Денис Юрин - Наследие орков Страница 14

- Едор, Афанасий, да вы что, совсем очумели?! - орал великан на двоих из семерых бойцов, уже долгое время безуспешно пытающихся побороть троицу солдат в центре поляны. - На кой ляд вы посередке атакуете?! Там же Гаврий, он и себя прикрывает, да и Мефодию с Емелом подмогает. Растащите их, порознь, поодиночке разбейте!

Гаврий вместе с двумя товарищами отчаянно отбивались от натиска семерых, точнее, уже пятерых, поскольку двое из нападавших получили "условные" ранения и вышли из кровавой игры. Солдаты бились понарошку, но, как взаправду, яростно и боевым оружием. Один из выбывших из кровавого игрища сидел неподалеку на пеньке, судорожно сжимая обеими руками голову. Его лицо было красным, а из ушей и носа хлестала кровь. Один из разгоряченных противников не рассчитал силу удара и крепко заехал парню обухом топора по голове. Второму "умерщвленному" досталось не меньше: скользящий удар меча распорол щеку, и теперь над залитой кровью бородой красовался уродливый рваный рубец. Винить было некого, сам виноват - подставился!

- Вот так, Афанасий, так его, жми, отбивай от своих! Едор, чего хлебало раззявил, подсоби другу, сзади, сзади заходи! - давал указания Тулуп, подбадривая парочку бойцов, сумевших отделить от прижавшейся спиной к спине троицы одного, наиболее слабого противника.

Теперь основные группы бились трое на двое, а Афанасий с Едором бойко работали топорами, стараясь отогнать врага подальше от своих и заставляя совершить ошибку. В конце концов, одному из них удалось зайти противнику со спины. Теперь оттесненному от группы ополченцу приходилось то и дело разворачиваться полным корпусом то к одному, то к другому врагу и быстро отражать атаки с обеих сторон. Долго так продолжаться не могло, и незадачливый боец наконец-то получил решивший исход схватки удар в спину.

Левая рука Данилы в толстой, обшитой железом перчатке поднялась вверх, что означало завершение боя. Воины опустили оружие и устало разбрелись по поляне, сбрасывая с себя на ходу тяжелое обмундирование и жадно припадая пересохшими губами к флягам с холодной водой.

- Гаврий, подь сюда! - прогремел звучный глас Данилы.

- Чего тебе?! - вопросил здоровенный детина, осмотрительно не доходя до командира пару шагов и опасливо озираясь по сторонам.

- Гаврий, ты теперича за кого у меня?! - нарочито громко, чтобы услышали остальные, поинтересовался Данила.

- Ну, стало быть, за этого, за десятника, - недоуменно пожал широкими плечами воин. - А что случилось, Тулуп?!

- А случилось то, родный, что ты теперь в бою не только за свою дурную башку отвечаешь, но и за других, так что не обессудь!

Бросок был неожиданным, быстрым и резким, кручение в воздухе булавы даже не было заметно глазу. Гаврий повалился на землю, как только окованная сталью дубина тяжело ударила о шишак шлема. Дружинники бросились к телу упавшего без сознания товарища, но Тулуп остановил их одним властным движением руки.

- Чего кинулись, как квочки, дел, что ли, нет?! А ну, пошли отсель, заботливые да болезные! Едор, вылей-ка на десятника ушат воды, мигом отойдет!

Площадка военных игрищ опустела: дружинники разошлись по поляне, и только бесчувственное тело Гаврия, забавно раскинувшего в стороны руки и ноги, напоминало о прошедшем недавно бое. Лагерь погрузился в легкую негу расслабления и отдыха: одни подсели к костру и с предвкушением вдыхали запахи готовящейся пищи, другие наслаждались минутами покоя и легкой дремоты, а третьи коротали время перед обедом за чисткой оружия и доспехов. Только Манфреду приходилось мучиться, терпя боль в суставах, и вздрагивать каждый раз, когда поблизости внезапно раздавалась болтовня шатающихся без дела по стоянке солдат.

Неприятное онемение членов сменилось ломотой костей и острыми, то и дело простреливающими тело резями. Барон чувствовал - нужно уходить, пока приступы боли не сменились судорогами и он окончательно не потерял способность двигаться. Но как?! Пробраться сюда было легко, а вот выбраться обратно в лес - гораздо сложнее. Путь к спасению, путь до ближайших зарослей был прегражден добрым десятком мирно посапывающих на голой земле солдат. Пройти незамеченным не удастся, хотя бы один из отдыхающих да заметит чужеродную лагерю тень в темно-зеленом кафтане, поднимет тревогу, и карьере, а вместе с ней и жизни блистательного барона фон Херцштайна придет бесславный конец.

