе на колени…

Он был лучшим другом ее отца. Тогда, в восемнадцатом году, тоже просил, умолял ее не уезжать. И оказался последним, кто видел ее перед отъездом. Это он прислал ей в Америку телеграмму, в которой сообщал о смерти Первого маршала. И так и не узнал, получила ли она его сообщение и как сложилась ее жизнь дальше. Сколько лет прошло…

Маренн с трудом совладала с чувствами. Когда, здороваясь, она протянула Петэну руку.

— Моя супруга, фрау Вольф, — представил ее Скорцени.

Петэн наклонился и галантно поцеловал ее руку. Затем сказал, внимательно глядя в глаза.

— Вы очень красивы, мадам. Вы так похожи на одну женщину, которую я знал в молодости, дочь моего друга. Признаться, я очень разволновался, увидев вас.

Маренн вздрогнула.

— Благодарю вас, месье, — поборов волнение, произнесла она. И снова усилием воли заставила себя улыбнуться.

— Моя супруга поможет нам во время беседы, — пояснил Скорцени, со скрытой тревогой наблюдая за ними.

— Да, конечно. Прошу вас, доктор Вольф. Прошу, мадам. Прошу, господа, — Петэн жестом пригласил их к столу.

Во время переговоров Маренн неоднократно ловила на себе удивленные взгляды маршала. В них сквозило недоверие, сомнение, даже смятение. Конечно, он узнавал ее голос, ее манеры…

Мелькнула мысль, что он догадывается, кто она. Наверное, так оно и было.

За обедом Петэн снова сказал ей:

— Я потрясен, мадам Вольф, как вы похожи на дочь моего друга. Вы говорите по-французски без всякого акцента, как на родном языке. Даже интонация, и та знакома мне.

— А что стало с этой женщиной? Она в Париже? — спросила Маренн, стараясь говорить тоном равнодушного любопытства.

— Я ничего не знаю о ее судьбе, — с грустью произнес он. — Она покинула Францию в 1918 году, рассталась с отцом. С тех пор я ничего не слышал о пей. Знаю лишь, что она появлялась в Париже в начале тридцатых, но нам не удалось тогда встретиться. А жаль. Я хотел сказать, что отец простил ее и признал ее сына. Умирая, оставил ей все права наследства, несмотря на то, что она отказалась от всего, что ей завещали родители. Ведь он был неродным отцом, опекуном. Он просил простить его и вернуться домой. Я находился у его постели до последнего мгновения. Когда он умер, я дал ей телеграмму, потом написал. Но она не приехала на его похороны.

Маренн не отрывала взгляд от тарелки, боясь, что Петэн слишком много прочтет в ее взгляде.

— Как он умер? — тихо, почти шепотом спросила она. — Он болел?

— Можно сказать, что болел, — ответил Петэн, и в его голосе она снова уловила нотки удивления. — Он болел тоской. И умер от тоски. Он не мог пережить ее отъезда.

Маренн подняла голову. Собрав всю волю, она старалась казаться спокойной. Бурю чувств, выдавала лишь мраморная бледность лица. Она посмотрела на Петэна. Старый, седой, совсем старик. Таким был бы Фош, доживи он до этих лет. Действительно, давно она не была в Париже. С той печальной ночи в начале тридцатых годов, когда разорвала помолвку с де Траем. Что было, если бы Фош дожил до этих дней? Допустил бы он падение Парижа, который защищал столь рьяно в восемнадцатом, ради которого он не пощадил Генри, не пощадил ее, не пощадил себя. Стоило ли приносить все эти жертвы, чтобы через двадцать с лишним лет немцы без боя взяли город. И кто сдал его? Петэн! Герой Первой мировой войны, друг, соратник Фоша! Как теперь он подойдет к его могиле? А она?

— Как же вы могли? — неожиданно для себя произнесла она с гневом и болью в голосе. — Как вы могли, вы, маршал Франции…

Брови Петэна удивленно поползли вверх. Глаза расширились. Он побледнел. Присутствующие за столом обернулись. Разговор стих. Скорцени предупреждающе сжал ее локоть. Маренн опомнилась.

— Извините, — смущенно произнесла она, покраснев. — Я несколько устала. У меня болит голова. Извините.

Вконец расстроенная, она повернулась к Скорцени.

— Можно я уйду, — попросила она. — Я плохо чувствую себя…

И не дожидаясь согласия, встала и, еще раз извинившись, вышла из зала. Петэн проводил ее долгим, пристальным взглядом. Потом внимательно посмотрел на Скорцени, но ничего не сказал. Скорцени, наклонившись к Кнохену, попросил его выделить сопровождение фрау Вольф, если она пожелает выйти на улицу, и дать ей машину.