Вера Огнева - Дети вечного марта кн 2 Страница 15

-- Чем это я должна тебе помочь? - подозрительно зашипела Солька.

-- Сама знаешь. Но если не хочешь, не надо. Закопаем болтун прямо тут. Пусть сгниет.

Цыпа прижала кулачки ко рту. Собака задергал верхней губой. Прянул ушами Шак. А Саня подумал, что Зеленому вся их жизнь безразлична, безынтересна, чужда и, что помогает он Цыпе не по тому, что жаль ему вещую птицу, а из-за Фасольки.

А та посмотрела не Зеленого господина через плечо, строптиво мотнула головой, дескать, раз надо, я, так и быть, снизойду; поднялась яркая и красивая до умопомрачения, и уже сверху бросила Повелителю леса как подачку:

- Идем, что расселся?!

Глава 5

- Молочницу! Молочницу Герту убили!!! - Крик ворвался в скучный гул провинциального утра, перекрывая кудахтанье, блеянье, звон, стук, шуршанье и бормотанье. На миг стало тихо и тошно. Следом поднялся гомон. А за ним, - пока дошло и накрыло, - женский вой пополам с визгом и хрипом.

- Мать Герты, с рассвета всех дергала: где дочка, - ворчал себе под нос трактирщик, вытирая соседний стол. Игорь и Сун доедали завтрак. Пора было наведаться в замок Мец, но особо они туда не рвались - успеется - ели и беседовали о постороннем, растягивая бездельное утро.

- А-то сама не знает! - громче возмутился трактирщик. - В казармах ищи. Но туда Латина не пойдет. Кнехты народ грубый. Самое малое - пошлют. Могут вообще накостылять. А еще... могут! Ой, могут! Объясняй потом, что не по доброй воле на сеновале оказалась. Курт не поверит. А и поверит, все равно изобьет. Он ее часто бьет. И Герте доставалось.

Трактирщик стряхнул крошки на пол, потянулся за веником, но плюнул, сел на лавку и уже напрямую начал просвещать дальноезжих гостей о местных нравах:

- Герта сначала жаловалась матери, что отчим бьет, потом перестала. Там эта... там другое началось. Курт... а что Курт? И не прятался даже. Кто ему Герта? Падчерица - чужая девка. А как понял, что мать догадалась, стал в открытую с девочкой спать. Когда и Латину из дому на ночь выгонял. Потом и Герта ему прискучила. Опять началось битье. Мать с дочерью как-то помирились и дальше стали жить. Ходили за коровами, молоко продавали. Жениха бы Герте хорошего, да кто ж ее возьмет? Курт за ней ничего не давал. Та и пошла в казармы. Жизнь-то все равно кончилась. А теперь и вовсе кончилась.

В распахнутое окошко было видно, как толпа устремилась в ворота. Тошный вой отдалился и пропал. Площадь опустела. Куры ходили, радуясь, что никто не гоняет. Петух невозбранно взлетел на воз пшеницы и наклевывал, свысока поглядывая на пеструшек. Прорезалось блеяние и мычание на заднем дворе.

-- Девушку... кнехты? - мотнул головой в сторону городских ворот Игорь.

Трактирщик глянул на него изподлобья, пожевал губами и, не ответив, снялся с лавки за веником. Но, повозив мусор по полу, не выдержал:

-- Зачем им-то? Тут другое...

-- Синьоры?

-- Нет.

-- А кто?

-- Чистюки. Что б им пусто стало! Нелюдей ловить понаехали.

- А разве аллари в ваших краях еще остались? Мы сколько прошли от столицы, ни одной слободы не встретили.

- Живете там? - подозрительно сощурился трактирщик. Игорь сообразил, что столичные жители у того не в чести. Новостью это не было. Чем дальше от герцогского замка, тем настроения в народе становились разнороднее. Специально выяснять отношение к себе подданных, герцог Игоря не просил. Само в глаза лезло. В каждым новом поселении герцогская власть пользовалась меньшим и меньшим уважением.

В первые дни Игорь отмахивался, стараясь не замечать, рассеянные тут и там гарнизоны, усиленную охрану городских ворот, - от кого, скажите на милость, обороняться-то? - черные пустоши на месте поселений аллари. Сун пару раз подбрасывал неудобные вопросы, замаскированные под простецкую глупость. Игорь уходил от ответа, копя внутреннее раздражение: зачем только взял с собой этого идиота? Столько лет прожить в герцогском замке, в самом центре страны и не понять самых простых вещей. Например: если есть законы - их необходимо выполнять. Иначе страна рухнет в хаос и безобразие. Но бывший раб продолжал недоумевать, от чего такие гонения на нелюдей.

- Тебе понравится, если шайки аллари станут по ночам врываться в дома и убивать людей? - как-то огрызнулся Игорь?

-- Зачем? - искренне удивился Сун.

