Вера Огнева - Дети вечного марта кн 2 Страница 14

Сначала все спали, потом нянчились с проснувшейся курицей, потом уставились на Шака. Апостол отмахивался, ругался, дотянулся даже один раз до развеселившейся Фасольки. Но Саня видел, как конь украдкой сбегал за телеги с полной миской воды и, используя ее вместо зеркала, посмотрелся.

Дело в том, что, получив часть, предназначенной исключительно Цыпе, живой воды, сын вольного клана Шак по прозвищу Апостол резко помолодел. Он как прежде хмурился, иногда щерил в незаправдашней улыбке зубы, но выходило это у него не страшно, как раньше, а комично. Тем более, что лицо коня нет-нет да приобретало счастливое мальчишеское выражение.

Кот сушил над огнем одежду и уже прожег в нескольких местах дорогую бархатную куртку. Сказывалось отсутствие привычки к изысканным вещам. Но выбрасывать ее он не собирался. Во-первых, все старые тряпки остались у Пелинора. Во вторых... рубашка, которая высохла сама по себе, имела длинные кружевные манжеты. Напяль поверх дерюгу, на кого будешь похож? Правильно... просушит куртку, потаскает ее пока та сама не развалится и выкинет все разом.

Эд очухался только к темноте, но нет-нет, да болезненно морщился, зло кося на Зеленого Хозяина. Сволочь! Демонстрацию он решил перед Солькой устроить. Но смотрел на ожившую, расцветшую необыкновенной красотой, Цыпу, на обновленного Шака, и менял злость на милость. Тем более - гневаться на золотоволосого, все равно, что на Фасольку. Хозяин леса происходил из рода дриад. А это вам ни хухры-мухры. Это - явление редчайшее, никем почти из живущих не виданное.

Ни для кого не было секретом, что дриады почти бессмертны. То есть естественной смертью они не умирали. Жили себе и жили. При том - одни женщины. Но ведь откуда-то они должны были появляться. Для изучения сего феномена в университете имелась целая лаборатория, занимающаяся по причине скудости фактического материала, исключительно теорией. Ученые мужи, возглавляемые важным, но несколько... глуповатым зайцем Ткачиком, намудрили, что дриады размножаются партеногенезом. Ткачик всю свою ученую карьеру доказывал это, главным образом с помощью всяческих софизмов. Вел факультативный курс, на который мало кто из студентов заглядывал, а до истины докапываться - на фига она, если и так все в жизни прекрасно сложилось?

Тутанх в споре с Мараведишем, только раз коснулся мутной темы, но Дайрен запомнил, оброненную скарабеем фразу, дескать, если дриаду мужского пола никто не встречал, это еще не значит, что ее или, вернее сказать: его, не существует. Тутанх относил дриад к коренным жителям континента, Мараведишь сомневался. Но поскольку фактического материала, опять же, было катастрофически мало, ученые мужи опасались строить свои выводы на домыслах и фантазиях недалекого зайца.

Солька сидела непривычно тихо. Зеленый господин на нее посматривал, но не приставал. Цыпа нянчила завернутый в тряпочку болтун. Под черной кофточкой выступали исхудалые, острые плечи. Курица время от времени принималась что-то напевать, но спохватывалась и замолкала.

Ее было жаль. И одновременно, радостно, что жива, что, как прежде, сидит с ними у огня и смотрит внутрь себя огромными черными глазами.

О Пелинорах уже наговорились вдоволь, но тема всплывала, как пузырь над водой. От нее отмахивались, разговор заходил о другом, но выскакивал вопрос, и все возвращалось на прежний круг. Зеленый господин не встревал и даже вопросов никаких не спрашивал. Оно и понятно. У него своя страна, маленькая и непонятная. Ему до трудностей каких-то приблудных аллари дела нет.

Так все сходилось, что Пелинор порушил данное слово и старую дружбу с Дайреном исключительно из-за Саньки. Все, можно сказать, поставил на кота. Тот уже и спорить устал.

- Оставим Эрику, ладно? Согласен, для счастья любимой племянницы князь бы на многое пошел, но он же преступил все законы! - возмутился кот на очередную подначку собаки.

- Кроме медвежушкиной семейной жизни у Влада и другие резоны были, - безапелляционно положил Эд.

- Да, брось, ты! Какие резоны-то? Вы с Апостолом можете хотя бы на младших родственников положиться. Случись нужда, тебе волки послужат, Шаку - лошади. И те и другие хоть какая-то сила. А я что? Разве, пошепчу кошке, чтобы она на подушку врагу нагадила. Да и, честно скажу, не очень у меня с родаками.

-- Что, не очень?

- Они меня не то чтобы слушаются, а просто боятся. Я к кошке - погладить, а она вся трясется, обмочится даже. Мамка из-за этого всех кошек из дома переселила. Жили в сарае, в горницу, хоть на веревке тащи, не заходили.