Всерьез поразмыслив над сложившимся положением, Манфред был все же готов предпринять отчаянный шаг и рискнуть прошмыгнуть между спящих солдат, прекрасно понимая безрассудность затеи и ничтожность шансов на успех. Молча, скрипя зубами от боли, он начал постепенно изменять положение тела, разминать затекшие конечности, готовясь к решительному и, быть может, последнему в своей жизни броску, как вдруг со стороны побережья раздался пронзительный свист.

Поляна ожила и моментально превратилась из сонного царства трутней в гудящий улей готовящихся к отражению вражеской атаки диких лесных пчел. Солдаты, еще секунду назад мирно сидевшие у костра или вольготно развалившиеся на мягкой траве, тут же повскакали со своих насиженных мест, засуетились, натягивая кольчуги и хватая оружие. Через миг дружина уже находилась в полной боевой готовности и во внезапно наступившем затишье с тревогой ожидала появления на поляне врага.

Барон тоже приготовился к бою. Кисть правой руки привычно легла на рукоять меча и слегка сжала дубленую кожу, прошитую сверху тесьмой. Вне зависимости от хозяина, полностью поглощенного напряженным ожиданием развязки, ладонь перемещалась по оружию, приспосабливаясь к шероховатой поверхности рукояти и изгибам массивной гарды.

К счастью, атмосфера таинственности и зловещей напряженности царила недолго, хотя для каждого на поляне секунды ожидания растянулись на целую вечность. Из леса послышался шум приближающихся шагов и отдаленное конское ржание, затем зашевелились кусты, и из них выскочил запыхавшийся от быстрого бега ополченец.

Два десятка рук одновременно ослабили тетиву и с облегчением опустили луки. По строю пробежал радостный шепот, сопровождаемый едва заметным оживлением неподвижно застывших ранее фигур. Дозорный лишь на секунду замешкался, ища лицо командира в строю одинаковых, грозно застывших в воинственных позах солдат, и как только обнаружил Тулупа, сразу бросился к нему с докладом.

- Данила, он… он приехал… едет сюда! - скороговоркой выпалил солдат, жадно ловя губами воздух в кратких перерывах между словами.

- Как так, уже?! - удивленно хмыкнул командир и недоверчиво прищурился на солдата. - Ты ничего не перепутал, Соловчик, верно он?

- Верно, верно, - торопливо закивал дозорный, - он слово секретное сказал… ну то, что ты мне на ухо вчера прошептал.

- А почему он не один? - продолжал пытать часового недоверчивый начальник. - Почему две лошади ржали?

- Ну… - замялся Соловчик, - тут, понимаешь, история одна вышла, да он сам тебе все объяснит. Вот-вот сейчас будет.

"Какой молодец! - не удержался от восхищения барон, отдавая должное проницательности и опыту противника. - С такого расстояния, да еще в лесу, умудриться отличить ржание одной лошади от другой… молодец, я вон в кавалерии всю жизнь, а не смог…"

Действительно, вскоре кусты снова пришли в движение, и на поляну выехали два всадника. Увиденное заставило Манфреда широко открыть рот от изумления и чуть было не разрыдаться от отчаяния.

Первым из леса появился красавец вороной, неся на своей сильной, упругой спине закованную в полную боевую броню рослую фигуру рыцаря. Белые одежды и длинный, испачканный в дорожной грязи плащ с черно-красными, вышитыми по бокам гербами не оставляли никакого сомнения - рыцарь был членом Ордена Святого Заступника.

"Значит, все еще хуже, заговор зреет внутри самого Братства, - пронеслось в голове барона. - Просто поразительно, как далеко зашли интриги верхушки Ордена, если кто-то решился на сговор с самым злейшим и опасным врагом, осмелился вступить в союз с вольноградцами!"

Негодование сменилось досадой на грани отчаяния. Рыцарь был не один, он вел под уздцы второго скакуна, быть может, менее красивого и грациозного, но такого же выносливого и проворного. Сердце барона сжалось, он знал этого коня, он сам выбрал и купил его у заезжих торговцев. Это был его любимец, его Зигер, а крепко связанный седок - не кто иной, как преданный слуга Франц.

Рыцарь проехал еще пару шагов и молча остановил коня в центре стоянки, наверное ожидая, что лесовики первыми начнут разговор. Лицо незнакомца было скрыто под глухим забралом конусовидного шлема, но Манфред чувствовал, как его цепкие, пронизывающие насквозь холодные глаза скрупулезно, метр за метром изучают местность и ощупывают строй солдат, ища в однородной массе бородатых и потому похожих друг на друга людей более живое и осмысленное лицо командира.

Барон почувствовал дрожь, волной пробежавшую по телу. Что-то было в этом члене Братства не так, что-то отталкивающе непривычное и пугающее. Когда взгляд рыцаря бегло проскользнул по палаткам и кусту, среди ветвей которого прятался Манфред, то в голове барона пронеслась ужасающая своей прямотой мысль: "Он знает, что я здесь, он видит меня, чувствует мое присутствие!"