- Ну, чтобы отнять деньги, имущество... - Игорь перебирал в памяти, чем еще могли бы поживиться аллари в человеческом жилище, но уже и сам понимал, что, мягко говоря, проврался. На фига аллари людские манатки? Больше всего в остального они дорожили тем, что перешло к ним по наследству. Чем старше вещь, тем она ценнее. Аллари считали, что в старых вещах заключена частичка души Предков. Какая-нибудь ржавая подков для рода лошади была дороже золотой миски, из коей по праздникам ели отдельные, хорошо обеспеченные люди.

-- А раньше почему они людей не зорили? - продолжал невинно расспрашивать Сун.

-- Не знаю. Меня раньше тут не было.

Оставил за собой последнее слово, оборвав спор, и тут же почувствовал себя базарной торговкой, которой не истина важна, а перекричать товарку. Я сверху - моя правда!

В качестве утешения Игорь напомнил себе о воинственном Аллоре. Вольные кланы только тем и занимались, что убивали и грабили. И не чужие ржавые подковы, между прочим, промышляли, а полновесное золото. Вот! Игорь уже хотел привести свой аргумент дворцовому птичнику, когда вспомнил: Аллор вел бесконечную гражданскую войну. О внешней экспансии вольные кланы никогда не помышляли. Она была попросту невозможна при их-то раздробленности.

Как-то хмурым похмельным утром герцог завел с Игорем разговор о гипотетической угрозе с востока. Начальник дворцовой стражи битый час переминался с ноги на ногу, выслушивая аргументы синьора, постепенно приходя к выводу, что тот не приводит их, сообразуясь с имеющимся фактическим положением дел, а выдумывает. Сидит, головой мается и сочиняет страшилку для подданных. Каково же было удивление Игоря, когда по прошествии года примерно, он столкнулся именно с этой аргументацией в тайном послании Ария войскам.

Но сам Игорь к тому времени уже "уснул".

Сколько лет он так прожил? Пятнадцать? Или тридцать? Или сто? Без его ведома ушел в небытие век аллари. Пришел - людей: нищих деревень, пьяных гарнизонов, серых хуторов, окруженных скудными полями; сквознячных замков, перешедших из заботливых рук прежних, одушевлявших их синьоров, в человеческие, не знающие своего рода; родства не помнящих...

Он почти полностью забыл свою прежнюю жизнь, от которой осталось нереализованное желание вернуться. Порой он думал, что сие желание и сохранилось-то исключительно по причине своей трудной реализации. Обещание, некогда оброненное герцогом, походило на долгоиграющую кость. Сохранило вкус, цвет и консистенцию сомнительного деликатеса, но голода не утолило и никогда не утолит.

И вдруг проснуться! При чем не сразу, рывком - постепенно.

Началось в герцогском замке, когда читал голубиную почту, продолжалось всю дорогу из столицы в Мец, чтобы осозналось в мрачной пустой харчевне.

-- Мы торговцы, - Сун вежливо улыбнулся трактирщику.

-- Столичные? - спрошено так, что, давши положительный ответ, рискуешь огрести по роже тряпкой.

- Не-е-т! - отказались в два голоса гости. Игорь вынырнул из пучины сомнений и начал строить свой предполагаемый образ:

-- Мы в столице проездом были. Прожили три дня, и - дальше.

- Бежите от кого? - подозрений у трактирщика прибавилось, он на всякий случай отодвинулся к стойке.

-- Мы птицами торгуем. Товар распродали и в столицу завернули, погулять.

-- А какими птицами? - не унимался хозяин постоялого двора.

- Разными, - исчерпывающе пояснил Игорь, подождал пока недоумение и подозрительность собеседника дойдут до высшей точки, и добавил, - Мое дело за лошадью смотреть, обед готовить. По птицам у нас господин Сун.

- Мы голубей продаем, - лучезарно улыбнулся тот харчевнику. Прибавить сощуренные в непроглядные щелки глаза и круглую, лоснящуюся физиономию - портрет афериста мелкого пошиба.

-- Что-то я у вас ни клеток, ни сетей не видел, - в свою очередь сощурился трактирщик.

-- Мой компаньон уже сказал, мы все распродали и заехали в столицу, передохнуть.

- И какой голубь нынче в цене? - как бы безразлично въелся собеседник. На что Сун, не моргнув глазом, пустился в такие сложные и подробные объяснения, что вскоре не оставил у трактирщика и тени сомнения в своей причастности к уважаемому птицеловческому бизнесу.

Трактирщик отлепился от стойки, подошел к ним и уселся на соседней лавке, точно как в начале разговора.

- Дутыш в цене? О! А мохнатый камышник? А! Говорил я Приставке. На прошлой неделе заезжали купцы из Ларха. Не поверишь, по три марки за пару камышников гнули. А Приставка, дурак-то, кричит: бери, озолотимся. Я говорю, за такие деньги пять пар серышей взять можно. Он уперся и денежки выложил. А не подскажешь мне, - трактирщик оказался на редкость осведомлен в птичьих делах, - от чего мода на камышников прошла?