- Санька, - Шак осторожно вертел в руках кружку с вином, глядел в огонь, а не на кота, но все равно было понятно, что собирается сказать, что-то очень важное, - река в Камишере откуда и куда течет?

- Из Дебрей на юг. По обоим берегам люди живут. А как вытекает за пределы Камишера, виляет на крайний запад и идет по краю Сухого моря. Там уже никого живого. По этому берегу и то опасаются селиться.

- Да, в общем... я знаю. Я о другом хотел спросить. Корзина, в которой тебя нашли, по течению плыла или против течения?

-- По течению, конечно.

-- Люди тебя не боялись?

- Нет. Чего им бояться? Я ж на их глазах вырос. Человек как человек... кот, конечно... да какая разница!

-- Погоди, не злись. Я только в том смысле, что ты, получается, из Дебрей появился.

-- Ну и что?

Тщательно подобранные слова, в которые Шак пытался облечь неудобный вопрос, сами собой пропали. Он-то сидел, голову ломал, как помягче коту преподнести истину, а тому, и дела до нее нет.

- Я только то хотел сказать, что ты кот необычный. Не такой как все. Думаю, из-за этого Пелинор в тебя вцепился.

- Если меня из Дебрей принесло, так я урод, что ли? - вспылил Саня. Он никак не ожидал от Шака такой обидной подковырки. - Думаешь, как ночь я кровь пить побегу?

- Санечка, - встрепенулась Фасолька, - никто про тебя ничего такого не думает. Что вы в самом деле к нему пристали?

- Извини, брат, - Шак впервые так назвал Саню. - Солька права. А ты не сердись. Мы-то точно знаем, что ты кот.

Цыпа опять тоненько запела. Золотоволосый господин глянул на нее не вполне протрезвевшим взглядом и вдруг протянул руку:

-- Дай, посмотреть.

Цыпа сильнее прижала к груди новорожденного.

-- Не бойся. Я ему ничего не сделаю.

Как ни крути, не явись пьяный лешак вовремя, лежать бы Цыпе мертвой. Они это понимали. И она тоже. Но так просто отдать хоть и мертвое, но все равно, дитя равнодушному, - ни тени эмоций на лице, - чужаку опасалась. Только, когда Зеленый нетерпеливо тряхнул головой, Цыпа трясущимися руками протянула ему сверток.

Зеленый развернул тряпочку, покачал в руке коричневое, покрытое плотной сухой кожей яйцо:

-- Болтун, как болтун. Хочешь, чтобы он жил?

-- А?! Что?! Как...

-- Летать как ты, конечно не будет. А вот дерево я из него выращу.

Это было против всяких законов, любой природы. Это было против законов даже магического свойства, с которыми, правда, разве Эду приходилось сталкиваться. Но Зеленый говорил так уверенно и безразлично, что ему безоговорочно и мгновенно поверили. Но, главное, поверила Цыпа:

-- Какое дерево? - губы у курицы прыгали.

-- А какое хочешь.

- Здесь? - Цыпа обвела раскрытой ладошкой круг поляны, костер, арлекинов и даже недостроенный термитник.

- На кой ляд оно мне здесь? - скривился Зеленый. - Посажу где-нибудь рядом с людьми. Они к нему будут ходить за советами. Ты же предсказываешь. Вот и твое дерево станет предсказывать. Видела когда-нибудь деревья, на которые навязаны ленточки? Не знаю, как их люди чуют, но чуют как-то. И ходят и ходят...

- Так много мертвых яиц? - осторожно спросил Эд, не для того чтобы обозначить собственный скепсис, - скепсиса как раз и не наблюдалось, - просто уточнить. Случай с Цыпой, как ни крути, уникален. А священные деревья растут по всему континенту. Не много, кто спорит, однако - есть.

- Яйцо не обязательно... можно кусок шкуры, кость. Одна... над мертвым ребенком ревела. Я ее пожалел, забрал трупик и такое дерево из него вырастил, ни одна сволочь под него зайти не может. Если какой подлец сунется - оно ветками захлещет.

-- Я слышала... - глаза у Фасольки стали огромные и прозрачные как вода.

- Что ты слышала, дриадка? - Зеленый ей так улыбнулся, что у Сани заскребло внутри: уведет у них девчонку пьяный лешак. Но Солька будто не заметила:

-- Голос. Мы рядом проезжали. Шак, помнишь, как я на холм бежала, а ты меня догнал и вернул.

- На том холме, девочка, люди своих покойников как раз хоронили. Сама знаешь, к ним в такой момент соваться никчему. Эд раненый лежал. Как бы я один вас всех защитил?

-- Шак, я не в укор. Просто, я услышала, точно, как вчера, будто дерево говорит.

-- И мое дитя будет жить? - глаза у Цыпы расширились уже до полной невозможности.

-- Других у тебя нет, что ли? - буркнул Зеленый.

-- Нет.

- Ну, будет. Если... подружка твоя мне поможет, - кивок в сторону Фасольки и ей же жгучий косой взгляд, от которого у Сани опять кошки на душе заскребли.